авиацию для подавления пусковых установок ООП, однако они были искусно замаскированы, и израильтянам стало ясно, насколько трудной задачей будет выявление и уничтожение каждой отдельной установки[544]. Тем временем регулярные палестинские обстрелы продолжались, и Бегин понял, что у него имеются два варианта: либо провести военную операцию, имеющую целью отбросить ООП от израильской границы, либо начать строительство больших бомбоубежищ для гражданского населения.
Человек, с юных лет певший гимн Бейтара, текст которого, прославляя «величие» и «достоинство», утверждал, что каждый еврей — принц; человек, вынужденный в течение четырех лет скрываться от британских властей, — такой человек не мог смириться с мыслью, что граждане его страны обречены на существование в бомбоубежищах. Бегин посетил город Кирьят-Шмона на севере Израиля, своими глазами увидел разрушения, причиняемые ракетными обстрелами, и пообещал его жителям, что вскоре «обстрелы города полностью прекратятся»[545].
Недовольство населения бездействием правительства значительно усилилось после теракта на Приморском шоссе 11 марта 1978 года, когда группа из одиннадцати палестинских боевиков, проникнув в Израиль с моря, захватила рейсовый автобус, направлявшийся в Тель-Авив; тогда число жертв составило 38 израильтян убитыми и 71 — ранеными. Американский журнал «Тайм» назвал этот теракт «самым страшным за всю историю Израиля»[546]. Реакция на нападение была естественной для прежнего Бегина, человека, неизменно отвечавшего ударом на удар в борьбе с теми, чьи действия проникнуты ненавистью к еврейскому народу. Для начала он, 15 марта 1978 года, одобрил направление частей Армии обороны Израиля в Южный Ливан, с целью очистки от террористов всей территории вплоть до реки Литани, на расстоянии примерно 20 км от границы. При этом он решительно заявил в Кнессете: «Навсегда ушли в прошлое те времена, когда можно было безнаказанно проливать еврейскую кровь. Мы отрубим руку, творящую зло!»[547].
Операция «Литани» завершилась успехом, и боевики ООП поспешно отступили до самого Бейрута. Однако Бегин понимал, что достигнутое спокойствие недолговечно и что необходимо долгосрочное решение проблемы. И действительно, действия ООП возобновились вскоре после отвода израильских войск из Ливана. Как заметил позже Хаим Герцог, шестой президент Израиля, «война стала неизбежной — суверенное государство не может жить нормальной жизнью, когда к его виску приставлен пистолет»[548].
Томас Фридман, бывший корреспондентом «Нью-Йорк таймc» в Бейруте с 1982 по 1984 год, писал в своей книге «От Бейрута до Иерусалима», что расширение конфликта являлось «лишь последним этапом долгосрочной борьбы Израиля за свое существование против извечного врага, палестинцев, которые сейчас выступают в качестве боевиков ООП». Однако такой вывод свидетельствовал о недопонимании мировоззрения Бегина. Для Бегина ООП была лишь очередным врагом в его непрестанной битве с антисемитизмом. Он ясно дал это понять в ходе обмена мнениями с Рональдом Рейганом, который в свое время занял двойственную позицию в отношении операции по уничтожению реактора «Осирак» и затем резко выступал против любых военных действий в Ливане[549].
Разочарованный позицией американского президента, Бегин писал ему в личном послании: «Цель врага — убивать, убивать евреев. Существует ли в мире народ, готовый терпеть такое положение вещей?»[550]. Даже если это и может привести к конфликту между США и Израилем, говорил Бегин, он готов заплатить любую цену за то, чтобы гарантировать защиту еврейского народа в условиях непрестанной агрессии со стороны соседних государств. Он высказал надежду, что Рейган будет рассматривать стоящие перед Израилем трудности через призму истории, как делал и сам Бегин: «Мое поколение, дорогой Рон, поклялось на алтаре Бога, что всякий, возвещающий о своем намерении уничтожить еврейское государство или еврейский народ, должен считать себя обреченным — дабы никогда больше не повторилось то, что пришло из Берлина…»[551].
Рейган продолжал оказывать нажим на Бегина — однако без результатов. Выступая перед американскими телезрителями в программе Эн-би-си, во время своего визита в США в апреле 1982 года, Бегин сказал:
Если они снова нападут на нас, то мы ответим всей своей мощью. Мы, поколение Катастрофы европейского еврейства и обретения избавления, не допустим, чтобы снова пролилась еврейская кровь и чтобы пролившие ее оставались безнаказанными и даже продолжали наслаждаться жизнью. Такое было в годы Катастрофы, но больше этому не бывать никогда…[552]
Впрочем, Бегин дал Рейгану обещание, что если Израиль вынужден будет войти в Ливан, то он выполнит свои задачи, не углубляясь более чем на сорок километров от границы между двумя странами.
Бегину необходимо было также получить согласие своего нового правительства, многие члены которого не соглашались на ведение затяжной войны. Особое беспокойство в этой связи проявлял Йосеф Бург, глава Национально-религиозной партии. Однако Бегин не поддавался на уговоры даже грозного Бурга. В ходе их встречи он представил Бургу свою аргументацию:
Мы должны быть евреями, не боящимися никого. Мы не станем дожидаться, пока Америка или ООН спасут нас. Те времена прошли. Мы должны сами защищать себя. Если мы не будем готовы к самопожертвованию, то нас ждет новый Освенцим. И если наша способность к самообороне дорого стоит, то мы должны заплатить эту высокую цену. Да, война — это кровопролитие, потери, лишения, сироты, и обо всем этом страшно думать. Однако если наш долг — защитить народ, истекающий кровью, как мы видим это сейчас в Галилее, то разве можно колебаться хотя бы на мгновение?[553]
И хотя некоторые министры его правительства по-прежнему возражали против военной операции, Бегин получил безусловную поддержку со стороны своего министра обороны, генерала Ариэля Шарона. Шарон уже стал видной фигурой в израильской политике. На протяжении недолгого периода, находясь на посту министра сельского хозяйства, он дал согласие на строительство 64 новых поселений на Западном берегу и в секторе Газы, а также содействовал развитию 54 городов и 56 кибуцев и мошавов (сельскохозяйственных коммун и кооперативных сельскохозяйственных поселений) в Галилее[554]. Некоторые из этих населенных пунктов находились теперь под обстрелом ООП — таким образом, для Шарона конфликт с ООП имел как стратегическое, так и личное значение.
Несмотря на существующие между ними разногласия, Бегин уважал Шарона как солдата. Надо сказать, что Бегин вообще испытывал неизменное благоговение перед еврейскими военными, а о Шароне отзывался как о «самом грозном сражающемся еврее» со времен Иеѓуды Маккавея[555]. Бегин еще говорил, что если он — «всадник», то Шарон — это его «призовой конь» (хотя и с неукротимым, необузданным нравом)[556].
Первый раз Бегин ввел израильские войска в Ливан после теракта на Приморском шоссе; второй раз он пошел на это после покушения на
