- Ага, - под его ищущим взглядом она сжалась:
- И не думай.
- Что ж тут думать-то? Вину отслужу. Оставлять такую девушку в полном, можно сказать, безнадзоре, - это не в наших гусарских традициях.
Не теряя времени, выдернул ее из кресла, рывком сорвал халат.
- Черт! Как же ты в самом деле...
- Виташка, не смей! Я закричу!
- Тсс! Молчи, грусть, все испортишь.
Наклонившись, обхватил пересохшими губами набухший сосок и потянул - как малину с куста.
Светало. Тихо задребезжал будильник.
- Не зажигай свет, - пробормотала Марюська. - У меня еще соньки в глазах. Включи лучше какой-нибудь просыпательный мультик.
"Мультик!" - нашаривая пульт, хмыкнул Мороз. Комната тускло осветилась. Марюська лежала, блаженно-расслабленная, с зажмуренными от света глазами. - О! Похоже, проспали, - намекающе произнес он.
- Тогда я первая в ванную! Чур, не подглядывать! - подхватив разбросанную одежду, Марюська выскользнула из комнаты. А еще через минуту сквозь шум душа послышалось мурлыканье - она что-то напевала.
"Еще и певунья. Такая вот тростиночка-хрустиночка. Едва пеленки на прокладки сменила, а в постель к мужику прыгнуть - как улицу под красный свет перебежать. Озорное поколеньице".
На самом деле в масштабах поколения - это он хватил. Перебывали здесь всякие поколения. И никаких комплексов по поводу женской раскованности прежде он не испытывал. Раздражала почему-то Марюська. И даже нет, не она сама по себе. В конце концов девочки для того и растут. Но - почему-то уязвляло, что она так легко уступила ему. - Глубокоуважаемый сэр! Вас ждут к завтраку! - услышал он.
Через пять минут, затянув ненавистный галстук, Мороз заглянул на кухню, где Марюська, в морозовском переднике поверх миниюбочки, свежая и оживленная, нарезала бутерброды. На плите, ворочаясь в кипятке, фырчали яйца - будто мужики в парилке.
Беззаботность ее, в которой легко угадывалась привычка хозяйничать в чужих кухнях, привела его почему-то в тихую ярость. И хоть все это было глупее некуда, в нем нарастало неконтролируемое желание позлить эту сладкоголосую певунью, вывести из себя.
- Ты извини меня за сегодняшнюю ночь, - прислонившись к косяку, произнес он. - По-дурацки как-то все получилось.
-Садись ешь. Кофе остынет.
- Как-то так, между делом. Извини уж.
- Бог простит.
- Так ты не сердишься?
- Не занудствуй, - она нахмурилась.
- Знаешь, я вчера все выбирал меж вами. А теперь так думаю, что не очень и прогадал: в общем-то ты не хуже своей подружки. Правда, там еще грива. - Заткнись, наконец.
- Но ты тоже, знаешь, хороша. Призналась бы честно, что менструация. Я бы, пьяный-пьяный, а отстал. А теперь и тебе, наверное, неприятно. И - простыня в крови.
- Что?! Простыня? - она отшвырнула нож, мимо недоуменно отодвинувшегося Мороза вылетела в прихожую, принялась натягивать сапоги. Но дрожащие от ярости руки не справлялись. Тогда, подхватив их, сорвала с вешалки пальто, сумку.
- Марина, я что-то не то...
- Отмоешь... Скотина! - с шумом выскочила на лестничную клетку и прямо в колготках побежала вниз.
"Бабы какие-то ошпаренные пошли". Все-таки было что-то неестественное в ее оживлении. Что-то не стыковалось. Не отошедший еще от ночного коньяка Мороз присел на кровать, механически провел рукой по кровавому пятнышку на простыне.
И вдруг до него дошло: это не была менструация.
8.
Февраль девяносто шестого лютовал на славу, будто восстанавливая температурный баланс после слякотности нескольких предыдущих лет. Температура опустилась до сорока, так что дежурные милицейские машины приходилось прогревать всю ночь, невзирая на хроническую нехватку бензина.
В районах свирепствовали пожары. Деревянные дома, особенно с печным отоплением, вспыхивали каждую ночь. Пытаясь уберечься от пронизывающего все и вся холода, люди перетапливали слабые печи. Давно не ремонтируемые, они задыхлись от избытка бушующего внутри них огня и то и дело через щели выплевывали наружу брызжущие вокруг искры. Поэтому милицейские сводки были переполнены сведениями о погибших в огне. Особенно много гибло малолетних детей и пьяных.
В один из таких дней Виталий Мороз стоял недалеко от входа в университетский корпус, укрывшись за звенящим от прикосновения стволом дерева и пытаясь укутать мерзнущий нос в куцый воротник несменяемой своей курточки на паралоне.
Из двери одна за другой выпархивали группки студенток и, повизгивая, перебегали в одноэтажное здание напротив - университетскую столовую.
