– Фицуорин! – заорал Фульк во всю мощь своих легких, так чтобы никто не мог перекрыть его голос, и с удвоенными усилиями начал пробиваться к Морису Фицроджеру.
В толпе внезапно открылось пустое пространство, в конце которого показался зеленый, с золотом щит. Фульк направил туда Огонька, на ходу раскручивая моргенштерн, жестко и стремительно. Когда Морис осознал опасность, в глазах у него вспыхнул ужас, однако было уже слишком поздно. Его щит стремительно взмыл вверх, но недостаточно быстро, и шар моргенштерна ударил по плечу, вбивая звенья кольчуги в стеганый поддоспешник, оставляя на теле синяки и дробя кость. У Мориса отнялась левая рука, щит упал. Фульк размахнулся, готовясь нанести новый удар. Но, выкрикивая дрожащим от боли и паники голосом приказ об отступлении, Морис натянул поводья и пришпорил жеребца. Поэтому второй удар Фулька пришелся по лошади. Жеребец пронзительно заржал и споткнулся, но быстро набрал прежний темп и, повинуясь отчаянным понуканиям Мориса, вскоре уже изо всех сил несся к замку.
Огонек сбился с ноги, когда один из рыцарей Мориса преградил Фицуорину дорогу и обрушил на него меч. Фульк отразил выпад щитом и ударил противника моргенштерном. Затем быстро увернулся и продолжил преследование. Врага надо было поймать раньше, чем он укроется за стенами замка.
Морис и его спасающийся бегством отряд влетели в деревню, распугивая разлетавшихся во все стороны птиц. Мост через ров был опущен. На стенах стояли лучники. Фульк уже почти нагнал Мориса, когда тот неистово замахал рукой, отдавая приказ, и на преследователей обрушился град стрел.
Фицуорин выругался, натянул поводья, резко останавливая Огонька, и повернул назад, чтобы вырваться из-под обстрела.
И уже почти прорвался, когда его догнал удар из арбалета. Болт безжалостно пробил кольчугу и габмезон, а острие вонзилось в бедро.
Уильям и Иво быстро оказались рядом. Младший брат перехватил поводья Огонька и увел коня подальше от опасности.
– Фульк, ты как? – побледнев, спросил Уильям.
Тот стиснул зубы. Кровь сочилась вовсю, но было ясно, что рана не смертельная – по крайней мере, пока.
– Нормально, – сумел выдохнуть Фульк. – Кость не задета.
– Ехать сможешь?
– Идти-то я в любом случае не смогу, – невесело рассмеялся Фульк и оглянулся через плечо.
Отдельные стрелы еще со свистом летели в их сторону, но уже не доставали. Двери всех домов в деревне оставались плотно закрытыми, и никто не подавал признаков жизни, за исключением переполошившихся кур и гусей. Отряду Фулька явно не собирались оказывать сопротивления.
– Еще секунда – и мы бы захватили Фицроджера. – Он с досадой стукнул кулаком по седлу.
– Можно ведь и замок осадить, – задумался Уильям. – Там, у леса, Морис потерял нескольких человек и сейчас будет готовиться к обороне.
Фульк покачал головой:
– Если мы останемся и начнем осаду, это будет последнее, что мы успеем сделать на этой земле. Кто-нибудь из деревенских наверняка побежит за подмогой, а у меня нет желания попасть за решетку, когда подоспеют войска из Шрусбери. – Он глянул на Уильяма, желая убедиться, что тот внял его доводам. – Чтобы добиться успеха, мы должны действовать быстро. Надо устраивать короткие набеги и постоянно досаждать Иоанну, чтобы в конце концов он отчаянно захотел мира, даже на наших условиях.
Уильям нахмурился. Он понимал, сколь справедливы аргументы Фулька, но явно не желал сдаваться.
– У нас еще будет возможность сразиться с Морисом, – сказал старший брат, борясь с обжигающей болью. – Мы заявили о себе. А пока пусть Фицроджер помаринуется в собственном страхе.
Он дернул поводья и направил Огонька на дорогу, которая уводила от Уиттингтона обратно в леса. С каждым шагом жеребца бедро Фулька пронзала пульсирующая боль.
Глава 18
Мод любила ездить на лошади, особенно когда можно было самой сесть верхом, а не в дамское седло позади конюха. Ей нравилось держать вожжи и чувствовать внутреннюю связь со своей смирной кобылой. Чтобы защитить кожу от полуденного солнца, Мод надевала поверх легкой льняной накидки широкополую шляпу, какую носят пилигримы. Шел третий день ее путешествия из аббатства Теобальда у Кокерсенда, что близ Ланкастера, в Хигфорд. Жара становилась все более изматывающей, по мере того как они отдалялись от морского побережья, где дули прохладные бризы, и продвигались вглубь Чешира.
Она пробыла у отца в Эдлингтоне ровно столько, сколько требовалось, чтобы соблюсти приличия и исполнить дочерний долг. Как обычно, Робер говорил с ней покровительственно и бесцеремонно. Барона беспокоило не столько благополучие Мод, сколько ее место на колесе Фортуны.
– Я нашел тебе отличную партию, – самодовольно заявил он, засунув пальцы за пояс. – Ты в родстве с Хьюбертом Уолтером, пожалуй самым влиятельным человеком в стране. Так почему же, скажи на милость, твой муж сейчас имеет не больше, чем в день свадьбы? Даже меньше, ведь король Иоанн лишил Теобальда многих привилегий.
По словам отца выходило, что это вина Мод. Впрочем, возможно, отчасти так оно и было. Без сомнения, если бы супруга Теобальда Уолтера разделила ложе с Иоанном, как это сделали уже многие жены и дочери баронов, добиться королевской милости было бы легко.
Мод передернуло от одной только мысли об этом, и кобыла в ответ шевельнула ушами и отпрянула в сторону. Отцу она в тот раз ответила, что Теобальд не станет завоевывать расположение короля ценой своей чести. Робер ле Вавасур громко фыркнул и сказал, что если зять его столь высоко ценит свою честь, то богатство сие, несомненно, рано или поздно его погубит. Когда неделя подошла к концу, Мод покинула Эдлингтон не оглядываясь.
Существует мнение, что мужские соки сильнее женских, и дитя, которое зреет в утробе женщины, больше наследует от отца, нежели от матери. Боже сохрани, если это правда, подумала Мод. Она не хотела быть подобием Робера ле Вавасура: в своей жадности он был настолько одержим мыслями о положении и власти, что походил на человека, плотно упершегося лбом в стену.
Еще неделю Мод провела у бабушки в Болтоне, но и там радость свидания была омрачена размолвками. Матильда де Шоз, поджав губы, заявила, что Мод следует засесть за иглу и прялку. Дескать, надо не болтаться у мишеней, а производить на свет потомство. Стрелять из лука – занятие не для женщин, и вообще это просто неприлично. Как же она сумеет завлечь мужа в свою постель, если будет вести себя как мальчишка?
Мод с трудом сдержала смех, сжав зубы и укрывшись за вежливой улыбкой. Исполнив родственные обязанности, она поехала к Теобальду – в поместье и аббатство у Кокерсенда. Соленый запах ветра, широкие просторы занесенных песком илистых пойм, красных от заката, морские волны, с шипением набегающие на берег, – все это давало ей ощущение свободы, необходимое, чтобы восстановить душевные силы после исполнения тягостной повинности.
