– Ты отравила его мортрозой, потому что знала, что пройдет время, прежде чем он умрет. Ты знала, что я буду его преследовать. И пока меня нет, я не смогу помешать тебе устроить переворот.
Проклятье, она убила собственного сына. Она несколько месяцев играла со мной.
– Мортроза, как известно, запрещена в Империи. – Комендант посмотрела на меня так, как будто я вся перепачкана навозом. – Послушай, что ты несешь, Сорокопут. Подумать только – и это ты обучалась в моей школе! Я, верно, была слепа, когда позволила такому желторотику, как ты, закончить.
Тронный зал загудел, но все смолкли, как только я шагнула к ней.
– Если я настолько глупа, – сказала я, – то объясни, почему в каждом гарнизоне по всей Империи не хватает людей. Зачем ты постоянно требовала солдат? Почему их нет на границах?
– Мне нужны были люди, чтобы подавить революцию, – ответила она. – Император сам дал мне такие указания.
– Но ты продолжала просить все больше…
– На это неловко смотреть. – Комендант повернулась к Маркусу: – Я стыжусь, милорд, что выпускник Блэклифа оказался настолько слабоумным.
– Она лжет, – заявила я Маркусу, однако сама прекрасно представляла, как выгляжу я, дрожащая от нервного напряжения, рядом с ней, холодной и непоколебимой. – Ваше Величество, вы должны мне поверить…
– Достаточно, – произнес Маркус голосом, от которого в зале тотчас воцарилась мертвая тишина. – Я дал тебе приказ, Кровавый Сорокопут, привезти Элиаса Витуриуса, живого, к Разане. Ты мой приказ не выполнила. Каждый в этом зале слышал, какое наказание ждет тебя за его невыполнение. – Он кивнул Коменданту, и та дала сигнал своим солдатам.
В следующую секунду солдаты клана Витуриа вышли вперед и схватили моих родителей и сестер. На меня напало оцепенение. Не так все должно было случиться. Я верно служила Империи. Я сдержала свою клятву.
– Я обещал Отцам наших главнейших семейств устроить казнь, – сказал Маркус, – и в отличие от тебя, Кровавый Сорокопут, я намерен сдержать свою клятву.
51: Лайя
Настало утро Разаны. Еще затемно мы с Афией покинули теплое нутро пещеры и по утреннему морозу направились к Кауфу. Кочевница несла меч Дарина, предназначенный для меня, а у меня за спиной висели мечи Элиаса. Они ему ой как понадобятся, когда мы будем выбираться из тюрьмы.
– Восемь охранников, – напомнила я Афии, – и потом ты должна потопить пустые лодки, понимаешь? Если ты…
– Небеса, заткнись уже, ладно? – Афия нетерпеливо отмахнулась от меня. – Ты как попугай, что повторяет одни и те же слова снова и снова, аж шею свернуть ему хочется. Восемь охранников, десять барж припрятать, двадцать лодок потопить. Я не идиотка, девочка. Я справлюсь. Ты лучше постарайся, чтобы пожар в тюрьме разгорелся как следует. Чем больше меченосцев поджарится, тем меньше за нами погонится.
Мы дошли до Реки Забвения, где должны были разделиться. Афия остановилась, ее ботинки увязли в грязи.
– Девочка, – она поправила шарф и тихо кашлянула, – твой брат… он… может оказаться совсем не таким, каким был. Моего кузена однажды отправили в Кауф, – добавила она, – а вернулся он оттуда совсем другим человеком. Будь готова.
Кочевница приблизилась к берегу и нырнула в темноту. «Только не погибни», – мысленно попросила я, затем обратила внимание на огромное здание за спиной.
Я до сих пор не смогла привыкнуть к своей способности исчезать, точно к новому плащу, который не совсем впору. Хоть я и упражнялась несколько дней подряд, но все равно не понимала, как работает эта магия, в то время как пытливость, свойственная всем книжникам, не давала мне покоя. Мне не терпелось узнать об этом как можно больше, найти нужные книги, поговорить с другими, кто знает, как этим управлять. Позже, Лайя. Если выживешь.
Я убедилась, что, столкнувшись с первыми трудностями, все равно остаюсь невидимой, затем нашла тропу, ведущую в Кауф, и осторожно пошла по чужим огромным следам, чтобы скрыть свои. Моя невидимость не означала, что я не оставляю отпечатков.
Зубчатая, обитая железом решетка на воротах Кауфа была полностью поднята. Я не видела повозок, которые ехали бы в тюрьму – слишком поздно для торговли. Вдруг я услышала звук от удара плетью и наконец поняла, почему ворота не закрыты. Крик разрезал утреннюю тишину, и я увидела вереницу согнутых, изможденных фигур, проходящих через ворота под неумолимым взглядом маски. Руки сами собой потянулись за кинжалом, хотя я знала, что ничего не смогу сейчас делать. Мы с Афией наблюдали из леса, как за тюрьмой рыли ямы. Наблюдали, как меченосцы скидывали в эти ямы мертвых книжников.
