— Говорю же, давнее, — упрямо повторила я, сбрасывая его руку.
Он не стал допытываться и отодвинулся. Спасибо и на этом.
Силы куда-то делись. Мне было стыдно. Я все так же стояла на коленях, упираясь руками в пол, опрокинутая волной глубокого унижения.
— Шаннон, — тихо произнес он, снова положив руку мне на спину. — Ты живая?
Я вяло кивнула, продолжая стоять на коленях и упираясь в них руками. Смотрела я в пол.
— Подожди здесь. — Это прозвучало как приказ. Джонни встал. — Я схожу за уборщиком.
— Не надо, — испуганно возразила я. — Сама уберу.
— И не вздумай, — сказал он. — Ничего страшного. Просто побудь здесь, я сейчас вернусь.
Едва стихли его шаги, я кое-как встала на ноги, подхватила рюкзак и помчалась в ближайший женский туалет в этом крыле школы.
Вбежав туда, я направилась прямо к умывальнику, открыла передний кармашек рюкзака и достала дорожную зубную щетку и тюбик пасты, которые я брала с собой везде и всюду.
Я была тревожной личностью, и от тревоги меня часто тошнило.
Такое случалось в неожиданных и неподходящих местах; зачастую в школе, как сегодня, поэтому я всегда находилась во всеоружии.
Меня снова трясло. Слезы жгли глаза. Я быстро почистила зубы и чуть не подавилась щеткой, засунув ее слишком глубоко в рот.
Почистив зубы, я убрала щетку и пасту в зип-пакет, а его — обратно в рюкзак.
«Ты в порядке, — мысленно внушала я себе, умывая руки и лицо. — Все будет хорошо».
Но я знала, что это не так.
Сколько бы я ни пыталась врать себе, в моей жизни все было нехорошо.
Шмыгнув носом, я повесила рюкзак за плечи, открыла ближайшую кабинку и достала из-под унитаза флакон чистящего средства.
Из дозатора у раковины я вытащила пару десятков бумажных полотенец и вернулась на место преступления.
Но оно исчезло.
Уборщик меня опередил и теперь шел в противоположную сторону, унося ведро и швабру.
— Я же просил меня дождаться, — послышался знакомый голос.
Обернувшись, я увидела Джонни, прислонившегося к шкафчикам.
— Мне надо было почистить зубы, — пробормотала я, шмыгнув носом.
— В школе? — удивился он.
— Со мной такое часто, — нехотя призналась я.
Джонни нахмурился. Он пристально смотрел на меня синими глазами:
— Тебе сейчас получше?
Я кивнула, смущаясь:
— Нормально.
— Хорошо.
Оттолкнувшись от шкафчиков, Джонни подошел ко мне и молча забрал дезинфектор и бумажные полотенца.
Я очумело смотрела, как он открыл дверь женского туалета, забросив внутрь то и другое.
— Сейчас я отвезу тебя домой, — объявил он, забирая у меня рюкзак и вешая себе на плечо.
Я вытаращила глаза:
— Не надо. Ты вовсе не должен…
— Я отвезу тебя домой, — повторил он, безотрывно глядя на меня. — Идем.
— Зачем? — хрипло спросила я.
— Что «зачем»? — не понял Джонни.
— Зачем ты мне помогаешь?
Он долго смотрел на меня, потом тяжело вздохнул.
— Потому что хочется.
— Хочется помогать?
Он кивнул и задал новый вопрос:
— У тебя есть пальто?
— Пальто? — переспросила я, глядя на этого чудесного парня и чувствуя себя беспомощной.
— Да. Там дождь как из ведра.
— Я это… — Я прижала руку ко лбу, пытаясь собраться с мыслями. — Да, на вешалке, — наконец пролепетала я. — В научном корпусе.
Я ошалело смотрела, как Джонни расстегнул свою черную куртку и набросил мне на плечи.
— Идем. — Он уговаривал меня, будто маленькую. Потом обнял за плечи, прижал к себе и повел к выходу. — Я о тебе позабочусь.
25. Беда
Джонни
Нечаянно я сделал больно Шаннон Линч.
Опять.
Я уронил ее на пятую точку, в школе.
Опять.
Потом она убежала, а со мной чуть не случился сердечный приступ.
Богом клянусь, я еще никогда не испытывал такого страха, как в тот момент, когда она рухнула на пол у шкафчиков.
Я сознавал, что глупо было идти за ней, но мне нужно было проверить, как она.
