Прижимая ладонь к глазу, Эммелина обернулась.
– Мод? Ты все-таки приехала? – Даже сквозь полумаску пальцев, прикрывавших лицо женщины, были заметны радость и облегчение.
– Я ведь сказала, что буду возвращаться этой же дорогой.
Мод сердито глянула на Фулька. Оттого, что он так грубо ее прогонял, решимость остаться лишь усилилась.
– Вам нужно ухаживать за немощным, – она пренебрежительно подняла губу, указав головой на Фулька, – и кормить целую ватагу мужчин, так что потребуется помощь.
Эммелина встала и протерла слезящийся глаз краем рукава.
– Благослови тебя Бог, дитя! – сердечно произнесла она.
– Что мне надо делать?
– Ничего не надо! – отрезал Фульк, приподнимаясь на подушках и сердито сверкая глазами. – Я бунтовщик, и если вы хоть как-то будете со мной связаны, то неизбежно запятнаете и себя. Ваш супруг наверняка рассердится.
Мод пожала плечами:
– Как знать? Думаю, Тео больше рассердится на меня, если я уеду, не оставшись помочь.
Эммелина неуверенно переводила взгляд с племянника на гостью:
– Я, конечно, буду очень рада, если ты останешься, но только если это не подвергнет тебя опасности.
– Я рискую ничуть не больше вашего, – ответила Мод. – Мой деверь – архиепископ Кентерберийский и канцлер короля. Полагаю, это должно гарантировать мне определенную безопасность.
– Напрасные надежды, – проворчал Фульк.
Эммелина обернулась. Ее бледные щеки вспыхнули.
– Никак, милый племянничек, у тебя из раны вместе с кровью вытекла и вся учтивость? Да что с тобой такое? Ты ведешь себя словно маленький ребенок, у которого отняли игрушку!
– Разве не все мужчины таковы, когда они ранены? – Мод глянула на Эммелину с хитрой заговорщической улыбкой, понятной только женщинам.
Хозяйка дома приглушенно фыркнула и мстительно произнесла:
– Некоторые мужчины всегда такие.
Фульк, явно злясь, но понимая, что любыми возражениями навлечет на себя лишь новые насмешки, закрыл рот и откинулся на подушки.
– Если сможете вытащить стрелу у меня из ноги, я не стану злоупотреблять вашим гостеприимством дольше пары дней, – сказал он.
– Я уже послала за священником. Придет, как только сможет.
– За священником? – Мод вспомнила, как бледна была Эммелина, склонившаяся над раной племянника, и не на шутку перепугалась.
Должно быть, страх отразился на ее лице, поскольку Фульк впервые с того момента, как она вошла в комнату, улыбнулся, пусть даже злорадно и мрачно:
– Не переживайте, леди Уолтер, я не собираюсь собороваться.
– Я и не…
– Просто кто-то же должен вырезать мне эту стрелу из ноги. Уильяму я эту работу не доверю, он и зайца-то толком выпотрошить не может, да и никого из своих людей просить не хочу. Если потом вдруг что-то не заладится, они будут переживать и понапрасну винить себя, а это вовсе ни к чему.
Фульк начал говорить с насмешливым юмором, но закончил свою речь на искренней ноте. Мод словно бы мельком заглянула за его защитную маску, и к горлу у нее подступил комок.
– А из меня, боюсь, лекаря не получится, – вставила Эммелина, нервно сжимая руки. – Я от одного только вида крови падаю в обморок. Отец всегда говорил мне: «Хорошо, что ты не родилась мужчиной!»
– Так зачем все-таки понадобился священник? – уточнила Мод.
– Ну… – не слишком уверенно сказала тетушка Фулька. – В прошлом году он вправил Элвину Шеперду сломанную руку, и она хорошо срослась.
– Но стрел, я так понимаю, ваш священник еще никогда не вытаскивал?
– Нет, – покачала головой Эммелина.
Мод засучила рукава и подошла к кровати:
– Насколько глубоко она застряла?
Фульк стиснул пальцы в кулак, крепко прижав одеяло к ноге. На лице у него были одновременно написаны страх, гнев, упрямство и непокорность.
– Дайте мне посмотреть, – сказала Мод, берясь за одеяло.
– Это еще зачем? – возразил он. – Готов поспорить, что и вы тоже никогда не вытаскивали стрелу из тела.
– Не вытаскивала, – не стала спорить Мод, – но видела, как это делают. Одному из рыцарей Тео на охоте стрела попала в ногу, и нам повезло, что у нас в Ланкастере в это время гостил один хирург, учившийся в Салерно[20]. – Она твердо выдержала пристальный взгляд Фулька. – Ну что, я или священник? Выбор за вами.
Он еще несколько мгновений смотрел ей в глаза, потом со вздохом капитулировал, убрал руки, отвернулся и обреченно произнес:
– Делайте что хотите.
Она откинула одеяло. Из соображений благопристойности на больном была набедренная повязка, но все равно раньше Мод никогда не видела так близко почти раздетого мужчины, за исключением Теобальда. Ноги у Фулька были длинные, мускулистые и, что удивительно, почти совсем лишенные волос, несмотря на его смуглость. Из правого бедра, словно черешок груши, торчал кусок древка, обрезанного дюймах в двух от кожи.
Мод осторожно потрогала стрелу и почувствовала, что Фульк весь напрягся, как натянутая тетива.
– Нужен тонкий деревянный клинышек, – тихо сказала она.
– Мне не придется ничего класть между зубами, – с негодованием возразил он. – Я не такой трус, как некоторые.
– Хватит уже демонстрировать глупую заносчивость! – оборвала его Мод. – По мне, так лучше бы вы использовали вместо кляпа собственный язык. – Она подняла голову и обратилась к Эммелине, соединив большой и указательный палец: – Принесите, пожалуйста, деревянную палочку вот такой толщины, не больше. Еще мне потребуются два широких гусиных пера, маленький острый ножик и иголка с ниткой. – (Эммелина кивнула и пошла к выходу.) – Да, и еще, у меня в багаже лежит кожаная фляжка. Попросите мою служанку ее найти.
Тетушка Фулька отправилась выполнять поручения.
А Мод присела на краешек кровати, сама себе удивляясь. Неужели это она так четко и уверенно отдала приказания? Наша героиня прекрасно сознавала, что в любой момент этот ее прочный фасад мог рухнуть, оставив без защиты дрожащее беспомощное существо, не более Эммелины способное сделать то, что предстояло сейчас совершить.
– Сожалею о кончине вашей матушки, – сказала Мод. – Я приехала к леди Фицуорин в Олбербери, когда она уже болела, и оставалась с ней до самого конца.
Фульк уставил неподвижный взгляд прямо перед собой, словно бы внимательно изучая драпировки.
– Вы очень любезны, – натянуто произнес он, выдавливая из себя слова. – Тетя рассказала мне.
Мод мяла в пальцах край одеяла:
– Мы близко подружились с вашей матушкой.
Интуиция подсказывала ей, что следует воздержаться от подробностей. Мод подумалось, что Фульку неприятно будет услышать, что Хависа относилась к ней как к дочери, о которой всегда мечтала.
