оставшейся жизни.
— Здравствуй, Рой, — говорит парень, но в словах ни крупицы чувств.
Он говорит просто потому, что так положено.
— Энди… Прости, — шепчет Маккена, и звуки имени теплым прикосновением пробегают по душе. — Прости меня.
Слова в никуда. Для Энди поздно, для Роя бесполезно, для остальных безразлично. Он не отвечает, и Маккена видит, как он отворачивается и обнимает девушку. Смотрит сверху вниз, и старается смахнуть слезы, а после улыбается. Улыбается! Он улыбается, потому что внутри все же остался кусочек теплого живого чувства. Она что-то говорит, плачет, просит прощения, а он прижимает ее голову, касаясь губами темени, и слезы скатываются, теряясь в ее волосах. Энди лелеет ее, качает в ладонях, закрывает кольцом руки от ветров мира, отдает последние капли тепла. Он сильный, он должен быть сильным, она не должна знать, что он едва держится на ногах.
— Забери его, — откуда-то просит Дженнифер, и Рой с трудом понимает, что она умоляет Стива. — Увези отсюда. Помоги ему. Мы виноваты все, и мы бессильны. Он погибнет здесь…
— Да, да, — кивает Шон, не понимая, почему она просит об этом, ведь он и так приехал за Энди.
— Не оставляй его.
— Обещаю.
Стив открыл дверцу машины, но Энди вдруг легонько коснулся его плеча.
— Дай мне пару минут.
— Что, Энди?
— Всего пару минут.
Он шел в сторону, словно видел кого-то, а потом вдруг остановился и замер, приложив к сердцу ладонь. Опустившись на колени, парень сделался неподвижным.
— Что он делает? — в никуда спросил Шон, не надеясь, что ему кто-нибудь ответит.
— Капли Дождя, — у Тиу мягкий вкрадчивый голос, и он так похож на нее.
— Что Капли Дождя? — не понял Стив.
— Они разговаривают.
— В смысле? Он же умер или…
— Смерть забирает только тело. Капли Дождя — великий шаман. Ему ведомы пути между мирами. Он хороший человек…
— Мистика, — недоверчиво произнес Рой.
— Это не мистика. Это жизнь. Другая. Вам, белым людям, неведомая, но Энди принял ее. Он стал одним из нас. Капли Дождя собирал его душу, только Энди отказался от нее, потому что в нем живет боль. Много боли. Он разорвал кольца. Все. Так человек остается один, и теперь он одинокий сокол. Он думает, что виноват в том, что делает. Он забрал вину у каждого из нас…
Слезы потекли из глаз Тиу, и хотя она пыталась улыбаться, они смывали улыбку.
— Что он говорит? — преодолевая ком в горле, спросил Маккена.
Тиа посмотрела на него так, словно он был единственным человеком, которому она могла бы доверить тайну. Она смотрела снизу вверх, но Рою казалось, что он стоит перед ней на коленях.
— Я не знаю, кто ты, но чувствую, что ты тот, кто был ему бесконечно дорог…
— Был?
— Тот круг, что у него на спине… ведь в нем твое имя? Только Энди разорвал и твое кольцо. У него на шее нет амулета, в котором он хранил твою душу. Капли Дождя мог спасти только одного, и Энди выбрал тебя, а Капли Дождя после выбрал его… Я чувствую твое страдание. И Капли Дождя тоже чувствовал, потому и сделал то, что сделал. Ты спрашивал, что он говорит?
Тиа обернулась, и Рой вдруг вспомнил все, что рассказывал о ней Стив. Он вспомнил, как Шон говорил, что Энди всегда улыбается, произнося ее имя. Девушка-флейта. Она давала мальчишке то, чего у него никогда не было. Нежность.
— Да.
— Каждый из нас бросал в него камни. Мы ранили его так больно, что он потерял почти всю кровь и всю душу. Капли Дождя уже бессилен. Он просто просит его не складывать эти камни внутри себя, чтобы душа смогла все же найти свои берега. Вы, белые люди, считаете нас недоразвитыми людьми низшего сорта, но у нас есть глубокая мудрость, которая непостижима вам. Вы живете в мире с четырьмя частями света. У нас же их семь. Восток, запад, север, юг, небо, земля и внутрь себя. Капли Дождя несет в себе мудрость всех наших предков. Он сейчас говорит Энди, что мир никогда не будет для него полным, приносящим радость, если он закроет седьмую сторону света, потому что закрыть ее легко, а открыть несоизмеримо трудно.
