— Ты получишь их. Назови количество и время, и я доставлю их тебе.
— Такой самоуверенный.
— А как, по-твоему, я зарабатываю себе на жизнь?
Глаза с’Экса вспыхнули.
— Я думал, что ты держишь ночной клуб.
— Я торгую не только выпивкой, — пробормотал Трэз.
— Хм, вот это профессия. — Убийца нахмурился. — Ну, а теперь уясни: она может послать меня за ай’Эмом.
— Тогда мне придется тебя убить.
с’Экс закинул голову назад и рассмеялся.
— Очень самонадеянно.
— А теперь четко уясни ты: тронешь ай’Эма, и я найду тебя. Твой последний вздох будет моим, и твое сердце будет еще теплым, когда я вытащу его из твоей груди и съем сырым.
— Знаешь, удивительно, почему мы раньше не ладили.
Трэз протянул свободную руку.
— Значит договорились?
— Не забывай про королеву. У меня может не получиться повлиять на нее. И проясню: если она не согласиться на это, то твое время выйдет.
— Тогда убей их. — Он выдержал черный взгляд с’Экса даже не дрогнув. — Я именно это имею в виду.
Убийца наклонил голову, взвешивая все «за» и «против».
— Да, очевидно так и есть. Жди меня здесь завтра вечером, и приведи кого-нибудь на пробу… а я посмотрю, что смогу сделать на Территории.
Перед тем как исчезнуть, с’Экс коротко пожал протянутую руку. А затем он ушел, как уходит ночной кошмар после пробуждения.
К сожалению… Трэз знал, что мужчина вернется.
Вопрос в том, с какими новостями. И запросами.
Глава 38
Через час после захода солнца Абалон покинул свой дом, дематериализовавшись с боковой лужайки. Ночь выдалась очень холодной, и, приняв форму в поместье одного из самых состоятельных семейств Глимеры, он сделал долгий вдох, так, что его синусовые пазухи онемели.
Остальные уже собирались: мужчины и женщины появлялись в темноте, прежде чем выйти на свет, поправляли свои меха, наряды и драгоценности.
С тяжелым сердцем он продолжил свой путь.
Доджен придерживал величественные резные двери особняка, слуги в ливреях стояли неподвижно, разве что моргали.
Хозяйка дома стояла в фойе под люстрой, её ярко-красное дизайнерское платье из шелка струилось до самого пола. Рубины демонстративно вспыхивали на ее шее, запястьях и в ушах.
Абалон внезапно для себя подумал, что у настоящей королевы расы этот красный драгоценный камень был намного лучше, больше и прозрачнее. Давно, в Старом Свете, он видел картину величественной женщины, выполненную маслом. И вся претенциозность меркла перед Мрачным Рубином и его аналогами, перед великолепием, пронесенным сквозь краску и время.
Нигде не было видно супруга хозяйки. С другой стороны, ему было тяжело стоять так долго.
Немного ему осталось.
Гости выстроились в процессию, и уже вскоре Абалон целовал напудренные щеки женщины.
— Я так рада, что вы пришли, — сказала она важно и махнула рукой куда-то позади себя — Приглашаю в обеденный зал.
Когда украшавшие ее рубины вспыхнули на свету, он представил свою дочь хозяйкой такого же величественного дома, с такими же блестящими глазами.
Возможно, наказание за отказ согласиться с публичным оскорблением короля стоит этого. Абалона и его шеллан соединяла любовь те годы, что она прожила, и он начал понимать, как им повезло. Большинство его ровесников, погибших в нападениях лессеров, состояли в отношениях без любви и секса, их жизнь вращалась вокруг череды приемов, а не приятных семейных трапез.
Он не желал подобного для своей дочери.
Тем не менее, раз он нашел любовь, значит, и у нее был шанс, даже в Глимере?
Ведь так?
Войдя в обеденный зал, он про себя отметил, что все было так же, как в прошлый раз, когда их всех собрал Король: длинный узкий стол был убран, двадцать или около того стульев расставлены рядами. Но в этот раз выжившие аристократы занимали места рядом со своими женами.
Обычно, шеллан не допускались на собрания Совета, но этот вечер к привычным не относился. Впрочем, как и предыдущий.
И действительно, собравшимся полагалось быть более удрученными, подумал Абалон, выбирая себе обитый шелком стул в самом дальнем ряду: пренебрегая исторической значимостью, опасностью и беспрецедентностью всего этого, они переговаривались между собой, мужчины — с хвастовством, а женщины — жестикулируя так, чтобы выгодно подчеркнуть свои украшения.
