И тоже уходили, не хотели спорить.
И только Артамоновские бабы да девки-перестарки жалели Рдяницу и тайком подкармливали её. Им Головню не за что было благодарить: бабы стенали под тяжёлой мужниной властью, а девки изнывали в тоске, потеряв надежду выйти замуж. Сполох глядел на их проделки сквозь пальцы, сам терзаясь осознанием неправедности кары.
А лето уже вовсю шпарило серым маревом, напускало тучи комаров по ночам, журчало ручьями. Кое-где на вершинах холмов желтели проплешины ягеля, а повсюду в низинах уже волновалось полынное безбрежье, ближе к реке уступавшее место ернику и тёмным еловым рощицам, в которых любили прятаться от жары голуби и белые куропатки. Уже разливались душными терпкими ночами соловьиные трели, уже шныряли повсюду жадные лисицы, подбираясь к самому стойбищу, привлечённые стойким запахом мяса и рыбы, уже детвора ловила кротов, чтобы содрать шкуру на оберег от медведя. Охотники с утра уходили проверять заячьи силки и бить водную птицу, рыбаки крючьями ловили в реке стерлядь, ставили сети на ельца и окуня, ивовыми мордами таскали налимов. Бабы присматривали за лошадьми: собирали их на ночь в окружённые дымокурами загоны, вычёсывали из них паршу, доили, а ещё сдирали в рощах сосновую кору для заболони, чинили одёжу, лепили посуду.
Но главная мысль у всех была одна - о покосе. Каждое лето все общинники от мала до велика выходили на луга, окружавшие летник, и с утра до вечера косили траву. Чем больше накосишь, тем сытнее будет зимой скотина. А чем сытнее будет скотина, тем больше будет молока и мяса. Так жили веками, не мысля, что может быть по другому. Но теперь вождь не торопился с этим: сначала загнал всех в мёртвое место, а потом и вовсе умчался ловить жену. А лето ждать не будет - глазом не успеешь моргнуть, как зарядят дожди, а там и до снега недалеко. Общинники бухтели, но поднять голос не решались - Головня уже показал всем, что бывает с крикунами.
Однажды сиреневыми ясными сумерками, когда измученная Рдяница задремала, уронив голову на грудь, чьи-то руки обхватили её затёкшие чёрные запястья, и жила, которой баба была примотана к коновязи, лопнула. Рдяница завалилась на вытоптанную ногами и копытами землю, тихонько охнула и открыла глаза, моргая спросонок. Тело не слушалось её, лицо распухло от комариных укусов.
- Кто это?
- Это мы, мама.
Слезящимися глазами она различила в полумраке три милых её сердцу лица.
- Сынок? О-ох, тяжко мне... Не могу пошевелиться. Ты чего здесь?
- Пришёл помочь тебе. Я и сеструхи. Мы все тут.
- Ох, как же вы... детки мои добрые... никто не отважился, а вы... Дайте расцелую вас.
Они кинулись друг другу в объятия, даже мальчишка захлюпал носом, хоть и старался сдержаться. Дети зашептали наперебой:
- Мы тебя тут не оставим... все уйдём... как Искра ушла... только сани нужны... без них никак...
Слёзы стекали по щекам Рдяницы, она целовала своих детей - одного за другим, горячо и страстно. Потом отстранилась - не время было для ласк, надо было действовать. Но что сделать? Убежать к Павлуцким, по примеру Искры? Или уйти в тайгу, на авось? Нет, она поступит иначе.
- Доченьки мои любимые, помогите подняться. К девкам пойду. А ты, Костровик, слетай за ножом. Да смотри на сторожей не нарвись. От загона-то держись подальше. Встретишь кого - говори, по нужде вышел, да заплутал. Ну, беги.
Мальчишка смотрел на неё, открыв рот, и не двигался с места. Хлопнул себя по щеке - раздавил комара.
- А сани что же? - спросил он.
- Не нужно их. Останемся здесь. Верь мне, сынок. Так будет лучше.
Костовик кивнул и, вскочив, помчался в родительское жилище. А Рдяница, опираясь на дочерей, заковыляла в женское жилище.
На пологом склоне огромным зрачком мигал огненный круг. Внутри него шевелился утонувший в полумраке табун - каурые, пегие и вороные кобылицы охраняли прикорнувших жеребят, а над ними то тут, то там вздымались головы коней: выпрастывались из темноты, крутились туда-сюда и снова исчезали в скопище тел. Небо треснуло и разверзлось бурлящими красками - алой, белой, жёлтой. Призрачный свет полился на дремлющее в сумерках становище. Рдяница вскинула голову, прошептала сквозь зубы: "Помоги мне, Огонь! О, помоги же мне, Огонь!".
Костровик был скор - прибежал к женскому жилищу даже раньше, чем туда доковыляла Рдяница. Стоял, взбудоражено приплясывая, как горячий скакун. В руке его темнели резные деревянные ножны изумительной работы. Жар ладил их для себя, расстарался, любовно выведя каждую чёрточку - огненные зигзаги, ледяные конусы, череп с устрашающим оскалом: намёк на участь тех, кто выступит против владельца. Доделать не успел - внизу, на самом острие, было ещё много пустого места.
Рдяница, узрев сына, всплеснула руками:
- Быстро же ты, пострел. Постой здесь покуда. Да кричи, ежели кто вздумает войти.
Дочерей она отослала в отцовское жилище, велев не высовываться. Затем ступила внутрь.
В темноте льдисто переливались остывающие угли, словно капли с бушующего красками неба. Могуче гремел в провонявших дымом мохнатых стенах старушечий храп. Рдяница нащупала воткнутую рядом со входом лучину, запалила её от углей, осмотрелась.
- Вставайте, девки!
Раздались сонные возгласы, перепуганная Варениха, перестав храпеть, завопила:
- Кто тут? Кто тут? Изыди, нечистый, прочь, прочь...
В неверном свете лучины всклокоченная, исполосованная чёрными от грязи морщинами Рдяница и впрямь смахивала на пришельца с того света.
- Не узнали, девоньки? - ухмыльнулась она.
- Рдяница, ты что ли? Никак Сполох смилостивился? Освободил тебя?
- От него дождёшься, как же. Сама вызволилась, а теперь вот к вам заявилась.
Девки и старухи подступили к гостье, окружили её полукольцом. Варениха крикнула своим:
- Огонь-то раздуйте, не видно ни Льда... - Потом придвинулась к Рдянице. - Да точно ли ты? Не дух ли к нам заявился? А то смотри, заклятье страшное наложу, неснимаемое.
- Да я это, я. Вот хоть пощупай.
- Ну тогда проходи к очагу. У нас там варёные голени с вечера остались. Горивласа, вытащи-ка...
- Некогда нам сидеть. Пришла я, девоньки, вот зачем: узнала, что Рычаговы на наших злоумышляют, хотят извести. Надо родичей подымать.
Присутствующие озадачились.
- Это как же? Собрание что ли созвать? - боязливо спросил кто-то. - Так там нас не послушают...
- Хватит, наболтались уже. Сами управимся. Кто со мной?
- Прежде расскажи, что задумала. Куда мы попрёмся среди ночи?
- Родичам кровь вскипячу, чтоб очнулись от дрёмы. Клич брошу.
Пламя лучины так и прыгало в расширенных от страха глазах женщин. Точно Огонь, вдохновляя на подвиг, рассыпался искорками по зрачкам, воспламенил умы, разжёг тлевшие надежды. Но они ещё колебались. Привыкшие лишь вздыхать и жаловаться, они со страхом вслушивались в слова подруги.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
