масса подвод распряженных, а на подводах добра – не перечесть. Все навалено: сахарные головы, папиросы, чемоданы. Картина весьма приятная для уланского сердца.
– Подгурский, скачи и доложи, что обоз захватили, и быстро сюда. Я буду сторожить.
У ближайшей подводы стал набивать карманы папиросными коробками. Возле лежал в голубом французском шлеме добродий; проснулся и стал ругаться. Я вытащил револьвер и приказал: «Спи!» Заснул и стал храпеть.
Прискакал весь разъезд, стали будить и запрягать подводы. Все безропотно подчинялись, возможно, и не разобрались в тумане, что не свои. Напомнил ротмистру о том, что здесь целая дивизия.
– Ничего, запряжем и удерем с обозом! Пока поезжайте и посмотрите, что делается в селе.
Подгурский – за мной. Визави церкви справа был большой дом, возле ворот пика с голубым флагом, развернул: «П.2.Д.». Подумал, что это штаб дивизии. Перерубил шашкой провода полевого телефона. Сорвал флаг, отбросил ворота и въехал. Двор от улицы был закрыт постройками, во дворе стояли два экипажа и распряженные кони. Спешился и дал повод Подгурскому, поднялся на ступени крыльца. Там в сладком сне спал часовой, нежно обняв винтовку. Вырвал винтовку. Он вскочил и стал оправдываться. Я дал ему по уху и пинка ногой в одно место. Удрал. Попробовал дверь, была закрыта. Ударил прикладом винтовки часового, дверь раскрылась, и я очутился в прихожей. В углу стояла вешалка и было три двери. Самая близкая была дверь справа, я подошел и только взялся за ручку, как она распахнулась, и я увидел шестерых красавцев в белье, но, к моему глубокому сожалению, с пистолетами. Стало не по себе. Дело табак! Бежать и спастись – не убежишь, изрешетят. Сдаться? Нет, ни за что. Сердце нырнуло ниже шпор. В руках дурацкая винтовка, а я и не знал, заряжена ли она. Мое вооружение было солидное: карабин, шашка, револьвер и две ручные гранаты (на такой короткой дистанции – ни к чему). Двинь только пальцем, когда шесть дул смотрят на тебя весьма неодобрительно. Но у хозяев их вид растерянный и открытые рты.
Во время этой мертвой паузы раскрылась средняя дверь, и оттуда выскочила молодая женщина с распущенными волосами, в расстегнутом халате и бросилась ко мне с криком: «Не убивайте их!» За ней выскочил дядя с бородой (священник), схватил за руку и утащил в комнату. Положение все то же. Чудесное видение это был ангел-хранитель, а дядя с большой черной бородой показался исчадием ада, утащившим моего ангела.
Я очнулся от столбняка, и у меня мозги стали лихорадочно работать: как выкрутиться?
Незнакомка просила не убивать их – следовательно, сила на моей стороне. Просьба дамы – это закон, и его надо выполнить. Я недаром учился в Одесской 5-й гимназии. Мелькнула мысль: «Возьму на арапа!» Эта мысль подняла у меня дух, а у них произошло обратное. Я приветливо улыбнулся, отбросил мешавшую мне винтовку и сказал:
– Сопротивление бесполезно. Бронемашины на улице и эскадрон во дворе. Сдавайтесь!
Без церемоний забрал пистолеты у первых двух, заткнул за пояс, и там же очутились остальные. На душе стало весело и беззаботно. Наша взяла. Ура! Всю жизнь вспоминаю моего невольного ангела-спасителя.
В особенности волновался начдив, несколько раз спрашивал:
– Нас расстреляют?
Я его утешил, что Добровольческая армия не расстреливает, а придется ему послужить у нас рядовым, и за выслугу ему могут вернуть чины.
– Я подполковник Императорской армии.
Тогда я ему задал вопрос:
– Я предполагаю, что вы не разучились говорить по-русски?
– Нет, конечно нет.
Перешли на русский. Все та же забота: расстреляют или нет?
– Как вы нас забрали?
– Все спали.
– Заставы тоже?
– Конечно.
– Вот и воюй с такой сволочью!
Я им приказал одеваться, и побыстрее. В этот момент появился Подгурский и, увидев у меня за поясом целый арсенал, пристал:
«Дайте мне револьвер». Мне было неудобно его попрошайничанье, и, выйдя в прихожую, я ему дал наган. На столе лежал толстый портфель, а в углу стояло шелковое желто-голубое знамя с трезубцем и надписями. Мне было некогда любоваться им, я его сорвал с древка, сложил и, вместе с портфелем, – за портупею. Слышу, во дворе кричит ротмистр:
– Афанаська, давай их сюда!
Вывел и представил: начдив был мужчина небольшого роста, довольно плотный, с брюшком, но выправка офицерская, лет 45, остальные были молодые. Все шло прекрасно, и ротмистр попросил начдива подарить ему на память большую украинскую кокарду на белой папахе.
– Она вам больше не понадобится.
Тот испугался: «Меня расстреляют?»
– Что вы! Я просто собираю коллекцию революционных аномалий. Спасибо, у меня много комиссарских звезд, а вот такой великолепной украинской нет.
Вдруг ротмистр стал хохотать как сумасшедший:
– Ой, не могу! Ну и пистолет улан! Ха-ха-ха! Какого полка рейтузы?
Я, к своему ужасу, увидел мою распахнутую шинель и мои слишком выразимые. К счастью, ротмистр отдал распоряжение:
– Подгурский и Зебальд – запрягать для господ офицеров экипажи. Афанасьев – по селу в разведку.
– Слушаюсь!
Вскочил на жеребца. Пока одевались и шло представление и распоряжения, прошло несколько минут. Выехав со двора на улицу, я ахнул – на улице фронтом к дому стояло 40—50 солдат в две шеренги, а возле меня стоял пан в синем жупане и черной шапке с длинным красным шлыком и с шашкой. Пехота – с винтовками. Мелькнула мысль: «Попались, все кончено!»
Опереточный пан повернулся ко мне и разинул рот, протер глаза кулаком и еще больше обалдел. Из штаба дивизии выехал во всей красе доброволец на коне Ильи Муромца. Видя растерянность, я выхватил из моего арсенала пару пистолетов и ору не своим голосом:
– Бросай винтовки!
Черти – не бросают. Даю несколько выстрелов над головами. Стоят. Тогда мне помог пан и кричит:
– Хлопци, кидайте рушници! – Рушницы дружно упали. Пан вскрикнул: – Хлопци, вийна скинчилася, и я иду до жинки у Киев.
Пустился в гопака так, что пыль поднял столбом. Выскочил ротмистр: «В чем дело?» – «В плен взял». – «Молодец!» – «Рад стараться!» – а сам скомандовал пану:
– Веди своих хлопцев на площадь!
Тот скомандовал, и хлопцы в ногу зашагали. Все было как сон. Второй раз в это прекрасное утро мне улыбнулось счастье.
– Афанаська, посмотри, не поднялась ли тревога после твоей пальбы.
Все казалось мне – море по колено. Доскакал до угла и увидел налево стоящих группами и курящих солдат. Подъехал и, умея уже командовать, ору:
– Кидайте, хлопци, рушници!
Хлопцы стоят и смотрят. Вид не испуганный, а любопытный. Я пистолет из-за пояса – и огонь. Хлопцы врассыпную, за хаты и плетни. Рушницы на дороге не
