а настоящих
тканей!.. Мы обо всем договорились, и заклинатель уже собирался перенести меня в свой артефакт, как вдруг на меня напали со спины, да так, что я потерял сознание. Когда я очнулся, заклинатель из Ордена сидел на земле сам не свой, баюкая раненую руку. Его одежда была порвана, лицо полосовали длинные порезы, лесная поляна вокруг оказалась выжжена, и в воздухе разливался запах горелой хвои и подпаленной плоти. А артефакт – полный, судя по сытому мерцанию – лежал у заклинателя на коленях. Я поинтересовался, как всегда учтиво, что же случилось, пока я был без сознания, и заклинатель испуганно объяснил, что сделка отменяется, мое место займет другой рёхх. Я высказал деликатное неудовольствие этим фактом, и заклинатель дрожащим голосом посоветовал мне заткнуться и обернуться. Я так и сделал… Под лесными деревьями, сколько было видно, лежали убитые и растерзанные птицы и кролики. Десятки трупов наших материальных братьев, еще полчаса назад весело воспевавших жизнь… «Я думаю, не надо злить этого рёхха», – сказал заклинатель, глядя на меня с ужасом. «Вы до пепла правы, сэр», – мигом оценил обстановку я и поскорее скрылся с этой поляны смерти.
Тилвас сжал кулаки.
– Ну и кто это был? – резко спросил. – Что за рёхх?
– Я не знаю. Я же потерял сознание.
– И что, ты не поинтересовался позднее?
– Нет, – пурлушэм выглядел удивленным. – А зачем? Это же был кто-то из характерных, раз он смог одолеть заклинателя в борьбе, да еще и нанести урон лесу. А я стараюсь не пересекаться с вами и равными вам по рангу… мастер, – осторожненько закончил павлин, глядя на то, как желваки ходят под скулами Тилваса.
– А ты знаешь, в кого тебя должны были вселить? – спросила я.
– Нет. Какая разница? Но заклинатель взял с меня клятву, что я не расскажу ни одному духу или заклинателю ни об Ордене, ни о том, что случилось на поляне. Как я понимаю, тот рёхх занял мое место тайно для остальной организации… Орден думает, что в каком-то человеке нахожусь я, а на самом деле там сидит характерный. Какой стыд! – горько вздохнул пурлушэм. – Его дурной вкус наверняка приписывают мне, это же так позорно!
– Почему же ты говоришь с нами, если с тебя взяли клятву? – я прищурилась.
– Вы же не рёххи, – пожал плечами пуршу. – Ты смертная, а Тилвас уже не рёхх и не заклинатель – он нечто иное, он ferkhen моего господина. Хорошо быть уникальным, не правда ли?.. Из-за этого формально я не нарушаю клятву, иначе бы из моего рта уже сыпались мотыльки, а ладони проросли кудрявым горошком. А вот оришейве я не мог ничего рассказать, поэтому его пауки и привели меня к вам.
Мы еще немного порасспрашивали павлина о случившемся, надеясь поймать хоть какие-то зацепки, но у него больше не было полезной информации. Он не смог ничего добавить про рёхха, а лицо заклинателя не запомнил. Вообще. Дурацкая павлинья логика сосредотачивалась только на одежде, но стандартный алый халат и остромысые туфли заклинателя отнюдь не являлись особой приметой в такой стране, как Шэрхенмиста.
Тем не менее даже нынешней информации с лихвой хватало для нового шага. Отпустив павлина восвояси, мы, приободренные, пошли обратно в городок.
– Кажется, теперь наш путь снова лежит в Пик Грёз, к сэру Айтешу, – кивнул Тилвас. – Надо спросить у старика, в кого должны были подселить павлина, и так мы получим имя врага.
– А письмом узнать не получится? – я нахмурилась.
– Пф. Конечно нет. Более того, мне придется все-таки попросить о помощи Галасу Дарети. Я никогда не был в штабе Ордена в Пике Грёз и понятия не имею, как его найти. А она помнит со времен своего неудачного рекрутинга, ее как раз там принимали.
– В столице за нами наверняка снова охотятся, раз Алое братство получило свою оплату в обмен на жизнь братьев и сестер Полуночи… – пробормотала я. – Тилвас, мне кажется, наши головы жаждет заполучить кто-то из политиков высшего эшелона. У врага столько каналов влияния, и этот павлин как символ власти, и выход на Орден…
– Да, – кивнул Талвани. – Я тоже думаю, что враг сидит где-то на самом верху.
Он пожал плечами.
– Но мы же догадывались об этом с самого начала, разве нет? Да, у врага есть деньги и власть – но это не так уж и страшно. У нас тоже будет, как только Орден узнает о нарушении. Единственное, что я теперь очень хочу уточнить, – вздохнул аристократ, – это: а точно ли горфус все еще заключен в призрачной тюрьме? Потому что, прах побери, ну не похоже это ни на кого другого…
Я расширила глаза.
– И что будет, если это горфус?! Неподражаемый?! – ужас прорвался в моих словах.
Тилвас пожал плечами:
– Я обыгрывал его сотни раз, обыграю еще раз. Нет особых причин для беспокойства. С удовольствием встречусь с горфусом снова, если что. Надеру его серые уши.
Но, говоря все это, Тилвас опустил глаза. Против света закатного солнца стало видно, что обе птичьи головы амулета на его груди уже пусты и прозрачны. Лисья душа, утекавшая по крупице, растворялась, исчезала, погибала в мире материальных вещей.
Поколебавшись, я утешающе сжала руку Тилваса. А он воспользовался моментом и больше ее не отпускал – до самого Джинглберри.
* * *
В городе мы разошлись: я направилась в гостиницу, а Талвани пошел к мастеру-ювелиру, чтобы заказать ему форму для артефакта Объединения.
– К ужину меня не ждите, – кивнул Тилвас на прощание, отцепившись-таки от моей ладони с таким невозмутимым видом, будто в том, чтобы держать ее все наши пешедральные километры, не было ничего странного. – Мы часов до трех ночи провозимся, как минимум.
Ювелиры, работающие с магическими материалами, открывают свои лавки исключительно по ночам: говорят, лунный свет при всей своей эфемерности благотворно влияет на процесс работы. Вполне вероятно, что это верование не имеет под собой ничего иного, кроме какого-нибудь родоначальника-совы, но традиция есть традиция. Лавочки ювелиров легко узнать по светящимся табличкам в виде сапфиров, которые подсвечивают ночные улицы холодным синим светом, подманивая бабочек и отпугивая бродяг: аура денег скорее отталкивает, а не привлекает беднейшие слои населения, хотя сами они не в силах признаться в этом.
Я шла по ночному Джинглберри, подняв воротник куртки, утопив руки глубоко в карманах. Город перемигивался со мной окнами открытых таверн и баров, взрывался хохотом разношерстной публики. Нет-нет да и заглядывала я в панорамные окна домов центральной улицы, ожидая узнать в одном из гуляк Мокки Бакоа. Но нигде не мелькала знакомая
