когда поредеет снег, откроется видимость. Солнце, чувствовалось, взошло, но непроглядная пелена не давала ему заработать в полный свет. Невзоров закидывал голову к небу и, кажется, шептал молитву: уйми, господи, эту беломухую сыпь, дай Невзорову поработать! Комбат при этом слегка матюкнулся на бога. Тот, будто и в самом деле услышал мольбу, вскоре унял снегопад.
Отстраня разведчика, он встал у стереотрубы. Проверив расчеты вычислителя и предупредив пехотного командира о своей задумке, Невзоров через телефониста передал старшему на батарее лейтенанту Лампасову команду: послать пристрелочный снаряд в расчетную отметку.
Артиллеристы сработали так, будто не было позади аспидно-тяжкой ночи, каторжной усталости, сторожких мыслей от дурных предчувствий, которыми всегда богата жизнь на передовой. Снаряд, распарывая утреннюю тишину, промчался над НП и ударил в землю, разбрызгивая снег и камень дороги. Звуки выстрела и разрыва столкнулись в небе, раскрошились эхом по окрестным полям и перелескам. На снеговом полотнище черной прорехой зияла снарядная воронка. Разглядывая ее в стереотрубу и засекая на планшете, комбат похвалил огневиков по телефону, хотя сам остался не всем доволен: снаряд все-таки слегка отклонился от расчетной точки. Однако Невзоров не решился делать второго выстрела, дабы сохранить снаряды и не трогать больше тишину до времени. Передав свои коррективы на батарею, приказал разведчику продолжать наблюдение. Сам же перелез в окоп НП пехотного командира.
— Ну, как живет-может царица полей?! — с нарочитой веселостью спросил комбат капитана Лободина.
Тот, не разделяя веселости «бога войны», мрачно пожаловался на своих солдат:
— Спят, сукины сыны, как дома на печке. Хоть копытами дави, не только танками, — капитан кивнул в сторону ломкой цепочки пэтээровских ячеек.
Невзоров высунулся поглядеть. Из огневых гнезд, легка примаскированных кустами, торчали надульники бронебоек, на брустверах окопов лежали припорошеные снежком автоматы и винтовки. Солдат не было видно. Лишь две каски в окопчике правого фланга автоматчиков не спали. Они то отдалялись, то льнули друг к другу, издавая звук глухого железа.
— Это наш автоматчик с медичкой любовь караулят, — подсказал командир роты заглядевшемуся Невзорову. — Выгоню из роты, шереспёр чертов. Вот только передышка выпадет — с треском выдворю, — всерьез зачертыхался капитан.
— Что ж, в штрафную? — ухмыльнулся Невзоров. — Окопная любовь, она мощнее танков и штрафных рот твоих, — раздумчиво поддержал влюбленных Невзоров.
— В штрафную-то не годится он. А то б... — Лободин смяк в голосе и уж совсем тепло сказал: — Третий месяц вот без руки воюет. Да мало того что сам из госпиталя снова в окопы запросился, девку из тыла в роту привел... Ни немцам, ни своей роте, лиходей, покою не дает...
Невзоров опустился на порожек окопа Лободина и, будто вспомнив о своей ране, принялся перевязывать руку.
— Что ж, молод он? — полюбопытствовал артиллерист.
— Да он седей нас с тобой... Финскую прошел... Безвылазно и в этой войне...
Капитан Лободин, видно, хотел о нем рассказать все, что знал и что говорят о безруком солдате на всем Западном фронте. Но Невзоров спрашивал о своем:
— Она, значит, молода?
— Да и она — не первой закваски капустка... И косы свои напоказ не выставляет — под каской прячет: седина тоже крадется, а это и фронтовой бабе не в похвальбу.
— Седину — что ж — война, как махорку, солдатам поровну делит, — пробубнил Невзоров, разглядывая свою попорченную осколком руку.
— Ты не тереби рану-то, — остановил Невзорова Лободин и приказал ординарцу позвать санинструктора.
Невзоров рану свою считал плевой и просил не звать никого. Он скомкал грязный бинт и бросил за бруствер окопа. Торопливо намотал чистый из нового пакета и стал осматривать землянку, которую наспех соорудили солдаты-пехотинцы своему ротному.
Землянка походила на деревенский погреб — без окон и дверей, в ней попахивало мертвой глиной и плесенью кореньев. Укромка ненадежная — легкий накат из жердей, приваленный землею, провис и грозил обвалиться при первом выстреле своих же бронебоек. Накат мог оборонить лишь от осколков и снега. В боковой стенке, в прокопанной нише, стоял топчан, сгороженный кое-как из лесного подроста. Пол тепло устлан хворостом и подсыревшей травой. В углу ящик из-под патронов ПТР заменял столик. На нем стоял котелок с чаем, подогретый ординарцем на немецкой спиртовке.
— Крупно живет мелкая буржуазия! — сбалагурил артиллерийский капитан, а сам горько поморщился на безнадежность и кратковременность фронтового пристанища.
— Кстати, комбат, не хотите ли чаю? Утро уже, — как-то по-домашнему стал угощать Лободин Невзорова. Тот не отказался. Поочередно отхлебывая кипяток из котелка, офицеры грызли черные сухари, которые своим запахом и вкусом напоминали о доме, о далеком крестьянском уюте.
Погрелись, потолковали о деле — предстоящем бое, договорились о сигналах, о связных и прочих возможных неувязках, без которых еще не обходился ни один более-менее серьезный бой. Пехотный командир отдал приказ будить бронебойщиков, Невзоров полез в свой окоп — НП, поговорить по телефону с батареей. Там все было хорошо. Расчеты ждали работы. Особо расспросив о втором орудии сержанта Марчука, которому предстояла роль кочевого расчета на правой стороне дороги, в версте от батареи и почти в двух верстах от НП, Невзоров успокоился. Сменил вычислителя у стереотрубы, стал следить за пристрелянным участком и за разведчиками, которые устроились с биноклями на соснах. Те сосны стояли на повороте дороги на овражных буграх. С них хорошо, по мнению комбата, должно просматриваться место подхода вражеской колонны.
Озябшими дятлами на деревьях виделись в стереотрубу наблюдатели. «Как бы сон иль ветер не свалил ребят — убьются», — невесело подумал комбат.
* * *
Невзоров, наблюдая, оглох от напряжения — перестал слышать канонаду уходящего вперед фронта. Там где-то шел и его артиллерийский полк. После операции по уничтожению группы прорыва он имел задачу догнать полк и наступать в боевых порядках передовых частей. В обещанный командованием его батарее отдых он не верил, хотя люди и кони были при последних силах. Утешался он лишь тем, что такого отдыха он сам не обещал солдатам, чтоб не лишиться этих «последних» сил. Сейчас он думал о другом: насколько точна была разведка, хватит ли его батареи и неполной роты капитана Лободина для встречи противника. Его всегдашние сомнения часто помогали ему более расчетливо готовиться и вести бой. Он постоянно и точно знал, сколько у него людей, коней, сколько
