на спуск рукой. Но какая это сладость — собственноручно послать снаряд в фашистов! Отец научил сына стрелять из карабина, из автомата и даже из своего пистолета. А вот из пушки — небывалое дело! И хотя под страхом «трибунала» комбат запретил наводчикам потакать своему отпрыску, те под «великой тайной» сулили Никитке дать пальнуть из своих орудий. И вот сорвалась задумка. Паренек, получая приказ от лейтенанта Лампасова — скакать в расчет сержанта Марчука, не терял своей мечты поскорее вернуться на батарею. Для верности он попросил на это разрешения.
— В распоряжение сержанта Марчука. Быть на связи! — отрезал лейтенант Лампасов, подражая в строгости Никиткиному отцу. Старшему на батарее пока думалось, что во втором расчете парнишке будет безопаснее.
Невзоровские батарейцы готовились к бою. Несмотря на усталость и почти бессонную ночь, огневики держались бодрее, нежели на марше. Каждый все-таки рассчитывал на удачный бой — не передовая же тут, а потом, глядишь, и передышка выпадет. Комбат хоть и не обещал ее, но разве «солдатское радио» смолчит? Слушок о недельном отдыхе невзоровской батареи пробрался от полкового начальства своим путем, минуя комбата...
— Скоро там? — солдаты подгоняли батарейного телефониста, который был на связи с НП.
— Их вашество, германский фриц, изволят еще завтракать, — сбалагурил связист Смачков, бойкий на язык и шутку солдат.
— Небось с нашим «генералом» кофей хлешшут осо шнапсом, а тут жди их, морись-томись, — огневики охотно поддержали шутку телефониста.
— Старшина Орешко сахару им не отпустил, на самогонку извел. Ха-ха!
— Востро, а не гладко, — обиделся Орешко. Шуток он не любил, все принимал за чистую монету. Вот уже неделю он никак не может получить сахар для солдат, за что платили ему едкими шутками. — От таких языков в пехоту запросишься... зубоскалы! Лучше б к стенке поставили да из пушки саданули, чем измывка такая... — всерьез и горестно отбивался Орешко от солдат.
— Вот, братцы, мы тут засели, укрылись, поджидаем, а немец, может, и не думает идти-то здесь. Что у него, других дорог мало? — Солдаты от шуток быстро возвращались к реальности положения, и тут же прорываются «генеральские» мысли о тактике: почему допустили прорыв на левом фланге дивизии, а если бы, да кабы, да как надо было, — солдат обо всем судил по своей «стратегии». Батарейная рация не работала — сели аккумуляторы. Походя костили радистов: клоподавы, сачки, филоны... Без дальней связи и самим в «котел» угодить нехитро. Без связи с полком, ушедшим с передовыми частями, и в самом деле было трудно ориентироваться и знать положение батареи на данном участке фронта, знать свою роль в общем наступлении, ощущать свою силу.
Радисты, укрыв повозку с умолкшей рацией в прилеске, где стояли орудийные лошади, ушли в расчеты, помогали огневикам, виновато ладились под общий настрой солдат.
— Ничего, наш «генерал» и без связи обойдется, у него нюх верный!
Солдаты верили в своего комбата, и это, как всегда, прибавляло им сил и надежды на удачу в бою. И то обстоятельство, что Невзоров, даже будучи раненным, не покинул батарею, возвышало и самого командира, и всех батарейцев.
* * *
Бойцы ждали сигнала. Наводчики не отходили от панорам, выверяя прицелы. Замковые и заряжающие свертывали колпачки со снарядных головок — стрелять предстояло пока осколочными. Подносчики укладывали патроны так, чтоб сподручнее было работать при огне. Ездовые и старшина Орешко ушли к лошадям. Взводные стояли возле окопчика телефониста, курили, молчали. Солдат Смачков искоса поглядывал на свой телефонный ящичек, будто на мину, которая вот-вот должна взорваться. Связист от напряжения дышал неровно и, чтоб не выказать волнения, совал нос под воротник шинели, потягивая из рукава цигарку.
— Иззяб, что ли? Стыдись, Смачков! — усмешливо сказал лейтенант Беляков, командир взвода управления, и протянул телефонисту папиросу. Лейтенант Беляков как-то и на фронте ухитрялся добывать дорогие и красивые папиросы. Сам курил мало, но любил угощать. Об этой странной привычке знала не только батарея, но и весь артполк.
— Буржуйские? Эт можно, — Смачков затушил свой окурок, высыпал остатки махорки в карман и, эдак интеллигентно, оттопырив мизинец, принял папиросу. Достал не спички, а у него была и трофейная зажигалка на такой случай, чикнул с фарсом и прикурил: мы-де тоже не лыком шиты. Офицеры засмеялись. Беляков попросил посмотреть зажигалку.
— Да возьмите насовсем эту кралю, товарищ лейтенант. Но, чур, «генералу»... простите — товарищу комбату не показывать. А то он меня за нее обещал на гауптвахту посадить. Вот, говорит, Берлин возьмем, замиримся с немцем, станем на передышку и посажу — за такой разврат. На десять суток! Я — в штыки, говорю: не имеете права на десять, у вас «потолок» на пять суток, потому, как у вас на погонах только звездочки, а не звезды. А его ведь тоже не укусишь, вы же знаете, — Смачков попытался пустить колечко от папиросины — не получилось. — Я, говорит комбат, к тому времени генералом буду и посажу, не на десять, а на пятнадцать суток. За разговорчики надбавлю. Да-а, так и погрозился. А я и подумал: ежели меня за «разговорчики» сажать, то я их за полвойны столько насказал вот по этой вот хреновине, — связист забарабанил пальцами по телефонной трубке, — что мне и тюрьмы вечной мало, не токмо гауптвахты... Да-а, так и сказал: за этот самый... «разврат». А там, на зажигалке-то, поглядите, одна баба голая, по-ихнему — фрау...
Пока офицеры рассматривали трофейную безделушку, Смачков еще подлил маслица:
— Ежели всякую бабу «развратом» обзывать, то солдатам и войну незачем кончать — на женитьбу-то запрет выходит. Вот и сиди в окопах да воюй свой век, а этот самый «матерьял», извините за выражение, баб, значит, за нас тыловички обжимать будут.
Смачков, озираясь на телефонный аппарат, вылез из капонира и, польщенный хохотом офицеров, отчубучил:
— В этой хреновине, — он ткнул желтым от махорки пальцем в зажигалку, — лишь один изъян: не оттуда огонь высекается. Ну, ладно там, из глаз или ноздрей, что ли, али грудя как приспособить, а то — из мягкого места! Гитлеры, они что хошь удумают. Тут, конешно, по-нашенски выражаясь, позор и стыд... А так ведь «краля» по всем статьям. Под папиросы она в аккурат подходяща... Берите, берите, товарищ лейтенант.
Связист нырнул в
