приказах по Сибирской армии – по месту боя и соединения с ней.
Князь Н. Голицын[407]
КОННАЯ АТАКА НОВОАРХАНГЕЛЬСКИХ УЛАН В ОКТЯБРЕ 1919 ГОДА[408]
В 1919 году два эскадрона Новоархангельского уланского полка[409] с новомиргородскими[410] и смоленскими уланами составляли Сводно-уланский полк[411], которым командовал полковник Апрелев[412].
Сводно-уланский и Сводно-гусарский[413] (л.-гв. Гродненский[414], Изюмский и Черниговский) полки были 2-й бригадой под командованием генерала Оленича[415]. Сводные полки 9-й и 12-й[416] кавалерийских дивизий составляли 1-ю дивизию (начальником которой был генерал Чекотовский) 5-го кавалерийского корпуса.
Командиром Новоархангельского дивизиона Сводно-уланского полка был полковник Кадьян[417]. 1-м эскадроном командовал штабс-ротмистр Вилламов; 2-м – ротмистр Кирсанов[418]; начальником пулеметной команды полка был новоархангелец корнет Капора. В ноябре 1919 года благодаря энергии и способностям полковника Кублицкого[419] (георгиевского кавалера) был сформирован Новоархангельский полк в составе 6 эскадронов, пулеметной и конно-саперной команд.
В 1919 году зима наступила рано. Снег выпал 18 октября, но морозы были еще небольшие. 1-я дивизия 5-го кавалерийского корпуса находилась в районе города Дмитриева и, по приказу командира корпуса, отходила на Глухов, Путивль, Ворожбу.
В конце октября Сводно-уланский полк, после нескольких стычек с шайкой бандита-партизана Шубы, находился между городом Путивлем и железнодорожной станцией Ворожба. Имея столкновения с наступавшей пехотой Красной армии (365-м советским пехотным полком), дивизион новоархангельцев шел в арьергарде 1-й кавалерийской дивизии.
В последних числах октября полковник Кадьян получил приказ остановить своим дивизионом наступавшую пехоту красных, которая обходила станцию Ворожба с северо-востока, с намерением перерезать железнодорожную линию Ворожба – Белополье.
Еще ночью оба эскадрона вышли из села Бурынь, где они ночевали, и на восходе солнца подошли к большому лесу, за которым, как выяснил разъезд, находилась пехота противника, силою в батальон. Несмотря на то что у полковника Кадьяна было в 1-м эскадроне только 40 шашек, а во втором – 60, он решил атаковать батальон красных в конном строю.
Пулеметная команда заняла позицию на опушке леса и открыла огонь по цепи противника, которая залегла и стала продвигаться перебежками.
Пулеметы корнета Капора стреляли очень метко, и много перебегавших красноармейцев оставались на месте. До них было около версты.
Оба эскадрона стояли развернутым фронтом за лесом, слышали ружейную и пулеметную стрельбу, но еще не видели противника.
Полковник Кадьян скомандовал: «Дивизион, шашки вон, пики к бою, слушай!» (первые шеренги были вооружены тяжелыми деревянными пиками).
Командиры эскадронов повторили эту команду своим эскадронам:
«Дивизион, рысью марш!»
Выйдя за край леса, уланы увидели противника, до которого было с полверсты. Командиры эскадронов скомандовали: «Стой, равняйсь!» Полковник Кадьян перекрестился, вынул шашку и крикнул: «С Богом!»
Командиры эскадронов скомандовали: «Правое плечо вперед, в атаку, карьер, марш-марш. Ура!»
Уланы подхватили «Ура» и дали шпоры.
Поле было ровное, снег неглубокий, что не затрудняло атаки.
Стреляя на ходу, красноармейцы стали сбегаться в кучу для отражения атаки, но не успели, как на них налетели уланы.
Многие пехотинцы становились на одно колено, выставляли перед собой, уперев приклад в землю, винтовку со штыком, на который напарывались уланские лошади.
Во время Гражданской войны почти вся регулярная кавалерия была вооружена английскими палашами, очень неудобными для рубки, так как у них был очень широкий обух и узкий клинок. Но офицеры и кадровые нижние чины научили молодых добровольцев пользоваться этим оружием.
Во время атаки около 25 лошадей были ранены штыками, столько же приблизительно улан. Тяжелораненых – 4, убит 1 – улан первого эскадрона Попивненко.
Под штабс-ротмистром Вилламовым убита штыком лошадь. Он первый налетел на противника, обогнав свой эскадрон и полковника Кадьяна, под которым лошадь была ранена пулей в голову.
Около 150 красноармейцев были убиты и ранены. Остальные, около 300, бросились бежать к другому лесу на северо-восток.
В это время полковник Кадьян закричал: «Пленных не брать, это китайцы!» Это действительно были китайцы, но не простые.
Еще в 1918 году военный нарком Троцкий стал формировать «интернациональные бригады», состоявшие из коммунистов и бандитов разных стран.
Китайское правительство Сун Ятсена прислало «добровольцев», выпущенных из тюрем, – убийц и грабителей, ожидавших смертной казни. Они зверствовали по отношению к русскому населению, и уланы видели, как они расправлялись с крестьянами в районе Глухова (не лучше их были венгры).
Китайцы бежали к другому недалекому лесу, а уланы носились по полю, коля их пиками и рубя палашами. Все же было взято в плен 3 китайца, хорошо одетых и вооруженных пистолетами «маузер». По всей вероятности, они были начальниками.
Ввиду того что они по-русски не говорили (или не хотели), а среди улан никто не знал китайского языка, они были отправлены в штаб дивизии. Проходя на следующий день через город Белополье, уланы увидели, что они были повешены перед железнодорожной станцией.
Трофеями этого боя было два пулемета Максима, три Люиса, винтовки, ручные гранаты и большое количество патронов, которых в Добровольческой армии всегда не хватало.
В то время как уланы носились по полю за китайцами, из другого леса, к которому бежали китайцы, вышла пехотная цепь противника, но, увидев уничтожение китайцев, она пошла обратно в лес и открыла редкий огонь, который никакого ущерба нам не приносил.
Благодаря этой атаке, остановившей наступление красных на станцию Ворожба, был погружен воинский поезд, который мог беспрепятственно отойти.
Настроение в полку было всегда бодрое. Любое наступление красных всегда бывало отбито, а теперь, после боя с китайцами, настроение стало еще более приподнятое. «Теперь пойдем опять в наступление».
Но вместо этого пришлось идти на Белополье, Сумы… Харьков… Новороссийск.
Ф. Крамарев[420]
ЭПИЗОДЫ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ. ПРОИЗВОДСТВО[421]
В этот достопримечательный для меня день не все было так, как еще гимназистом в Петергофе я представлял себе мое производство. Вместо Петербурга – село Торгаевка в Северной Таврии; вместо первого поздравления Царя-Батюшки, производившего юнкеров, – мрачный ротмистр Маркевич[422], который пробасил: «Поздравляю К., писарь принес из штаба полка приказ о вашем и Белянского производстве, идите надевать новые погоны». Вместо поздравления родных и знакомых – правда, сердечные, но однообразные поздравления кавказцев моего взвода: «Паздравляю гаспадынь корнэт, дай тэбэ Бог до гэнэрала дослужиться». Вместо красивой парадной формы – случайно сбереженные синие штаны, сделанные к этому дню новая гимнастерка и новые георгиевские ленточки к крестам.
Наконец, вместо хорошего ресторана – четверть самогона с горячим «корн-бифом» в офицерской хате. Но все же это был мой
