- Уже теплее! То есть не самостийно?!
- Безусловно. В отличие от вас, я никогда не забываю, что мы солдаты правопорядка, а без дисциплины побороть преступность невозможно.
- Понятны ваши огорчения. И кто же дал такое указание?
- Товарищ Препанов! - из приемной выглянуло негодующее лицо Ангелины Степановны. - Да что же это вы в самом деле? Давно все собрались. Вас генерал вынужден ждать! Может, это в прокуратуре принято...
- Так мне сказали... - Препанов, с кроткой укоризной глянув на обманщика, шагнул было дальше.
- Так кто?! - удержал его Мороз.
- Тот, кто уполномочен! Да пустите же! Вы что, намерены мне руку вовсе отвинтить? Я работаю в контакте с РУБОПом, если хотите знать. Вопрос также согласовывался с руководством УВД. - С Тальвинским?!
- Ну, знаете, вас заносит. У генерала и без нас дел хватает. А вот с его первым заместителем я согласовал...
Обескураженный Мороз отпустил захват, и следователь Препанов, обиженно шмыгнув, проворно исчез в приемной. Через секунду вновь выглянул:
- С прискорбием вынужден отметить, что вели вы себя не по-товарищески.
И вновь пропал, на этот раз окончательно.
- Что думаете насчет побега, Виталий Николаевич? - пропустив Препанова, Ангелина Степановна, с тревогой следившая за Морозом, задержалась.
- Да много чего думаю, Ангелина Степановна. А вот чего в толк не возьму: кому понадобился Добрыня на свободе?
10.
"Жигулевский" доходяга - аккумулятор отказался "схватывать", едва стрелка термометра перевалила за минус пять. Так что Мороз, еще недавно гордый и неприступный автовладелец, вновь остался безлошадным.
По вечернему, продуваемому дубленым северным ветром городу особенно не нагуляешься. Разве только если передвигаться перебежками. И перебежки эти должны быть стимулирующими.
Именно таким способом и надумал добраться до дому Мороз, тем паче, что рюмочных, кафе и закусочных на маршруте "УВД - квартира" было предостаточно.
Правда, с отправной точкой - шашлычная "У Зиночки" - вышел облом. Дверь темного безжизненного помещения была опечатана налоговой инспекцией N 3. Зиночка оказался провидцем, - методов воздействия на неплательщиков у Будяка, как выяснилось, хватало.
Зато в следующей на маршруте точке Мороз принял сразу полуторную - сто пятьдесят - порцию, которую больше не снижал на последующих перевалочных пунктах. Так что к собственному подъезду он добрался, груженный шестьюстами граммами хорошей кристалловской водки. Может, потому и не обратил внимания на горящий в его окне свет.
Лишь добравшись до квартиры и достав ключи, почувствовал неладное: на коврике у входной двери он разглядел потеки.
Тихонько расстегнув молнию на куртке, Мороз подышал на застывшие руки, снял с предохранителя теплый от подмышки "Макаров". Стараясь действовать бесшумно, провернул ключ и - по-кошачьи впрыгнул в квартиру. Которая оказалась пуста. Если, конечно, не считать сложенной на спинке кресла женской одежды. Отдельно лежала кожаная миниюбочка. Оставалось только гадать, почему ее обладательница не отозвалась на довольно шумное вторжение.
Скинув куртку, Мороз тихонько приоткрыл дверь ванной комнаты. Прямо на кафеле стоял его магнитофон, а под душем, спиной к нему, с наушниками на голове и с мочалкой в руке что-то мурлыкала и слегка двигала бедрами в такт музыке Марюська.
Мороз тихо присел на край ванной, испытывая не столько возбуждение, сколько растерянные в далеком прошлом умиление и нежность. Брызнувшая на одежду струйка душа привела его в чувство. Боясь быть застигнутым на подглядывании, он поднялся, придал себе молодецкий вид и, аккуратно отодвинув наушник, поинтересовался:
- Спинку потереть?
В следующую секунду брошенный шланг окатил наглеца с головы до ног, а взвизгнувшая Марюська инстинктивно села на корточки, бессмысленно прикрывшись мочалкой. Впрочем тут же, застыдившись собственного испуга, заставила себя подняться и ленивым движением задернула шторку:
- Стучать надо... Между прочим, чтоб особенно не возомнил, пришла вернуть ключи. Я их нашла. А то раскидался. Что у нас институт - помойка?
- Спасибо, благодетельница.
- Подай халат, - из-под шторки высунулась рука с требовательно пошевеливающимися пальчиками.
Тихонько приблизив лицо, Мороз осторожно провел языком вдоль мокрого запястья.
- Я сказала: халат! - грозно вскричала девушка. - Ты что вообще вообразил? Просто в общаге неделю как нет горячей воды. Вот и воспользовалась. И, между прочим, простынку тебе новую купила. Жлобина!
- Вот она-то нам и пригодится, - и не в силах больше сдерживать прилив восхищения, Виталий распахнул шторку и, мокрую, протестующую, подхватил ее на руки, прижав к повлажнейшей рубахе.