Если честно, я боялся, что ее перехватит Белла.
Но увидеть ее на полу — это было запредельно страшно.
У меня буквально остановилось сердце при виде ее и не билось до тех самых пор, пока я не убедился, что она в порядке.
Она была подавлена, но без повреждений.
Лужа блевотины меня не волновала.
Стошнить может каждого.
Даже девчонку.
Очевидно, что эту девчонку тошнило очень часто.
Именно так и было написано в личном деле. Я помню.
Ее очень часто тошнило.
Это меня волновало.
Больше, чем следовало.
А еще меня волновало, почему это произошло.
Рвота у Шаннон наверняка из-за тревожности.
Все точь-в-точь, как написано в ее личном деле.
Боже милостивый, да она таскала с собой в школу зубную щетку.
У меня самого тревога зашкаливала от потребности узнать, что ее так огорчает.
Я не хотел испытывать судьбу или усугублять ситуацию, поэтому молчал.
Тащить ее к себе в машину, возможно, было не самой лучшей затеей, учитывая, что она, похоже, больше не хотела говорить со мной, но я не мог оставить ее дожидаться сраного автобуса.
За всю дорогу до дома она не произнесла ни слова, если не считать постоянных извинений за то, что она, очевидно, не способна контролировать.
Я не знал, что мне сказать или сделать, чтобы ее успокоить.
Я повторял: «Все в порядке, не волнуйся», но она меня не слушала.
Как будто она застряла внутри собственной головы, до смерти психуя из-за чего-то, чего я не видел.
Я чувствовал себя беспомощным.
Мне хотелось ей помочь, но это было невозможно сделать, не зная, с кем она сражается.
— Извини меня, — сказала Шаннон, когда я остановился неподалеку от ее дома и целых пять минут уговаривал ее сказать, в чем дело. — Я так…
— Тебе не за что извиняться, — ответил я, после чего заглушил мотор и повернулся к ней.
Черт, что же с ней не так?
Неужели кто-то в школе вздумал над ней издеваться?
Неужели и здесь кто-то посмел ее оскорблять и унижать?
Она была в ужасе.
— Джонни, я… это… — Она умолкла, глядя на свой маленький типовой домик в конце улицы, затем повернулась ко мне. — Пожалуйста, не рассказывай, — тихо произнесла она.
Ее большие глаза были полны непролитых слез.
Я нахмурился, чувствуя, как колотится сердце.
— Не рассказывать что?
Она забросила волосы за уши и судорожно вздохнула:
— Что было в школе.
Я стиснул руль, сопротивляясь сильному желанию посадить ее на колени и обнять.
— Я не собираюсь никому ничего рассказывать, — произнес я самым мягким тоном, на какой был способен.
— Обещаешь? — хрипло спросила она.
— Обещаю.
Шаннон опять судорожно вздохнула:
— Извини… такое бывает, когда мне страшно.
У меня кровь застыла.
— Шаннон, чего ты боишься? — спросил я, удивляясь, как спокойно звучит мой голос, когда внутри я готов был взорваться. — Что-то случилось?
— Случилось? — переспросила она, словно не поняв.
Я смотрел, как она кусает нижнюю губу.
— В школе? — медленно кивнул я. — Тебя кто-то оскорбил?
Она закрыла глаза и еще сильнее закусила губу. Не выдержав, я вытащил несчастную губу из ее зубов.
— Не надо, — попросил я.
— Что?
Она резко открыла глаза.
— Ты себе губу повредишь, — сказал я, убирая руку, хотя мне этого очень не хотелось.
— Извини, — прошептала она.
— Не нужно извиняться, — возразил я.
Шаннон перевела взгляд на свои сцепленные руки и после долгой, невыносимой паузы сама себе кивнула.
— Я, пожалуй, пойду, — наконец совсем тихо сказала она. — Спасибо, что подвез.
Я смотрел, как она расстегивает ремень безопасности, потом открывает дверцу, и чувствовал волну паники, прокатившейся у меня в животе; паники совершенно бессмысленной, потому что я не знал, из-за чего волнуюсь.
— Но ты ведь мне скажешь, правда? — спросил я, когда она вылезла из машины. — Если с тобой что-то случится? — Я перегнулся через пассажирское сиденье, чтобы лучше ее видеть. Я сознавал, что могу только все испортить, но ощущал необходимость ей это сказать. — Если кто-то в школе вздумает к тебе приставать, ты мне скажешь?
