— А в чем дело? — издевалась надо мной Белла, дергая за все ниточки. — Боишься, я узнаю что-нибудь, чего мне знать не нужно?
— Белла, я не шучу, — прорычал я, чувствуя, как изнутри прет гнев. — Держись от нее подальше.
— Так-так, — пробормотала Белла и сощурилась. — И кто у нас теперь проявляет эмоции?
Она была абсолютно права.
Я проявлял эмоции.
Потому что мне было не все равно.
Потому что малознакомая девчонка была мне важнее, чем когда-либо Белла.
Все это было запутано, отстойно и сбивало с толку, но вот так оно и было.
Вместо того чтобы признать это новое пугающее состояние, я потребовал от Беллы:
— Оставь. Ее. В покое.
А потом я сделал то, что надо было сделать в тот день, когда я впервые обратил внимание на Беллу Уилкинсон.
Я повернулся и зашагал прочь.
— Я заставлю тебя пожалеть об этом! — крикнула она вслед.
— Поверь, я уже жалею, — крикнул я в ответ. — Жалею, что вообще связался с тобой.
В ярости я унесся от девицы, которая дьявольски желала превратить мою жизнь в ад наяву.
Меня переполняли запоздалые горькие сожаления, приправленные бурлящим гневом; я завернул за угол главного здания, чувствуя: еще пара секунд — и я что-нибудь разнесу.
К несчастью для меня, этим «чем-нибудь» оказалась девчонка.
И не просто какая-то девчонка.
Шаннон.
24. Я отвезу тебя домой
Шаннон
Я всегда знала, когда дома назревает буря.
Я всегда ее предчувствовала.
Это было что-то вроде шестого чувства, которое предупреждало меня и приводило тело в готовность к столкновению с опасностью и болью.
На всех уроках в пятницу мне не давало покоя жуткое, отвратительное предчувствие опасности, застрявшее в животе.
Ощущение ужаса сопровождало меня весь день, и никакое глубокое дыхание или расслабляющие упражнения не могли извлечь его из сердца.
Оно было настолько сильным, жестоким и отчетливым, что я всерьез боялась возвращаться домой.
События вечера среды не разрядили обстановку.
В тот вечер родители орали друг на друга так громко, что приехала полиция, получив анонимный звонок о нарушении спокойствия.
Моего спокойствия.
Потому что это я позвонила.
Я боялась, что он покалечит маму.
Как бы я ни сердилась на мать, мне была невыносима мысль, что он сейчас избивает ее внизу, а я трусливо прячусь у себя в комнате.
Джоуи снова отправился ночевать к Ифе, а мне не хватало ни сил, ни смелости, чтобы вступиться за мать.
К счастью, в тот вечер отец и пальцем не тронул маму. Полицейских он убедил, что у жены из-за беременности зашкаливают эмоции, а после их отъезда исчез из дома.
Разумеется, утром он вернулся с букетом цветов и обещанием никогда более не устраивать ад наподобие вчерашнего.
Уловка сработала.
Мать обняла его и расцеловала. Я ничуть не сомневалась: если бы не беременность, они бы на все утро заперлись в спальне.
Я ее ненавидела.
Иногда даже сильнее, чем его.
В пятницу утром я приехала в школу с больной шеей и полной безнадегой в душе.
Именно так, потому что, несмотря на мир и любовь между родителями, я по-прежнему оставалась излюбленной отцовской мишенью.
Он явно не успокоился насчет фотографии меня рядом с Джонни.
Я слишком поздно об этом вспомнила, когда вчера вечером по глупости спустилась на кухню за едой и попала на его очередную пьяную истерику.
К прежним побоям добавились новые, и изрядную часть ночи я провела в тягостных раздумьях, прокручивая наихудшие варианты.
Под конец последнего урока мое тело напоминало туго сжатую пружину. Я едва переставляла ноги, переходя из научного корпуса в главное здание, куда мне требовалось попасть.
Я понимала, что должна возвращаться домой, и меня просто скручивало от этой мысли.
Я не хотела, чтобы настали выходные, но вот они, глядят мне в лицо.
Перспектива была жутчайшая.
