него швабру, как копье.
Вот тебе и дружелюбие. Пазел увернулся от швабры и попытался проскочить
мимо Джервика, но здоровенный смолбой схватил его за плечо.
— Гвамотпаткуандлемоф!
Джервик рванул новый бушлат Пазела; медные пуговицы отлетели. Ударь
меня, ты, имбецил! подумал Пазел. Тогда Фиффенгурт, наверняка, выгонит тебя.
Но Джервик просто издал шум, его хватка усилилась. И Пазел понял, что еще
мгновение — и появится Фиффенгурт и схватит их обоих. Этого не должно быть.
Они посадят меня под замок.
Он повернулся и посмотрел на Джервика.
— Отпусти! — воскликнул он, бешено жестикулируя. — Я Мукетч, грязевой
краб из Ормаэла. Я колдун и превращу твои кости в пудинг, если ты этого не
сделаешь!
Конечно, из его уст не исходило ничего, кроме птичьего лепета. Обычно
разговоры во время припадка были худшей тактикой, какую только можно
вообразить, но сегодня это его спасло. Джервик был ужасно суеверен. Он замер, широко раскрыв глаза. Пазел указал на изуродованное ухо Джервика и хихикнул:
— Когда я закончу, это будет самая красивая часть тебя! А теперь ИДИ!
В ужасе Джервик отпустил его, отшатнулся назад и поскользнулся на одной из
оторванных пуговиц Пазела. Пазел побежал, спасая свою жизнь.
Визг, гудки, мокрый участок пола. Он вреза́лся в одного члена экипажа за
другим. Взрослые мужчины отскакивали, как будто он мог их укусить. Это
закончится катастрофой, подумал он.
Затем рука, гораздо более сильная, чем у Джервика, схватила его, и Пазел
почувствовал, как его развернуло. На мгновение он увидел мужское лицо — седые
виски, яркие глаза, сужающиеся к уголкам, — а затем его буквально втолкнули в
дверной проем, в теплые запахи кофе, духов и талька.
Он мало что понял из того, что последовало за этим. В зеркале появилось лицо
посла, наполовину выбритое, с разинутым ртом. Красивая женщина ворвалась в
комнату, раскинув руки и крича демоническим голосом. Откуда-то появилась
125
-
126-
золотоволосая девушка из кареты и посмотрела на него с удивлением, но без
страха.
Затем к его губам прижали фляжку, запрокинули голову, и он потерял
сознание.
Глава 16. ИСПОЛЬЗОВАНИЕ МЕРТВОГО
12 вакрина 941
Единственными свидетелями того, как « Чатранд» вышел из этерхордского
залива, были люди с двух израненных в боях боевых кораблей, стоявших на якоре
дальше от берега, чем остальная часть имперского флота. На их мачтах подняли
вымпелы в знак приветствия: зеленая звезда на белом фоне, что означало
« безопасное путешествие, быстрое возвращение».
Чудо, если случится и то, и другое, подумал Сандор Отт, закрывая
иллюминатор своей каюты. Более вероятно, что их всех убьют. Скорее всего никто
не вернется — ни он сам, ни этот смертоносный капитан. Конечно, коварство
струится у Роуза из пор. Он, без сомнения, спланировал свой собственный побег
вплоть до последней лжи, удара ножом или шантажа. Но морякам, солдатам и
мальчишкам никогда нельзя будет доверять — они узнают слишком много.
Восемнадцать миллионов золотых сиклей! Четыре сундука с кровавым
камнем! Если его собственные люди не предадут его, то, наверняка, это сделают их
западные партнеры. В ту минуту, когда этот приз станет чем-то большим, чем
обычным слухом, надеждой в их мерзких сердцах, мы станем честной добычей. В
ту минуту, когда мы отдадим это им в руки, они пожелают нам смерти.
Перед высоким зеркалом он приколол к груди медали, превратившие его в
Штела Нагана, командира почетного караула посла. Какое-то мгновение он
рассматривал свои руки: грубые, твердые, как скала. Затем вышел из каюты и
поднялся на верхнюю палубу.
Прекрасный летний вечер, солнце, все еще яркое и красное, над
императорской горой. Он даже смог разглядеть замок Мааг на вершине и
собственную башню, криво помахавшую на прощание.
В хорошую погоду пассажиры первого класса могли бродить по верхней
палубе, как им заблагорассудится (никогда по квартердеку: это была территория
офицеров), и сейчас там было около дюжины человек. Час курения миновал, поэтому они жевали сапворт или сладкую сосну. Дети скакали вокруг, изображая
смолбоев. Мужчины потягивали виски из фляжек.
На палубе была только одна дама, но она была единственной женщиной, к
которой Сандор Отт проявлял хоть какой-то интерес. Кожа Сирарис Исик в
вечернем свете сияла, как полированный янтарь. Она стояла, держа за руку
Эберзама Исика,