Гвин потихоньку дотянулся до своих вещей, оделся и выскользнул из деревянного домика, чтобы сполоснуть лицо из бочки с водой. Цепной пес Альбруны заворчал было на него, но узнал и замахал пушистым хвостом. Умывшись, Гвин провел влажными руками по волосам, дружески похлопал собаку и направился к лошади, которую он привязал по другую сторону домика. После ночи постельных утех у молодого человека разыгрался зверский аппетит. В замке сейчас как раз должны доставать из печи горячий хлеб. Юноша взнуздал жеребца, вскочил в седло и, щелкнув языком, двинулся по дороге. Не успел Гвин проехать и четверти мили, как услышал какие-то звуки, похожие на голоса. Он натянул поводья, остановился и прислушался, склонив голову и навострив уши. Звук послышался снова, тихий и трудно различимый. Может, показалось? Да нет, лошадь тоже прядала ушами. Покружив на месте, Гвин направил жеребца в дебри, где плющ сплетался с ежевикой, перемежаясь с поросшими мхом мертвыми ветками.
«Небось какое-нибудь крестьянское семейство с утра пораньше перешло границу заповедного леса и собирает валежник», – предположил он, но тут же отогнал эту мысль. Валежник обычно собирали женщины и дети. Голоса же, хотя и слышались неотчетливо, бесспорно, были мужскими.
Гвин для уверенности потрогал кинжал на поясе. «Это точно не разбойники, – подумал он. – Те не осмелились бы подойти так близко. И уж конечно не валлийцы принца Лливелина. А вдруг все-таки валлийцы? Притаились себе в засаде, ожидая подходящего момента?» Юноше стало не по себе.
Страхи Гвина оправдались, когда он разглядел между стволами тусклый блеск кольчуги, а справа – человека в дозоре. Судя по ссутуленной спине часового, он стоял здесь уже несколько часов, но глаза его тем не менее не утратили зоркости.
«О Господи, да это же…» Гвин в остолбенении таращился на Уильяма Фицуорина, а Уильям Фицуорин уставился на него, поднимая охотничий горн, висевший на плече.
Гвин хлестнул коня, пришпорил его и, не обращая внимания на тут и там торчащие из земли корни и на низко свисающие ветви деревьев, сломя голову помчался в сторону замка.
Выругавшись, Фульк скомандовал отряду: «По коням!» – но вовсе не потому, что намеревался преследовать Гвина Фицмориса. Тот был уже слишком далеко. Просто всегда оставалась опасность, что кто-то случайно забредет в лес и наткнется на них.
– Бог знает, что этот парень делал в самой чаще в такую рань, – сказал Уильям и оскалился. – Эх, жаль, не было у меня при себе лука. Я бы его стрелой выбил из седла. А теперь он поднимет шум и крик, и за нами придут.
– Что будем делать: сражаться или спасаться бегством? – спросил Филип Фицуорин, поднимая кольчужный капюшон, скрывающий его яркие медные волосы.
– Сражаться, – коротко ответил Фульк. – Увы, мы потеряли преимущество неожиданности, но в любом случае надо использовать шанс. Теперь Морис выйдет на охоту чуть более подготовленным, однако не все потеряно. Гвин видел только Уильяма у границы лагеря. Я уверен, он не смог оценить ни нашу численность, ни боеспособность.
– Ты думаешь, он пойдет на нас? – Уильям отвязал своего коня от низкой ветки дуба. – А по мне, так этот тип скорее спрячется за стенами замка, где его трусливая задница будет в безопасности.
– Полагаю, он все-таки вылезет, – тихо сказал Фульк. – И ты, Уилл, зря считаешь Гвина трусом. Да, младший сын Мориса очень хитер и коварен, но наверняка будет драться, если решит, что может победить.
Отвязав Огонька, он сел в седло. Короткая команда, быстрое движение поводьев, и вот уже отряд Фулька двинулся прочь от того места, где они разбили лагерь, направляясь к лесной дорожке. Она вела к замку, до которого оставалось не больше полумили.
Рыцари добрались до опушки, когда солнце уже сменяло свой утренний жемчуг на струящееся золото. Металлические отблески вспыхивали на доспехах воинов, галопом приближавшихся к лесу со стороны замка.
– Смотри, – кивнул Фульк Уильяму, указывая на щит Фицроджера: ярко-зеленый, с двумя золотыми кабанами.
– Отдай его мне, а? – взмолился Уильям. – Фульк, если ты меня любишь, отдай его мне!
Фульк свирепо улыбнулся:
– Любить-то люблю, но не настолько, чтобы уступить этого негодяя тебе. Потому что он мой!
Вытянув из-за пояса моргенштерн[18], он крепко сжал кожаную рукоять. На цепочке закачался шипастый шар.
Фульк развернулся в седле, чтобы обратиться к своему войску. Рыцари горячили коней, прилаживали поудобнее щиты, проверяли оружие. Он увидел на лицах возбуждение, напряжение, некоторый страх – все те же чувства, что испытывал и он сам, за исключением, пожалуй, дикого гнева и желания мести.
– Вы все путешествовали со мной и достаточно долго упражнялись, чтобы знать свою роль! – выкрикнул Фульк. – Единственная разница между тем, что нам предстоит, и турниром – это правила ведения боя. À outrance[19]. Битва острым оружием, и никаких призов, разве что кому-нибудь особенно повезет. Земля плоская, никаких преимуществ ни у одних, ни у других не будет. Постарайтесь не только проявить доблесть, но и не потерять голову, и тогда победа – наша.
– Победа! – эхом откликнулся Уильям, рыча и пронзая мечом воздух.
– Победа! – хором отозвались более пяти десятков глоток.
Под отзвуки этого крика отряд двинулся из леса слаженным галопом. Люди же Мориса, напротив, скакали к лесу торопливо и нервно, вразнобой. Они буквально оцепенели от страха, когда из-под покрова деревьев неожиданно возникли бойцы Фицуорина и с топотом помчались на них.
В горле у Фулька пересохло, рука стала скользкой от холодного пота. Огонек нес его к месту стычки. Земля вздрагивала в такт стучащим галопом копытам, и одновременно бешено колотилось сердце. Все ближе и ближе. Вспыхивающие на доспехах лучи солнца, его слепящие отблески на лезвии меча, частое дыхание коня и глухие удары копыт. Фульк размахивал моргенштерном и громко выкрикивал боевой клич, но звук дробился внутри шлема.
Два конных отряда столкнулись, произведя мощный глухой звук, который раскололся и распался на многочисленные звуки отдельных стычек. Моргенштерн с невероятной силой обрушился на шлем одного из рыцарей, выбив того из седла. Фульк разворачивал Огонька коленями и направлял его в самую гущу сражения в поисках зеленого щита и золотых кабанов Мориса Фицроджера. Несколько раз Фульку удавалось подойти достаточно близко, но его поочередно атаковали то один, то другой телохранитель Мориса. Раздосадованный, он заставлял себя не терять самообладания. Где-то справа слышался голос Уильяма, который, как всегда во время сражения, выкрикивал: «Фицуорин!» – используя родовую фамилию как боевой клич, помогающий ему всецело отдаться битве и призванный напугать врагов. Ему вторили более высокий голос Иво и бычий рев Алена.