Весь день живот отвратительно сводило, иногда просто невыносимо.
В голове лихорадочно крутились варианты потенциальных проблем, ожидавших меня дома, и потому я шла, не замечая ни проливного дождя, ни учеников, пробегавших мимо.
Я не обращала внимания ни на что.
Потому что знала.
Глубоко в сердце, в сокровенном уголке души, я знала о надвигающейся опасности.
Неизвестно, где, когда и как она на меня обрушится.
Но я знала: момент уже близко.
Я лишь не догадывалась, что все произойдет так скоро, стоит только завернуть за угол главного здания. Я завернула и впечаталась в крепкую мужскую грудь.
Я была настолько не готова к столкновению, я так глубоко застряла в своих мыслях, что не смогла удержаться на ногах и предотвратить падение.
Я сложилась, словно карточный домик, несопоставимая по размерам с человеком, в которого врезалась, и приземлилась задом на мокрую, холодную землю.
— Черт!.. Прости, пожалуйста, — раздался глубокий знакомый голос.
Мне не понадобилось поднимать голову, чтобы понять, с кем я столкнулась.
Его голос я бы узнала где угодно.
— Шаннон, ты в порядке? — спросил Джонни.
Он бросил свой рюкзак на землю и нагнулся, помогая мне встать.
— Я в порядке, — промямлила я, отталкивая его руку.
Не надо мне, чтобы он меня касался.
Он и так занимал все мои мысли.
Не отрывая глаза от бетонной дорожки, я встала на четвереньки, потом выпрямилась.
— Прости, пожалуйста, — продолжал повторять он.
— Все в порядке, — прошептала я. — Я в порядке.
— Точно?
Я кивнула, глядя вниз.
Я не хотела, чтобы он меня видел.
Не в таком состоянии.
— Шаннон!
— Мне надо идти, — прохрипела я и обошла его, направившись к главному зданию.
С опущенной головой я вбежала туда и понеслась к нашим шкафчикам.
Дыши.
Перестань паниковать.
Просто дыши.
К счастью, возле шкафчиков было пусто. Я наклонилась, рюкзак соскользнул с плеч, я прислонилась к холодной, жесткой металлической поверхности и шумно задышала.
Меня трясло. Я уперлась плечами в свой шкафчик, стараясь не опускать голову, надеясь в таком положении справиться с этим нелепым ужасом, который угрожал объять меня целиком, и не начать блевать.
У меня так сильно дрожали ноги, что я понимала: до туалета мне не добежать. Оставалось одно: успокоиться прежде, чем меня вывернет.
Слишком поздно. Я едва успела об этом подумать, как у меня подогнулись колени.
Я рухнула на четвереньки, и меня стошнило прямо посреди школы.
Начать с того, что желудок мой был почти пуст, в школе я мало ем, но вода и половина шоколадки изверглись впечатляющим фонтаном.
Звук шагов по коридору заполнил мои уши, и я застонала, понимая, что и за миллион лет такой позор не забудется.
Мгновением позже я почувствовала, как кто-то положил руку мне на спину, опустился на корточки рядом и откинул мне волосы с лица.
— Все в порядке, — произнес Джонни, гладя меня по спине своей ручищей. — Ты в безопасности.
Нет, боже, нет!
Зачем он это сделал?
Зачем пошел за мной?
Он не должен говорить со мной.
Таков был план.
Позывы к рвоте продолжались еще минуты две, хотя внутри уже было пусто, и все это время Джонни сидел рядом, держал мои волосы и гладил меня по спине.
— Живая? — спросил Джонни, когда я снова задышала, перестав корчиться.
Я вяло кивнула. Его рука лежала у меня на спине.
Я инстинктивно напряглась.
— А это что? — услышала я, когда его пальцы коснулись моей шеи над воротником школьной блузки. — У тебя синяки на шее.
Мое сердце панически сжалось, когда он отвел в сторону прядь волос и снова дотронулся до шеи.
— Шаннон, откуда у тебя это? — повторил Джонни.
— Это давнее, — прохрипела я, все еще хватая ртом воздух.
— А мне так не кажется, — ответил он, касаясь моей шеи.
