надо спотыкаться во тьме, ожидая, когда в тебя вонзятся клыки. Через общешахтную вентиляцию зверю всё равно не выбраться. Шурфы[8] были слишком узки для такой здоровенной туши. Оставался лишь один вопрос: озаботился ли кто-нибудь наличием взрывчатки?
Никто не ожидал, что «официальная часть» даст хоть какой-то эффект, но буквально через пятнадцать секунд из провала раздался голос Шакальника.
– Если я выйду, кто-нибудь обязательно пустит мне пулю в лоб! Так ведь, ребятки? Стоите там и думаете: вот было бы здорово, покажи старина Микаэль кусок своей славной черепушки!
– Ты арестован, Микаэль! Немедленно выходи и держи руки повыше!
– Я обязательно выйду, как только узнаю, в чём меня обвиняют! Ты уже придумала для этого название, Берит? Что об этом говорит закон? Разве людей преследуют за веру в богов?
Берит запнулась, торопливо выуживая из памяти верную формулировку.
– Ты обвиняешься в преступлениях против безопасности человечества, Микаэль! Но для такой змеи я могу начать и с более приземленного! Как тебе обвинение в убийстве Магне Хеллана и его семьи? Их тела нашли – забетонированными в подвале собственного дома!
Ингри и еще несколько охотников ахнули. Турбен покачал головой.
– Вот же ублюдок, – пробормотал он.
– Время вышло, Микаэль! Мы входим! – прокричала Берит.
Она передала Ингри громкоговоритель и в нерешительности достала шашку со слезоточивым газом. Да, она не до конца продумала план действий. Предполагалось, что они войдут и убьют зверя. Этого было бы достаточно, потому что Берит сомневалась, что какой-то завал остановит существо, способное на такие невообразимые вещи, как обращение людей в волков, или потопление суден, или блокировку средств связи. И всё же входить в логово монстра не хотелось.
– Погодите! Погодите! – проорал Шакальник и хохотнул. – Серая невеста сама к вам выйдет! Только тапочки наденет!
Под его дурацкий смех шизанутого паяца в проломе показалась она.
Древняя волчица, названная русским мальчиком Сифграй, застыла косматой тенью, почти полностью сливаясь с мраком шахты. Лучик света, падавший ей на грудь, обманчиво превращал шерсть в тусклый камень. Как будто научилась ходить доисторическая глыба.
Только чудовищные глаза, обращенные в никуда, транслировали кровавую накипь жизни.
Под хохот Шакальника перепуганные охотники побросали оружие. Турбен закричал так, будто у него вырывают сердце. Группка смельчаков в мгновение ока превратилась в визжащих сопляков, уносивших ноги.
Ингри вскинула захваченный пистолет Кристофера. Единственная недрогнувшая единица. Лицо Берит залила смертельная бледность. Она попятилась, хватаясь за грудь, словно там жила птица, что вот-вот могла улететь. Наконец сержант истерично закричала. Выпавшая шашка со слезоточивым газом звякнула о камень.
– Берит? – Ингри, продолжая целиться в зверя, откинула мешавший громкоговоритель. – Берит, господи боже, стой! Берит!
Но уже через мгновение Ингри поняла эмоции, что овладели их группой.
Налетел порыв холодного ветра, и бейсболку, принадлежавшую Кристоферу, сорвало с ее головы. Страх, древний и тупой, как само прошлое, обрушился на Ингри. Волчица находилась на ступень выше человека и каким-то невообразимым образом давала понять это. Ужас избивал инстинкт самосохранения, убеждая организм, что смерть – счастье.
Ингри, стеная от боли в суставах и безобразно крича, бросилась прочь. Рухнула. Расшибла коленку. Без стыда ощутила, как по ногам потекло горячее. Поднялась и сквозь слёзы увидела, как их охота на зверя подходит к концу. Люди бежали без оглядки, роняя оружие и фонари. В голове Ингри билась паническая мысль: «И ты брось! Брось! Разве не понимаешь, что тебя убьют только за то, что он у тебя в руках, глупая ты старуха?!»