Увидел он недавнюю потерпевшую - Танечку. Прошло, должно быть, больше месяца. Но происшествие заметно на нее подействовало. Девушка шла, сгорбившись, с потухшими, углубленными внутрь глазами на затертом безрадостном лице.
"Должно, с женихом так и не сложилось", - определил Мороз.
Следом на крыльцо выскочило трое шумных, наперебой выкрикивающих что-то парней с головами, неестественно повернутыми назад. Сладко и трепетно сделалось Морозу - в центре группки оказалась Марюська. Неправильные черты лица были полны властным весельем, щечки, едва выскочила она на мороз, разрумянились, маленький ротик капризно округлился, снисходительно поощряя сопровождающих в их попытках понравиться.
И Мороз понимал их. Марюська, конечно, не была красива. Но сколько же очарования разглядел он на этот раз в прежней маленькой дурнушке.
Чуть сбоку от основной группы с независимым видом шла Оленька. Хмурясь, она поминутно подправляла свежую прическу и, уверенная, что на нее не смотрят, нервно слизывала яркую помаду с полных, сексапильных губ, пытаясь не выказать ревности к триумфу подруги.
Они почти прошли мимо, когда Мороз решился:
- Марина!
Краска спала с ее лица.
- Ба! Какие люди! - на первый план незамедлительно вышла Оленька. - Не прошло и месяца, а мы уже очухались? Вы хоть Маринке собственную доставку оплатили? Маришк, чем он расплатился-то? Деньгами или?...
- Не тараторь, - оборвала та. - Что ты хотел?
- Поговорить.
- Тогда говори. Только быстро.
Мороз неловко огляделся.
- Пошли, пошли, - поторопила остальных Оленька. - Оставим престарелого Ромео.
Она подхватила одного из парней под локоток и повлекла дальше.
- Тогда уж Отелло, - буркнул тот.
Реплика имела успех. Отойдя метров на пятнадцать, все вновь остановились. Оказавшаяся центром внимания Оленька что-то преувеличенно возбужденно рассказывала, то и дело тыча через плечо пальчиком. Что именно, понять по появившимся озадаченным ухмылкам, было нетрудно.
- Говорливая у тебя подружка.
- А ты когда-нибудь других видел? Выкладывай, с чем пришел. А то у меня через полчаса пара начинается. Если насчет денег за простыню, так смогу отдать со стипендии. Или - подожди, перехвачу у кого-нибудь в столовой.
- Это называется - мордой об стол. Марюся, - Мороз замялся. - Ты прости, если можешь. Правда, прости. Я ведь и подумать не мог, что... ты до сих пор не имела мужчин.
- Ну, не имела, теперь имею. Тебе-то что?
- Я, наверное, свинья свиньей. Как считаешь?
- Вопрос не по адресу. Ветеринарный техникум через две остановки.
- Знаешь, после нашей последней встречи я все думаю...
- Значит, на пользу? Извини, но я в самом деле мерзну.
- Не мудрено, - ляпнул он, разглядывая коротенькую юбчоночку.
И - поплатился.
- А вот это точно не твое дело.
- Так то и не радует. Я хотел сказать, - пролепетал Мороз, теряясь под ее злым взглядом. - То есть, чтоб ты была...бывала у меня, когда захочешь. Вот, - он всунул в ее ладошку связку ключей от квартиры. - В любое время. Что тебе в самом деле в общаге кантоваться?
- Да уж лучше в общаге! - губы ее задрожали. - Хоть простынями не попрекают - казенные. Так что забирай в зад свое имущество.
- Возьми! Я в самом деле хочу, чтоб ты со мной была.
- Хочется-перехочется. Да тебе, по-моему, и так твое уж отпущено. И вообще - не комплексуй. Сошлись-разошлись. Дело-то житейское. Не страдайте на луну, вьюнош. Другим, им ведь тоже хочется!
Через плечо Виталия она послала одному из поджидавших чарующую, манящую обещанием улыбку.
- Ну, и!.. - Мороз подбросил ключи на ладони, размахнувшись, по параболе забросил в глубокий сугроб у водосточной трубы. - Чтоб больше никому не досталось!
Резко повернувшись, он зашагал к остановке.
9.
Под утро в квартире Мороза раздался резкий звонок. Еще спросонья он ухватил трубку. В последние недели у него вошло в привычку бросаться к аппарату. Издеваясь над самим собой, он все еще безнадежно надеялся на звонок Марюси.
- Срочно в УВД, - голос на том конце провода был отрывист. - Объявлена тревога.
- Опять учебная? Надоели эти игрища. Слушай, скажи, что не застал. Отоспаться хочется.
- Какая на... учебная?! У нас групповой побег.
К управлению, когда до него добрался Мороз, со всех сторон спешили офицеры. У большинства форменные ушанки были завязаны на подбородке.
