— Наш волхв Колобор жизнь прожил и мудр... — начал было Миролюб.
Но Чеслав не дал жрецу договорить, перекрыв его голосом своим, полным уверенности:
— Да не пошесть то была, а злодеяние людское, скрытое под мор. Скрытое ловко, изворотливо да искусно вполне. Но ведь всего не скроешь! Всех следов в лесу не сотрешь, как ни старайся... Не Великий же всесильный люд губил, а всего лишь смертный! И смертный тот среди нас обитает. А как заподозрил я, что не мор вовсе людей губит, так и стал думать, разбираться, в чем причина гибели их. Что породило ее, все никак понять не мог. Даже в городище Хрума, где чужаки ранее нас побывали, подался с Кудряшом, да и там ничего не разведал. Думал, что не разведал... Да боги-защитники, видя, наверное, что за правое дело стою, смилостивились надо мной и племенем нашим и знак через Мару дали, что тайну ту уже ведаю.
Упоминание имени и деяний старой знахарки, очевидно, не на шутку задело и возмутило жрецов. Оба, не сговариваясь, встрепенулись и заговорили с едва сдерживаемым возмущением и в один голос:
— Скверна!
— Не могла старуха Мара...
Но Чеслав жестко отмахнулся от тех слов, прокричав:
— Могла! Может! И значит, Великим так угодно!
Он сказал это с такой убедительной яростью, что жрецы от неожиданности даже замерли на полуслове, не смея возразить. А Чеслав, уже совладав с собой, прежним голосом, будто и не он кричал сейчас, продолжил:
— Да мне от переданного Марой не сильно-то и полегчало. Потому что знал я вроде как ту причину тайную, но в то же время не ведал ее осознанно. И поэтому не знал, в чем истинная суть ее. Долго я мучился той загадкой... Пока однажды не подслушал случаем рассказ отрока Блага про чужаков, с которыми он подружился до того, как их сгубили. А в подслушанном повествовании угадалось мне что-то, уже ранее слышанное. И вспомнилось мне тогда, что и Желань, дочка Хрума, в городище, где чужинцы ранее побывали, говорила о том же. И тогда — схоже с тем, как снег с земли сходит по весне, обнажая все ее изъяны да прикрасы, — и я прозревать стал, понимая, что было причиной гибели чужаков да сородичей наших.
От ожидания, что он скажет дальше, Миролюб, находящийся все еще на деревянном настиле будущего кострища, нетерпеливо пошевелился, и под его рукой треснула сухая щепка. Но ни один из троих мужей будто и не услышал резкого звука: двое — поглощенные тем, что хотели услышать, а один — тем, что хотел высказать.
— А причина была в самих чужаках! — произнес Чеслав, но тут же поправился: — Нет, даже не в них, а в вере их диковинной!
И снова, не зная правды, Чеслав ни за что не угадал бы, что для одного из находящихся перед ним жрецов это вовсе не новость. А может, и для двоих? Ведь сейчас оба напряженно смотрели на него, ожидая, что он скажет дальше, и ничем не выдавая своей осведомленности. И было в их глазах нескрываемое любопытство, которое и поспешил удовлетворить Чеслав.
— А было, я думаю, все так... —Вроде как невзначай молодой охотник провел рукой по поясу, где висел нож, на всякий случай проверяя, там ли он. — Явились в городище наше чужаки из неведанного далека и приняты были, как заведено у нас в племени, за почитаемых гостей. Стали люду нашему про края свои да те, что повидали в пути, повествовать, про житье там да про обычаи. Рассказывали они о многом. И многие послушать про то собирались. И не было в том ничего необычного. Кому ж про дива дальние, невиданные послушать неохота? И все бы ничего, погостили бы гости, сколько захотели, да и дальше подались. Да вдруг в одночасье сгинули, а за ними и наши соплеменники целыми семьями. Страшными смертями! Пусть покой теперь обретут в селении предков!
Чеслав ненадолго замолчал, чтобы перевести дух, и заметил, как оба жреца то ли от нетерпения, то ли от других причин слегка подались в его сторону: Миролюб — вроде как чуть присев на неудобных жердях, а Горазд — сделав небольшой шаг.
Но Чеслав был готов ко всяким неожиданностям и уверен в том, что в любой момент с быстротой жалящей змеи сможет выхватить висящий на поясе клинок.
