class="p">Стив переглянулся с Роем. Ситуация не развязывалась. Наоборот, она сворачивалась в трубку, с каждым витком все больше и больше сжимая свободную серединку. Энди словно вытягивал вперед руку, не позволяя приблизиться к себе. За несколько секунд Стив успел просчитать кучи возможных комбинаций поведения, но все они неизменно сходились в некой точке. Он просто не знает, что делать. О Рое говорить не приходилось. Он и вовсе был не в состоянии думать.
— Хорошо, — старался, как можно безмятежнее произнести Стив. — Ты прими душ, а я сейчас изобрету что-нибудь поесть. Рой, надеюсь, у тебя найдется хоть что-то съедобное в холодильнике?
Рой вывалился из какого-то вакуума, и если он уцелел, то сердце его разбилось вдребезги. Он видел перед собой такого же разбившегося вдребезги человека, одинокого в этом своем голом мире. Он ушел в него босой, обнаженный, не взяв ничего, кроме собственной такой же обнаженной жизни. Он ничего не говорил, ничего не просил и лишь потерянно ежился, словно все вокруг, касаясь, ранило его.
— Можно я возьму полотенце? Я постираю потом…
— Энди! — не выдержал Рой. — Что ты делаешь?!
Он бросился к парню, но тот лишь испуганно одернул руки. Чудовищная фобия, в которой человек боится оставить хоть что-то после себя. Следы, тень, запах. Он старался занять, как можно меньше места в мире Роя, словно хотел раствориться и исчезнуть.
— Энди, — повторил Маккена упавшим голосом. — Энди. Что с тобой?
— Все хорошо, Рой. Не беспокойся. Я немного отвык.
Энди ушел, а Маккена обернулся и взглянул на Стива. В его глазах было столько скорби, что казалось, он собрал ее со всего мира.
— Что это, Стив?! — взмолился Рой.
Шон смотрел спокойно, и лишь тяжесть размышлений сквозила во взгляде.
— Это твоя жизнь, Рой. Такая, как ты и требовал у него. Он вернул тебе твою жизнь. Всю, без остатка. Как ты и хотел. Она теперь только твоя, потому что он не нашел в ней места.
(1) Возможно, имеется в виду строка из пьесы „Венецианский купец“: „If you prick us, do we not bleed? / Если нас уколоть [шипом], разве у нас не идёт кровь?“ (Акт III, сцена 1) Prick – т.е., шип — это еще и одно из названий члена, поэтому Гейл говорит о неудачном каламбуре.
(2) Кастанеда „Колесо времени“.
Часть 14. UNIVERSE ABOVE ME.
3.14. UNIVERSE ABOVE ME. (Вселенная надо мной).
Какого черта?! Энди почувствовал раздражение. Он прилетел пару часов назад, так? Так. Они не виделись с Роем две с половиной тысячи лет, так?! Не так. Две с половиной тысячи лет и еще один час и две минуты. Он соскучился, так? Так. Гормоны, которые он оставил специально для него, уже начали сбраживаться. Настроение крайне нестабильно и готово вот-вот рухнуть. И вообще… Энди тут же обнаружил у себя кучу неудовлетворенных человеческих потребностей. Он явно голоден, хочет посидеть в туалете в «гнезде» и, неплохо бы, отмокнуть в ду′ше, да и в душе′ тоже. И вся эта куча на фоне «какого черта». Это дестабилизирует. Очень. В конце концов, существует же удобнейшее средство коммуникаций — мобильный телефон. Оно-то существует, только Рой «is temporally blocked» (1), что, впрочем, совсем не удивительно. Он вечно blocked в самый неподходящий момент. Вообще, у него есть удивительная, просто потрясающая своим размахом черта — умение злить людей. В данном ремесле, пожалуй, равных ему нет. Это закон, и ничего не остается, как только разозлиться на азиатский кризис. Но вот проблема — на него уже злился Маккена, и у Энди не остается шансов.