- Немедленно пусти! Холодно! - взвизгивая, отбивалась Марюська, не делая впрочем попытки соскочить на пол.
- Марюся! Я хочу сказать, как же я, - он поколебался и - выдавил-таки, - счастлив.
- Я должна вернуться в общагу, - бессмысленно, теряясь под его счастливым взглядом, пролепетала девушка.
- Это теперь вряд ли.
11.
Жизнь Виталия Мороза изменилась. И круто.
Вечером, едва освободившись, он торопился домой, где царила освоившаяся с ролью хозяйки "маленькая разбойница".
Часто, возвращаясь, он заставал ее подруг, с существованием которых свыкся. А белокурая обольстительница Оленька, слегка пококетничав, примирилась с мыслью, что шансов отбить его у подруги нет, а потому вполне по-товарищески общалась с Виталием, лишь изредка, больше по привычке, постреливая глазками.
Нередко, ухайдаканного после тяжелого дня, тащили они его куда-нибудь на дискотеку. И Виталий, хоть и упираясь, шел. Правда, поначалу среди юных барышень - а здесь было полно малолеток - ощущал себя неловко и даже, предупреждая возможные насмешки, приспособился называть всех вокруг дочурками, за что в свою очередь схлопотал кличку "папик". Но после того, как ему случилось выкинуть с дискотеки пару упившихся "бычков", уже Марюське то и дело приходилось отбивать своего друга от нахальных, домогающихся его тинейджерок.
Зато когда случалось ему возвращаться поздно вечером, а то и под утро, Марюську он заставал не в постели, а задремавшей в кресле. Протерев заспанные глаза, без упреков и расспросов отправлялась она на кухню разогревать то ли поздний ужин, то ли ранний завтрак.
Меж ними не произносилось слов любви. Оба словно боялись спугнуть хрупкое установившееся согласие. Но нередко внезапно просыпался он среди ночи, напуганный мыслью, что в квартире никого нет. И тогда, тихонько включив ночник, приподнимался на локте и подолгу смотрел на посапывающую рядом девочку, переполненный нежностью и умилением. Непривычное это чувство усиливалось пониманием непрочности происходящего. Марюся переживала их отношения со всей безрассудностью и жертвенностью первой любви. Но - чувство в молоденьких девочках вспыхивает мгновенно и ярко, будто бенгальский огонь. И также стремительно затухает, оставляя на месте снопов искр, щедро разбрызгиваемых вчера, тоненький чахлый дымок. Да еще при капризном, взрывном Марюськином характере. Сегодня она находит отраду в собственной способности к покорности и самоотречению. Но завтра, когда новая эта женская забава ей приестся, норов возьмет свое и - тогда прощай, мимолетное счастье.
Впрочем об этом он заставлял себя не думать. Прежде, уловив зачатки серьезного чувства, Мороз торопился расстаться с очередной подругой. Теперь же ощущал себя наркоманом, прочно "подсевшим на иглу", понимающим, что гибнет, но не имеющим сил, а главное - желания прервать сладкое это погружение в никуда.
Бывало, правда, и иное. Когда Марюська, внезапно проснувшись, заставала Виталия лежащим в темноте с открытыми глазами.
- Что ты? - тревожно бормотала она.
- Так, мысли о работе. Ты спи, спи, - поглаживая, шептал он, и Марюськаа, успокоенная, вновь засыпала, поудобней приладившись у него на груди.
Однажды, пробудившись под утро, она услышала из кухни что-то похожее на всхлип. И обнаружила сидит за столом, навалившись на собственные кулаки.
- Что, что, Виташа?! - подбежала она. - Тебе плохо?
- Устал безмерно, - вопреки привычке держать все в себе, прохрипел он. - Знаешь, решился уйти из милиции.
- Ты - и уйти?! - не поверила Марюська. - Но - как ты без этого? - Понимаешь, Марюся! Потерял я себя. Что-то делаю, кого-то ловлю. Но - кого? Для чего? Раньше думал: вся эта грызня вокруг власти, дележ "бабок", - это Там, среди Тех. А у меня свое дело. Занимаюсь тем же, чем до меня люди века и века назад, - подчищаю грязь. И - как будто неплохо. А теперь вижу - не получается быть вовне. Все равно ты втянут. Просто используют вслепую. Будто котел взорвали, и все перемешалось. Бандюга Будяк с такими же дебилами, как сам, контролирует заводы. И, когда я планирую оперативные комбинации там, где есть его интересы, то делаю так, чтоб о цели не догадались мои собственные сотрудники. Потому что не знаю, кто из них Будяковский информатор. Приходит молодое пацанье, чуть старше тебя. Ты думаешь, они и впрямь смотрят на меня открытыми глазами? Впрочем, вру, смотрят - не могут понять, как этот дефективный за столько лет не наработал даже на приличную иномарку. Понимаешь, они идут в ментовку, чтоб набраться связей, надыбать какой-нибудь материал покомпроматистей и - сдаться на нем подороже.