Абалон один сидел в заднем ряду, и вместо того, чтобы приветствовать знакомых, он расстегнул верхнюю пуговицу своего пиджака и скрестил ноги в коленях. Когда кто-то закурил, он вынул свою сигару и сделал то же самое, только чтобы чем-то себя занять. Тут же возле его локтя оказался доджен с пепельницей на медной подставке, Абалон кивнул с благодарностью и сосредоточился на стряхивании пепла.
Знать считала его мелкой сошкой, ведь он давным-давно решил, что лучше держаться периферии. Его род воочию созерцал жестокость придворных и общества, и Абалон выучил этот урок, благодаря доставшимся в наследство дневникам. Надо признаться, что он обладает финансами, которые и не снились присутствующим в этом зале.
В восьмидесятые он вложился в самые лучшие инвестиции. Потом было крупное фармацевтическое дело в девяностых. А дальше? Сталелитейные корпорации и железнодорожные компании на рубеже веков.
Абалон всегда чуял, куда люди собирались направить свой энтузиазм и потребности.
Если бы в Глимере узнали об этом, то его дочь приобрела бы огромную ценность.
Еще одна причина, почему он не распространяется о собственном капитале.
Невероятно, как далеко продвинулась его кровная линия за столетия. И, только подумать, всем этим они обязаны отцу нынешнего Короля.
Десятью минутами позднее комната заполнилась… и это больше, чем атмосфера вечеринки, говорило, что Глимера хотя бы немного понимала значимость происходящего. Опоздания, принятые в светском обществе, сегодня не допускались; двери закроются прямо…
Абалон посмотрел на часы.
…сейчас.
И точно, тяжелые деревянные двери захлопнулись с глухим эхо.
Все до единого сели, притихнув, и у Абалона появилась возможность посчитать присутствующих и выявить тех, кого не было. Ривенджа, Главы Совета, ну конечно — он был союзником Рофа, и никто не мог ослабить эту связь. Марисса тоже отсутствовала, несмотря на то, что ее брат, Хэйверс, был здесь — с другой стороны, она была женой того Брата, о котором толком ничего не знали, но подозревали, что он был от одной кровной линии с Рофом.
Естественно, его род тоже не будет представлен…
Справа от камина открылась панельная дверь, и шесть мужчин вошли в комнату. Собравшиеся тотчас выпрямились на своих местах. Двоих из них Абалон узнал сразу же — того, что шел первым, аристократической внешности … и другого, с безобразной заячьей губой, шедшего позади — они наведывались к нему с Иканом и Таймом. А те четверо, что посередине, были тенью друг друга: мускулистые воины с острым взглядом, которые были начеку, спокойные, готовые ко всему, но не размахивающие оружием.
Но больше всего пугал их самоконтроль.
Только тот, кому неведом страх, мог проявлять спокойствие в подобной ситуации.
Хозяйка дома привела своего хеллрена в комнату, седой мужчина скрючился как набалдашник трости, на которую он опирался свободной рукой, его морщинистое лицо напоминало гофрированную бумагу.
Женщина усадила его как маленького ребенка, поправляя пиджак и приглаживая ярко красный галстук.
Потом она обратилась к присутствующим, обхватив себя за талию, на манер оперной певицы, громко исполняющей арию в заполненном зале. Она сияла от оказанного ей внимания, и это было абсолютно неподобающе, по мнению Абалона.
На самом деле все это выглядело как страшный сон, подумал он, в очередной раз стряхивая пепел.
Пока она шевелила ртом, рассыпаясь в благодарностях и признательности, Абалон размышлял о том, как она собирается жить после того, как ее «возлюбленный» отправится в Забвение. Несомненно, все зависело от завещания, был ли это второй брак, и есть ли в роду дети, шедшие впереди нее в гонке за активами.
Следующим говорил Икан.
— …перепутье… вынужденные действия… задача Тайма — во благо расы выявить слабое место… жена-полукровка… наследник вампир лишь на четверть …
Всю эту риторику он уже слышал, оратор лишь делал вид, что впервые говорит эти высокопарные речи. Но все были подготовлены, ожидания спланированы заранее, последствия уже оговорены.
Абалон перевел взгляд в дальний угол комнаты. Тайм, адвокат, почти слился с вешалкой, прижимаясь по всей длине своим высоким, тощим телом. Он нервничал, его глаза были сосредоточенными, но часто моргали.
— …Вотум недоверия должен быть выражен открыто для такого сверхквалифицированного большинства голосов. Далее ваши подписи в документе, подготовленном Таймом, будут подкреплены печатью. — Икан поднял пергамент с символами на Древнем языке, аккуратно выведенными синими чернилами… затем указал на выложенные в ряд разноцветные ленты, серебряную чашу с красными свечами и стопку белых льняных салфеток. — Здесь представлены все ваши цвета.