— «Меня это очень, знаете, воодушевляет, это и личное тоже — мне нравится принимать участие в проектах, которые либо вдохновляют людей, либо заставляют людей как-то реагировать. Потому что в этом и есть смысл искусства — открывать правду людям. Думаю, определённо будут и негативные отзывы. Но будут ли эти негативные отзывы или нет, независимо от реакции людей, есть одна вещь, которая не изменится: то, что главное в этом сериале — правда. И свобода, — Голос Бернарды кажется уставшим. Она все время посматривает на Галлилея, словно ищет в его глазах поддержку. — И правда в том, что мы не видим наш мир таким, какой он есть. Еще не видели. То, о чём идёт речь в этом сериале, никогда еще раньше не было показано. Эту правду еще не видели, эту реальность еще не видели. И свобода, которая, как мы надеемся, станет его результатом - то, что люди смогут увидеть версии самих себя, живущие той жизнью, которой они сами живут, и это будет абсолютной, стопроцентной правдой. И когда ты можешь сделать это для кого-то, или у кого-то с помощью того, что ты делаешь, появляется возможность увидеть себя, раскрыться полностью — и радостные моменты, и триумфы, и трудности… Потому что речь не только о трудностях, речь не о праве на этот стиль жизни, он не сфокусирован на… Знаете, он не старается развеять стереотипы, которые есть у американской публики и, я думаю, у всего мира; он просто говорит… знаете, это непростая тема, но понимаете, это не сплошные страдания. И именно об этом сериал и рассказывает. Мы здесь для того, чтобы чествовать наших персонажей, показать, что их нельзя сломить, они ничего не скрывают, сценарий ничего не скрывает. Не будет такого, что вы увидите одну сторону персонажа, но не увидите ту сторону, благодаря которой персонаж способен вновь встать на ноги после поражения или протянуть руку помощи, если кто-то другой попал в беду».
Пресс-конференция заканчивается. Это чувствуется по интонациям участников. Энди всматривается в зал. Кучи женщин всех возрастов, сортов и мастей. Им жаль. Это видно. Кажется, они способны еще сутки слушать одно и то же, а вот Энди устал. Интересная штука: их очень интересует его жизнь с Роем. Ну, не совсем это, скорее жизнь Рея и Конти. И даже не это, а жизнь Джима и Коллина. Его тоже интересует, но не Джима и Коллина и даже не Рея и Конти. Его интересует его жизнь с Роем, а вот - нет. У него дела, которые, по всей вероятности, имеют минимальное к этому отношение, и Энди это расстраивает. И какого ж черта? Черта какого? Риторический вопрос, на который не может быть ответа. Очередной круг, и Энди знает это. Он осознанно идет на него, потому что… Стив тоже осознанно идет на свой круг. Идеальные отношения. Они и не могут быть иными, потому что с Роем по-иному не получается. У Стива также нет выбора. А нужен ли он ему? Нужен ли Энди? Или Маккена дает им нечто, что делает неважным все остальное? Рой эгоист, но это не может обсуждаться, потому что они оба приняли это и, по большому счету, если быть уж достаточно честными, именно это им и нравится. Не зря же говорят, что человек получает то, чего и достоин. Они всегда хотели заботиться о нем. Подсознательно, но хотели. Он же им это и предоставляет по первому требованию и уж точно не скупится, это однозначно. Если покопаться поглубже, можно нарыть одно из основных обстоятельств происходящего. Они хотели восхищаться. Они и восхищаются. Рой для них огромный океан, в который можно нырять с головой, но погрузиться удастся не так уж глубоко. Слишком большое сопротивление тонн воды. Рой. Он разный. Утренний, вечерний, пасмурный, разгневанный, терпкий, восхитительный, устрашающий… Его бывает много или не бывает вообще. Он несет с собой бриз, ураган, легкую рябь, мощные волны. Нежно ластится, озлобленно пенится. Каким бы он ни был, он постоянно движется, и они оба не в силах уйти с берега и лишь заворожено всматриваются в даль. Мир Роя. Он сказочный, несуществующий. Он просто невозможный. Где только он находит его? Как видит там, где ничего нет? Как может снимать так, что люди липнут к картинам, словно он добавлял в пленку магнитную пыль? ..
Прошло не больше пары минут, и Энди вдруг понял, что все его обиды — сущая ерунда. Рой все равно получит то, что хочет. И он сам получит, потому что хочет, чтобы Маккена получил это. Пусть мир захлебнется, осуждая его. Это его счастье, и он не откажется от него никогда. Пить утром кофе, когда в одной чашке черный и несладкий, а в другой и не кофе вовсе, потому что с молоком и сахаром. Ставить на стол пиццу, где на одной половинке сыр с плесенью, а на другой и не сыр вовсе, потому что без нее. Завязывать Рою галстук, потому что тот так и не научился, и всякий раз злится, ссорится с Энди