Если я хочу спасти остальных заключенных, то не должна себя выдавать. Однако я не позволила себе отвести взгляд. Я должна быть свидетелем. Должна запомнить это для того, чтобы их жизни не были забыты.
Когда книжники свернули за угол восточной стены Кауфа, я проскользнула в ворота. Эту тропу я уже знала. Несколько дней мы с Элиасом обменивались через Таса сообщениями. И каждый раз я ходила по этой тропе. Тем не менее я напряглась, когда прошла мимо восьми легионеров, стоявших на посту у входа в Кауф. Между лопатками засвербело, и я подняла глаза на зубчатые стены, где патрулировали лучники.
Пересекая ярко освещенный тюремный двор, я старалась не смотреть направо, где в двух гигантских загонах меченосцы держали заключенных-книжников, но не удержалась и посмотрела.
У ближайшего загона стояли две повозки, каждая из которых была наполовину заполнена мертвыми. Горстка юношей-меченосцев, еще без масок – пятикурсников – сгружали в повозки новые тела тех, кто не перенес морозной ночи.
Тас сказал, что Пчела и другие рабы могли передать книжникам оружие, спрятав его в помойных ведрах и грудах тряпья. Не ножи и мечи, конечно, а наконечники копий, сломанные стрелы, кастеты.
Хотя меченосцы уже убили не одну сотню моих соплеменников, в загонах оставалась еще тысяча книжников, ожидавших смерти. Истерзанных, голодных, окоченевших от холода. Даже если первая часть плана пройдет, как задумано, я сомневалась, хватит ли им сил напасть на охрану тюрьмы, когда придет время, особенно с таким неважнецким оружием.
Однако выбора у нас не было.
В этот час в ослепительно ярких коридорах Кауфа солдат встречалось не так уж много, но я все равно кралась вдоль стен и старалась обходить стороной охранников, стоящих на посту. Я бросила быстрый взгляд на двери, что вели в камеры книжников. Я заглядывала в них в первый день, как попала сюда. Тогда камеры были набиты битком. И уже через пару секунд я опрометью выбежала оттуда, пытаясь найти укромное место, где меня тут же стошнило.
Я прошла по главному коридору, пересекла ротонду, миновав лестницу, что вела к комнатам масок и кабинету Надзирателя. Недолго тебе еще осталось измываться над пленниками. В конце ротонды виднелась огромная металлическая дверь. Блок для допросов. Прямо сейчас Дарин там, внизу. Всего в нескольких ярдах.
Барабаны Кауфа возвестили время: половина шестого утра. В коридоре, что вел к казармам меченосцев, кухне и кладовкам, оказалось гораздо оживленнее, чем в остальной части тюрьмы. Из столовой доносились разговоры и смех. Я чувствовала запах яиц, сала и подгоревшего хлеба. Прямо передо мной из комнаты появился легионер, и я еле сдержала возглас, когда он прошел в дюйме от меня. Он, должно быть, что-то услышал, потому что тотчас схватился за меч и оглянулся.
Замерев на месте, я не смела даже вдохнуть, пока он не ушел. Слишком близко, Лайя.
«Иди мимо кухни, – говорила Элен Аквилла. – Кладовка с маслом будет в самом конце коридора. Те, кто следит за факелами, постоянно приходят и уходят. Поэтому, что бы ты ни замышляла, тебе придется делать все очень быстро».
Я нашла кладовку, но вынуждена была дожидаться, пока угрюмый наемник не укатит по коридору бочку со смолой. Он оставил дверь приоткрытой, и я рассмотрела, что там хранилось. В ряд, как отважные солдаты, стояли цилиндры со смолой. Над ними громоздились высокие, примерно в длину моей руки от запястья до локтя и шириной с ладонь, банки. Горючее. Прозрачная желтая жидкость, которую Империя закупает в Маринии. От нее воняло гнилыми листьями и серой, но если я ею обрызгаю полы по всей тюрьме, то обнаружить это будет гораздо сложнее, чем смолу.
За полчаса я опустошила десяток канистр, залив боковые коридоры и ротонду. Пустые банки я сунула обратно в шкаф, надеясь, что никто ничего не заметит до тех пор, пока не будет уже поздно. Затем положила еще три банки себе в сразу раздувшуюся сумку и пошла на кухню. У плиты хозяйничал плебей, отдавая приказания маленьким рабам-книжникам. Дети носились кругом, подгоняемые страхом. По-видимому, их не стали подвергать казни, которую устроили во дворе. Мои губы скривились от отвращения. Надзирателю требовалось по крайней мере несколько рабов, которые бы здесь трудились.
