снимала маску и произносила: – Грета, ты должна обеспечить ему наилучшее лечение.
– Он не желает видеть Ричардсона.
– Но это совершенно необходимо!
И Грета вновь звонила доктору Ричардсону и сообщала о самочувствии Тедди.
– Я в курсе, – отвечал Ричардсон. – Я общался с доктором Хайтауэром. Откровенно говоря, я сомневаюсь, что сумею сделать для вашего мужа что-то еще. Нам остается только следить за его состоянием и ждать.
Карлайл, приехавший из Стэнфорда навестить Тедди, отвел Грету в сторонку и сказал:
– Не нравится мне этот Хайтауэр. Откуда он вообще взялся?
Грета начала объяснять, что Хайтауэра назначили лечащим врачом Тедди, но Карлайл ее перебил:
– По-моему, пора звать Ричардсона.
– Я пробовала.
– Могу я чем-то помочь?
Грета помолчала. Тедди по другую сторону двери закашлялся. Взвыли пружины, затем послышался глубокий сипящий вдох.
– Надо подумать, – сказала она. – Да, я уверена, что-то можно сделать, только я должна придумать что.
Карлайл сжал ладонь сестры.
– Ты ведь понимаешь, насколько все серьезно?
– Тедди силен, – сказала она.
Позднее, когда Карлайл уехал, а солнце медленно опустилось за холмы и лиловые тени накрыли каньоны Пасадены, точно одеяла, Грета коснулась холодной руки мужа. Биение пульса на внутренней стороне запястья едва ощущалось, Грета сперва даже решила, будто его нет вовсе. Однако пульс был, слабый и неровный.
– Тедди, – негромко проговорила она. – Тедди, ты меня слышишь?
– Да, – отозвался он.
– Тебе больно?
– Да.
– Чувствуешь себя лучше?
– Нет. Боюсь, мне становится хуже. Сегодня совсем худо.
– Но ты обязательно поправишься. Тедди, сделай мне одолжение, ладно? Я позвонила Ричардсону. Он заглянет к тебе утром. Пожалуйста, позволь ему осмотреть тебя, это все, о чем я прошу. Ричардсон – очень хороший врач. Он спас меня в детстве, когда я болела ветрянкой. У меня была температура больше сорока градусов, и все, включая Карлайла, уже собирались меня хоронить, но посмотри, вот она я, живая и здоровая, и на память о хвори осталась только маленькая оспинка.
– Грета, милая, – произнес Тедди, и жилы на его горле вздрогнули. – Милая, я умираю. Ты ведь сама знаешь, правда? Мне уже не будет лучше.
По правде говоря, Грета этого не знала – до той самой минуты. Но да, разумеется, Тедди умирал и уже сейчас казался скорее мертвым, чем живым: безвольные худые руки пожелтели, глаза гноились, губчатая ткань его легких настолько отяжелела от крови и мокроты, что он камнем пошел бы на дно Тихого океана. Однако суровее всего болезнь обошлась с костями: они словно бы горели вязким огнем, разъедавшим их изнутри. Грета представила чудовищную боль, которую Тедди, судя по всему, испытывал, но на которую ни разу не жаловался. Видеть его муки было невыносимо.
– Прости меня, – сказал Тедди.
– За что?
– За то, что оставляю тебя одну.
– Нет-нет, ты меня не оставляешь.
– И за то, что вынужден просить тебя об этом.
– О чем? Ты про что? – От страха спина Греты покрылась липкой пленкой пота. Спертый воздух в палате полнился миазмами. Нужно открыть окно, промелькнуло в голове у Греты, дать бедному Тедди хоть немного свежего воздуха.
– Ты мне поможешь?
– С чем? – Она его не понимала и хотела уже звонить Ричардсону, чтобы сообщить, что Тедди заговаривается.
Плохой знак, скажет доктор в трубку, и по телефону станет еще заметнее его манера растягивать слова.
– Возьми подушку… вот эту, резиновую. Положи ее мне на лицо и прижми. Все закончится быстро.
Грета замерла. До нее дошло. Последняя просьба ее мужа, которому она всегда стремилась угодить как никому другому на свете. Сильнее всего она хотела, чтобы он покинул этот мир с любовью к ней, чтобы последним испытанным им чувством была благодарность. Резиновая подушка лежала на кресле-качалке; Тедди силился указать на нее рукой.
– Подержи ее у меня на лице минуту-другую, – сказал он. – Так будет проще.
– О, Тедди, – простонала Грета, – я не могу. Утром придет доктор Ричардсон. Подожди до завтра, разреши ему тебя осмотреть. Он наверняка знает, что делать дальше. Умоляю, продержись еще немного. Перестань говорить об этой подушке. Пожалуйста, не показывай на нее. – У Греты взмокла поясница, пот выступил и на блузке под грудью.
Ее словно охватила лихорадка – лоб сделался скользким, капля пота скатилась за ухо. Она повернула оконную ручку и ощутила дуновение прохладного воздуха. Подушка – черная, с толстыми краями – пахла резиной; Тедди продолжал на нее показывать.
– Да, – промолвил он, – принеси ее сюда.
Грета дотронулась до подушки – плотная поверхность напоминала грелку, – надутой лишь наполовину и потому обмякшей.
– Грета, дорогая… Только об одном прошу. Пожалуйста, положи ее мне на лицо. Я больше так не могу.
Она взяла подушку, прижала к
