это произошло, это
была ужасная новость, и он надеялся, что Рейаст каким-то образом ошибся. Пазел
пролетел через нижнюю орудийную палубу к лазарету. Над дверью клиники он
увидел любопытную вывеску:
ЛАЗАРЕТ
ДОКТОР КЛАВДИЙ РЕЙН
Первая строчка была аккуратно нарисована красной краской. Вторая, как и
линия, зачеркнувшая имя Чедфеллоу, была грязными синими каракулями. Пазелу
пришлось опереться о дверной косяк. Чедфеллоу должен был служить на
« Чатранде». Но почему он передумал и велел Пазелу покинуть корабль? « Я
собираюсь их увидеть», — сказал он о матери и сестре Пазела. Была ли это
причина, по которой он намеревался быть на борту, или причина, по которой не
был?
В лазарете он нашел Нипса, повешенного в гамаке, с разбитой губой и
клеенчатым мешком с холодной водой под глазом. Маленький мальчик был в
ярости, скрипел зубами и клялся, что научит Джервика держаться на расстоянии.
Пазел заставил его замолчать: новый доктор, Рейн, суетился рядом, сдвинув
седые брови. Когда он проходил мимо, они услышали, как он бормочет себе под
нос:
— Ундрабаст, Нипс Ундрабаст, хе-хе, чуть не сломал шею, вы, ребята, не
123
-
124-
должны дурачиться с люками...
— Пусть он снова подойдет ко мне, — сказал Нипс, когда доктор был вне
пределов слышимости. — Джервик, я имею в виду — трусливая крыса.
— Но как он оказался на «Чатранде»? — с несчастным видом спросил Пазел.
— Сказал, что только что избавился от какого-то смолбоя, которого ненавидел
на своем старом корабле, — проворчал Нипс. — Хвастался, как он «шлепал его
около года, и этот чертов дурак никогда не отвечал». А потом он помог какому-то
толстому боцману высадить смолбоя на берег в Соррофране. Его капитан
подслушал и закатил истерику, какой никто никогда не видел, и собственными
руками выбросил Джервика на берег.
— Это был я! — воскликнул Пазел. — Тот, кого высадили!
Подбитый глаз Нипса уставился на Пазела.
— Я изобью его, — сказал он. — Я засуну этот золотой зуб ему в глотку. Я
выжму его, как свой тюрбан.
— Нипс! — сказал Пазел, схватив его за плечо. — Не дерись с ним! Роуз
бросит тебя акулам! Кроме того, Джервик — страшный и грязный боец! Он
расплющит тебя, приятель!
— Пусть только попробует!
У него получилось «попобует», из-за распухшей губы Нипса. Крошечные
кулачки сжались по бокам.
Пазел медленно поднялся и прислонился лбом к стене.
— Все на этом корабле сумасшедшие, — сказал он.
— Привет! — сказал Нипс. — Где ты взял этот бушлат?
И затем, как падение в море, это произошло. Два матроса прошли мимо двери
лазарета, непринужденно болтая о женщине, и внезапно их голоса изменились —
мутировали, раздулись — и превратились в чудовищный визг.
— Нет! — закричал Пазел, вскакивая.
— Пазааааааак? — сказал Нипс.
Доктор Рейн, обернувшись, воскликнул:
— Ква-ква-квааак?
Вот оно: давление на его череп. И наполняющий воздух запах яблока с
заварным кремом, худший запах в мире. У него начался припадок.
Оставив Нипса с широко раскрытыми глазами, Пазел выбежал из лазарета в
ужас корабля, наполненного оглушительными, хищными птичьими криками. Он не
мог придумать, где спрятаться — спрятаться на четыре часа или больше! — но он
должен спрятаться, немедленно. Если его сочтут сумасшедшим, его вышвырнут
вместе с трюмной водой или еще хуже.
Нижняя орудийная палуба была заполнена новоприбывшими, какими-то
солдатами, занятыми, смеющимися, кричащими. Они показывали на него, чего-то
желая. Он побежал. Трюм, подумал он. Надо идти в трюм. Может быть, посол еще
его не ждет. Может быть, никто его не хватится.
Он добрался до трапа № 1 и помчался вниз по лестнице. Но на жилой палубе
124
-
125-
внезапно появился Фиффенгурт, преградив ему путь. Он улыбнулся Пазелу:
— Бачафуагаааак!
Пазел сделал беспомощное лицо и снова начал карабкаться, отчего
Фиффенгурт заверещал еще громче. Пазел выскочил на следующую палубу, верхнюю орудийную палубу, и побежал вдоль длинного ряда пушек. Вокруг него
были люди, злобные и ужасно громкие. Никогда еще не было так плохо, подумал
он. А потом он увидел прямо перед собой Джервика.
Оба мальчика замерли. Глаза Джервика расширились; он сжал швабру в руках, словно она могла улететь. Пазелу внезапно пришла в голову мысль попытаться
быть дружелюбным — в конце концов, им иногда приходилось работать вместе на
«Эниэле», — но как именно он должен был это сделать? Он не мог говорить, поэтому попытался улыбнуться и слегка помахал рукой.
Джервик метнул в
