компанией Prescriptives, стало примером этой дилеммы.
К тому времени, когда мы вышли на биржу в ноябре 1995 года, "Prescriptives" был перераспределен. Поскольку мы прозевали, когда различные магазины пригрозили снять с продажи другие линии, если мы не дадим им Prescriptives, каждый раз, когда мы открывались в одном из "наших" универмагов в торговом центре, нам приходилось открываться и во всех других универмагах в том же торговом центре. Было слишком много распределения по торговым центрам и регионам. Производительность упала. Бизнес Prescriptives в каждом из магазинов сначала выровнялся, а затем пошел на спад.
Компания Prescriptives никак не могла поддерживать три "двери" в торговом центре, когда достаточно было одной. Я чувствовал, что единственный способ решить проблему - закрыть дистрибуцию в трети магазинов и сосредоточиться на одном магазине в торговом центре.
Но когда я предложил рационализировать дистрибуцию, меня отговорили. Аргумент заключался в том, что сокращение дистрибуции вдвое приведет к большому снижению продаж и нарушит отношения между Estée Lauder и нашими розничными партнерами. Наши акционеры будут против.
В конце концов, всем в компании стало ясно, что даже одна "дверь" - это слишком много. Prescriptives больше не могла содержать за прилавком хорошо обученных аналитиков, которые были так важны для успеха бренда. До финансового кризиса 2008 года компания Prescriptives уже находилась в плачевном состоянии; рецессия стала последним гвоздем в крышку гроба. Мы приняли решение закрыть магазины. (Prescriptives продолжает процветать в Интернете).
Все знали, что компания Prescriptives была моим ребенком. Тот факт, что я дал зеленый свет на закрытие компании по указанию нашего нового генерального директора Фабрицио Фреды, был знаком моей поддержки ему и того, что здесь не будет священных коров.
Я виню перераспределение в судьбе Prescriptives, но также виню и себя. Больше всего я сожалею о том, что не настоял - более того, не потребовал - сделать правильные вещи для Prescriptives в самом начале , когда это могло бы изменить ситуацию. Финансовые аналитики всегда хвалят "расширение дистрибуции". Но, сами того не осознавая, они поощряют медленную смерть, потому что чрезмерная дистрибуция убивает люксовый бренд. Перераспределение, безусловно, убило магазины Prescriptives. И это особенно важно, потому что чрезмерная дистрибуция противоречит всему, за что мы выступали.
Мы стали пленниками своего коэффициента P/E.
"Я МОГУ ПОЗВОЛИТЬ СЕБЕ НЕМНОГО РАССЛАБИТЬСЯ".
Как я уже говорил, я поклялся, что ни компания, ни я не изменимся в результате выхода на биржу. В первом случае я ошибся. Что касается второго, то я все еще жил в квартире, которую купил в 1971 году. У меня по-прежнему была крошечная однокомнатная квартира за городом. Я уже приобрел 90 процентов своей коллекции картин кубистов. Хотя мой банковский счет определенно выиграл от владения приятно дорожающими акциями, моя жизнь не претерпела заметных изменений.
Но было одно принципиальное отличие.
С личной точки зрения, я наконец-то смог выйти из тени Великой депрессии. Я часто говорю: "Вы можете вывести ребенка из депрессии, но вы не можете вывести депрессию из ребенка". Я всегда беспокоился о том, что может случиться, если музыка остановится. Где бы мы оказались?
Владение акциями хорошо управляемой публичной компании давало мне уверенность в завтрашнем дне. Меня больше не мучила тревога, что я разорвусь на следующей неделе, которая двигала мной всю жизнь и определяла мою карьеру. Я мог позволить себе немного расслабиться.
Моя новая безопасность означала, что я смогу лучше контролировать свое наследие - как внутри компании, так и за ее пределами.
Часть
IV
. Искусство коллекционера
Глава 17. Три «О»
С моим сыном Гэри в галерее Staempfli, 1966 г.
Фотография Уайтстоун, Нью-Йорк
У меня всегда была душа коллекционера.
Оглядываясь назад, я могу сказать, что в моей деловой карьере это желание коллекционировать любимые вещи подчеркивало мое стремление превратить Estée Lauder в General Motors индустрии красоты класса люкс. Для этого я знала, что мне придется создать глобальный портфель престижных косметических брендов, и, как я расскажу в следующей главе, мне было очень весело создавать его!
На самом деле, я оттачивал свой взгляд на качество задолго до того, как услышал о General Motors или задумался о семейном бизнесе. Спросите любого коллекционера, как все начиналось, и вы услышите истории о детских увлечениях - от пробок от бутылок до жуков и бейсбольных карточек. Я не был исключением. Я начал рано и с тех пор собираю коллекции.
МОЯ ПЕРВАЯ "ЛЮБОВНИЦА"
Впервые меня укусило коллекционирование, когда мне было восемь лет и я учился в школе-интернате в Майами-Бич. Мои товарищи по школе собирали и обменивались открытками с изображением прекрасных отелей в стиле ар-деко: "Эй, я отдам тебе отель Shelborne за Roney Plaza". (Во время Второй мировой войны почти все грандиозные отели Майами-Бич были переданы ВВС США для размещения курсантов - за исключением Shelborne. Как один из немногих действующих отелей, его открытки были особенно ценными).
Вернувшись в Нью-Йорк, я тратил свои пять центов в неделю на открытки с изображением Эмпайр-стейт-билдинг на закате и других знаменитых городских достопримечательностей. Я хранил свою коллекцию в коробке из-под обуви в своей комнате - мой личный сундук с сокровищами. Время от времени я доставал ее и любовался ею. Для меня было важно собирать то, что не собирал никто другой - по крайней мере, никто из тех, кого я знал.
Как и многие мальчишки того времени, я также собирал марки. (Франклин Рузвельт был хорошо известен как заядлый коллекционер марок. Что может быть лучшим примером для мальчика, чем любимый президент Соединенных Штатов?) Как я уже описывал ранее (в главе 3), однажды в субботу я отправился в магазин торговца марками на 42-й улице. Он располагался в десятиэтажном здании, где продавцы марок были почти на каждом этаже. Я заглянул в один магазин, где также торговали старинными открытками с фотографиями. Один из покупателей показал мне несколько немецких и американских открыток конца XIX - начала XX века, и я был сражен наповал.
Этот джентльмен был членом Столичного клуба коллекционеров почтовых карточек. Он терпеливо объяснил, что делает открытку ценной: технику печати, значение серийного номера каждой открытки и другие элементы. Что еще лучше, он предложил мне помочь стать членом клуба и пригласил посетить следующее собрание, которое проходило в чьем-то доме в Бруклине. Ежегодные взносы в размере одного доллара в год были мне по карману. Мой членский номер был 75. Я до сих пор являюсь членом клуба.
Каким открытием это стало для меня! Я нашел сообщество коллег-коллекционеров, большинство из которых были такими же увлеченными, а многие - гораздо более знающими, чем я. С этого момента я всегда обращался за советом к тем, кто знал