— И люд наш сгубило, думаю, любопытство чрезмерное. — Вроде как переступив с ноги на ногу, молодой охотник сделал шаг назад, на всякий случай сохраняя безопасное расстояние между собой и жрецами. — Уж очень некоторым из них хотелось узнать про веру пришлых, о которой те вроде как вскользь помянули. А чужаки и рады были поделиться рассказами о боге своем добром да справедливом, о сыне его смертном, что вроде как муку тяжкую за других принял, за что и бессмертие получил. И особенно любопытство то свербело у Горши да у друга его Молчана, что как раз в городище наведался, а потом и к себе на хутор чужинцев пригласил. Уж и не знаю, отчего этим мужам захотелось про бога того дивного поболее знать, будто им своих Великих мало было! А чужаки то ли по опыту какому, то ли еще не знаю уж и отчего, понимали, что не всем в чужом племени по нраву придутся россказни про их веру, и потому не в открытую то ведали, а лишь некоторым, наиболее любознательным. И как в воду глядели чужаки. Уж и не знаю как, но кто-то проведал про их россказни да похвальбу верой своей и решил положить этому конец. И сгубил пришлых, а после еще и своих зачем-то, выдав все хитро за пошесть смертельную. А когда я вернулся в городище да заподозрил, что не пошесть то вовсе, и, пообещав другу найти убийцу его семейства, стал докапываться до истины, нелюдь этот и на меня ловушки ставить начал. Учуял, что я на след его вышел. И отрока Блага, который мог кое-что про чужаков поведать, а потом и про то, кто их покарать мог, догадываться стал, он же стрелой сразил. Ловко! Безжалостно! Так, будто имел на это право! А следы так хитроумно путал, что уверен был: ни за что никому не распутать. А я старался. Извелся весь, но старался. И уж сам догадываться стал, поняв, в чем причина тех смертей, кто их сотворить мог, да вот только сомневался — подозревал не одного, а нескольких... И тогда я сам поставил ловушку на нелюдя, а приманкой себя выставил, оповестив, что на охоте поутру сегодня буду и что Мара навещевала мне найти убийцу. И таки сработало! Стрелял в меня сегодня злодей из кустов, пытаясь насмерть сразить. А в ловушку, расставленную на него, Стоян угодил. Я сперва подумал, что он и есть тот нелюдь, что люд наш подло губит, да, поразмыслив, прозрел, что нет, другой.
— И ты уверенно знаешь, кто это? — донесся из-за спины Чеслава тихий голос.
Парень резко обернулся и увидел за собой волхва Колобора. Сейчас старик вовсе не был похож на того одолеваемого хворью мужа, которого Чеслав оставил совсем недавно в капище. Перед ним стоял прежний верховный жрец их племени, убеленный сединами мудрец, могучий и величавый, со строгим, требовательным взглядом, пронизывающим, казалось, до самых потаенных глубин души.
Но Чеслав, осознавая свою правоту и снедаемый неудержимым желанием довести начатое дело до справедливого завершения, чувствовал сейчас в себе силу противостоять натиску не только верховного жреца, а и совету племени, если это понадобится. А потому, и вида не подав, что удивлен внезапному появлению старца, ответил так же твердо, как тот спросил:
— Знаю ли кто? Знаю! Тот, для кого Великие дороже жизни любого смертного, — повторил он слова, сказанные отроком Благом перед тем, как отойти в мир иной.
— И имя его назвать можешь? И вину доказать? — даже не спрашивал, а скорее требовал Колобор.
Вот только не очень понятно было Чеславу, чего в этом звучало больше: требования правдивого ответа или того, чтобы он отступил. Но уж этого он точно не собирался делать. А взыгравший в нем упрямый дух противостояния заставил вспомнить ту, чье имя и деяния уж никак не были приятны жрецу.
— Мара сказала, что тень за мной ходит... — начал он едва ли не вкрадчиво, а заметив, как вздрогнул старый волхв, продолжил уже с жесткостью удара клинка о клинок: — Ошибалась знахарка: не только за мной, но и впереди меня... А ой как трудно догонять тень, когда она опережает тебя и бежит все время на несколько шагов впереди. Невозможно! Но то тень, не оставляющая следа...
Молодой муж многозначительно замолчал и так, чтобы это было не очень очевидно, сделал еще шаг, теперь уже в сторону, чтобы держать в поле зрения не только старого жреца, но и его помощников.
А уловив краешком глаза их фигуры, заговорил вновь, но вроде как уже совсем о другом:
— На поляне, где умертвили чужаков, не нашел я кое- чего, что должно было бы там находиться. А потому, отправляясь в городище к соседям, на всякий случай попросил старого Сокола, учителя моего опытного, когда окрепнет от хвори, поискать, авось повезет найти то, что я не обнаружил... И надо же — сыскалась пропажа! Ай да Сокол! Ай да нюх и глаз! Разве что из-под земли не достал! — Легкая улыбка промелькнула на устах Чеслава, но тут же исчезла. — А не нашел я на поляне тела младшего чужака, Луция. И не нашел лишь потому, что удачливым оказался пришлый... и выжил. И имя того, с кем последний раз виделся из нашего племени, назвал...