Но Ингри упрямо прижимала пистолет Кристофера к груди. Толпа, собравшаяся у задних дворов Пилстред, разбегалась, словно растворялось некрупное пятнышко. Ингри видела, как многие, устав бежать или получив травму во время суматошного бега, теперь просто бредут. Всхлипывая, шагала Берит. Она то и дело останавливалась, будто пытаясь заставить себя вернуться. Как и хозяйка «Аркадии», сержант нашла в себе силы, чтобы сохранить оружие.
Под ноги Ингри подкатился гонимый ветром предмет, и она узнала бейсболку Кристофера. Грохнувшись на колени, надела ее. Ледяные комки страха, управлявшие телом, сейчас же растаяли. Одна сила сняла бейсболку, а другая – вернула.
– Спасибо, Кристофер!.. – прошептала Ингри. Слёзы закрывали обзор. – Как… как нам одолеть это, Кристофер? Что нам делать? Что-о?
Ее плеча коснулось нечто невесомое, и Ингри разрыдалась, осознав, что прикосновению не доставало уверенности.
Даже мертвые не знали, как поступить живым.
92. Так не бывает!
– Так не бывает! Просто не бывает! – проорал Эллинг. Он еще раз в сердцах долбанул по скальному крюку, и тот вырвало вместе с куском камня.
Элемент альпинистского снаряжения и ломоть породы подхватило ветром и унесло прочь.
Кнут проследил за их полетом с видом человека, который, выйдя за кофе, обнаружил шторм из кофейных зерен. Он разделял негодование Эллинга. Их группа покинула Мушёэн еще до шести утра. От Утесов Квасира они двинули на восток. Подъём на Подкову Хьёрикен должен был занять около трех с половиной часов. Только они, чёрт возьми, не сделали и этой малости!
Когда до выступа, откуда можно было выбраться на плоские вершины гряды, оставалось не больше ста метров, летний горный ветерок показал зубы. Погода испортилась. Скорость дьяволенка достигла сорока километров в час. Прощайте зонты! Подниматься пришлось осторожно. Но то была, как оказалось, разминка. Через двадцать минут ветер окончательно впечатал их в скальный массив, разогнавшись до мистических тридцати метров в секунду.
Группе Кнута пришлось беспомощно перекрикиваться, болтаясь в страховочных перевязях. Рудольф, лезший первым, отыскал подобие полки, и они расположились на ней, напоминая жалкую пародию на фотографию «Обед на небоскрёбе».
А время между тем близилось к четырем пополудни. Ветер вычеркнул из их жизней около семи часов, не давая продолжить подъём.
– Так не бывает! – еще раз крикнул Эллинг, буравя Кнута раскрасневшимися от ветра глазами.
– Как видишь, бывает. Рудольф, что со связью?
– По-прежнему – полный ноль! Мы для них пропали! Не удивлюсь, если они и за нами кого-нибудь пошлют! И я устал орать, так что заткнитесь оба!
Кнут и Эллинг переглянулись и расхохотались, хоть ветер и пытался вынуть души через глотки. Рудольф в их тройке был самым спокойным. Пусть не самым хладнокровным, но самым флегматичным точно. Однако на сей раз пробрало и его.
Щурясь, Кнут взглянул на небо и в который раз про себя согласился с Эллингом. Так не бывает. За пеленой ураганного ветра, так и норовившего стянуть их, проглядывала чуть белая синева, говорившая о том, что где-то стояла настоящая августовская жара, когда подносят холодный чай, банка пива покрыта изморозью, а…
– Ты с ума сошел, Кнут?! Не спи! – проорал Эллинг ему в самое ухо.
– Я, кажется, знаю, какую покупку совершу, когда вернусь домой, – вдруг проговорил Кнут.
Рудольф мрачно посмотрел на него:
– Какую же?
– Огромный белый диван – с самой мягкой и нежной подушкой под задницу.
Они снова заржали, и Кнут понадеялся, что никто не