Рой смотрел в глаза Тиу и видел в них глубину, уходящую вглубь тысячелетий. Он видел в них ее седьмую сторону света, а в ней он видел Энди со всей его жизнью, со всеми его чувствами, со всей его болью. Он обернулся, чтобы еще раз взглянуть на парня. Он сидел все так же неподвижно, скорбно опустив голову и плечи.
— А что он говорит сейчас? — спросил Рой, одновременно думая, что его собственная седьмая часть света изъедена ржавчиной гордыни.
Он вдруг понял, что так рьяно искал свободы, так жестоко за нее бился, но вместо свободы нашел только одиночество. В этой его свободе Стив существует параллельно, а Энди нет вообще. Он там один. Успешный, состоятельный, талантливый и одинокий. Его седьмая часть света сейчас болела в нем, и он ощущал, как она кровоточит…
— Капли Дождя говорит, что мать родила его для великих бедствий. В том не было ее вины. Она не могла дать ему то, чего не имела сама, то, чего можно коснуться рукой, но она отдала то единственное, чем обладала — способностью любить и, отказываясь от этого, Энди отказывается и от нее…
— А ты его видишь?
— Да.
— Хотел бы я тоже.
— Человек видит только тогда, когда хочет видеть. Можно видеть не только глазами. Глаза слепы, и только сердце зряче всегда.
Маккена вновь обернулся. Энди все еще сидел на коленях, опустив голову, и Рой вдруг увидел за его спиной переломанные крылья. Они уже давно потеряли белизну и свисали потрепанными посеревшими лоскутами. Как тогда, когда Энди поднялся на колени после того, как он вышвырнул его из дома. Безжизненные перья сломались о землю, и ветер трепал бесполезные спутанные бороздки. Рой присмотрелся еще и разглядел перед парнем неподвижную фигуру старика. Он сидел, скрестив ноги и запрокинув голову с закрытыми глазами. Старик… Выцветшая синяя повязка, поношенная жилетка, обесцвеченная многолетними стирками рубашка. Мудрое спокойное лицо, изъеденное каньонами времени… Такое знакомое, словно смотрел в него бездну времени. Рой узнал его сразу. Там… на дороге… секунды, которые спасли ему жизнь. Он помнил каждую из них, словно они длились часами. Время пересчитывало их, но вдруг споткнулось, пропустив четыре счета, а после четко защелкало вновь. Четыре секунды, чтобы он жил. Четыре секунды, за которые Энди вновь разменял свою жизнь, потому что выбрал жизнь Роя. Те же четыре секунды там, на мосту, когда парень впервые выбрал его жизнь. Четыре секунды из тех минут, когда жизнь Энди оборвалась, потому что никому не нужен был выбор.
Рой вел машину. Он не спешил. Там, на заднем сидении было нечто очень важное… основное… главное. Энди спит, сидит неудобно, сползая вправо. Сон чуть разгладил напряженные струны, но не смог стереть печать печали. Стив поворачивал в сторону Роя голову и улыбался, молча и трагично. Он не сказал ни слова. Маккена тоже не сказал, но взгляды их встречались, и они успевали за эти мгновения сказать друг другу очень многое.
Энди вновь мнется в дверях, словно что-то не позволяет войти. Это трудно. Еще труднее, чем в первый раз. Он делает несколько нерешительных шагов и оглядывается на Стива, будто именно у Стива в руках последний спасательный трос. Рой суетится, создавая бесполезную турбулентность. Шон существует на какой-то прямой, но очень медленно, что позволяет ему пытаться думать.
— Наверное, ты голоден? — как-то коряво, но наконец спрашивает Рой.
Энди отрицательно качает головой.
— Можно, я возьму воды? — спрашивает парень, ожидая, что хозяин укажет ему на стул, который можно занять.
— Почему ты спрашиваешь? — уже на середине фразы Маккена знает ответ.
Энди не отвечает, но и не решается открыть шкаф с посудой. Он знает в этом доме все, но все покрыто пленкой отчуждения, и Энди неуютно. Не проходит и десяти минут и Стив, и Рой понимают — перед ними незнакомый, закрытый, измученный человек.
— Энди, — мягко говорит Шон. — Наверное, ты не против принять душ? Я принесу твои вещи.
Он не успел коснуться перил лестницы, как Энди нерешительно окликнул его. Он говорил медленно, неуверенно указывая на вешалку у входной двери.
— Если можно, я возьму свой рюкзак? Он…
— Почему ты спрашиваешь? — не выдержал Маккена. — Он просто хотел принести сверху…
— Не стоит. У меня все есть в рюкзаке.
