— Покажите себя, вы, эгоистичные ублюдки! Если вы когда-нибудь заботились о нас, если вы вообще там, почему бы вам не сделать что-нибудь для разнообразия?
Вдалеке прогрохотал гром, самый тихий и нежный из всех уходящих в глубину, что Каллиас когда-либо слышал. И это было всё.
Рваный крик вырвался из его горла, и он рухнул, позволив себе свернуться калачиком на песке.
Его лоб наткнулся на что-то холодное — холоднее, чем должен был быть песок.
Каллиас замер. И медленно, медленно он сел, глядя на свои руки. Его кулаки погрузились в песок по запястья. И всё вокруг него, в раздутом кругу…
Лёд.
На этот раз не тонкий и прозрачный. Толстый слой инея, который покрывал пляж на несколько метров, окружая его идеальным кругом.
Только не снова. О, утащи его в море и утопи дважды, только не снова.
Он с трудом поднялся на ноги и, пошатываясь, пошёл прочь ото льда, от… чем бы это ни было. Знак от Темпеста? Или… если бы… если бы он…
Нет. Конечно, нет. Это не могло быть делом его рук.
— Это был ты, верно? — прохрипел он к морю, к небу.
Нет ответа. Даже шёпота грома не было.
Он сглотнул, желая, чтобы его конечности перестало покалывать — желая, чтобы он не чувствовал, что только что сделал что-то, чего не должен был.
— Я приму твоё молчание за «да».
Хватит об этом. Он был Первым Принцем, он был Каллиасом Атласом… он был старшим братом. Он не должен был быть здесь, рыдая в песок и взывая к богам. Он должен быть с Финном.
Но даже когда он оказался в безопасности дворца, холод тянулся за ним, как зимний ветер, цепляющийся за его спину и отказывающийся отпускать.
Как будто что-то нашло его на том пляже и последовало за ним домой.
* * *
— Где мой сын?
Крик Адриаты разнёсся по лазарету, заставив Каллиаса вскочить со своего места у постели Финна. Его мать протиснулась мимо целителей с мрачными лицами, Рамзес следовал за ней по пятам, у обоих были дикие глаза с заученной паникой. Адриата заметила их первыми: Солейл сидящую, прислонившись спиной к стене лазарета, с тусклыми глазами и дрожащую, в её руках был скомкан порванный и окровавленный свитер Финна; Джерихо выкрикивающую приказы своим коллегам-целителям, руки в багровых пятнах туго, как жгут, обхватившие раненую руку Финна, щупальце весенне-зелёной магии, обвивающей рану, как колющая игла; Каллиаса, с засыхающей под ногтями кровью Финна, и песком, въевшимся в колени брюк. Одну руку он предупреждающе вытянул, другой сжимал руку своего потерявшего сознание брата, как якорь; и сам Финн, раскрасневшийся и обезумевший, судорожно хватающий ртом воздух, бился и дрожал в лихорадочном ознобе, рана, уже загноившаяся от гнили, которая покрывала зубы нечестивого существа.
По крайней мере, Каллиас думал, что так оно и было. Не дай боги, чтобы это было что-нибудь похуже.
— Мама, — прохрипел Каллиас, но её глаза оставались прикованными к Финну, в них стояли слёзы, когда она, спотыкаясь, добралась до его кровати — она бы упала, если бы не Рамзес, который протянул руку и поймал её за талию, как раз в тот момент, когда её колено подогнулось.
Каллиас отступил, прижимаясь к противоположной стене рядом с Солейл, тихо освобождая для них место.
— Что случилось? — всхлипнула Адриата, протягивая руку к своему младшему сыну, Рамзес двигался вместе с ней, пока они оба не оказались у изголовья постели Финна.
Адриата руками обхватила лицо Финна, Рамзес убрал мокрые от пота волосы с веснушчатого лба, ужаса в глазах короля было достаточно, чтобы грудь Каллиаса разорвалась на части.
— Каллиас, что случилось?
Он сделал вдох — затем задержал его, правда сделала его кислым.
Он знал об этом. Он знал, что были проявления некромантии, знал, что они становились всё хуже и хуже — и всё же он держал это при себе.
Это была его вина. Если бы он сказал им раньше, если бы задействовал всю охрану, если…
Если бы, если бы, если бы. Теперь всё это не имело значения.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Он рассказал им всё, опустив голову. Его конечности отяжелели от израсходованного адреналина и ужасного чувства вины. И когда он закончил, взгляд его матери был хуже любого лезвия, которое когда-либо вонзалось ему под кожу, любого резкого слова или снисходительной улыбки, всего, что он когда-либо терпел раньше.
Его мать выглядела так, словно он собственноручно отрезал плоть от руки Финна.
— Каллиас?
Надтреснутый, тихий голос звучал так незнакомо, что он не понял, кто это сказал, пока веки Финна не дрогнули, его брови в замешательстве нахмурились, карие глаза затуманились и были ошеломлены. Его метания прекратились, но его глаза блуждали взад и вперёд — осматривая Рамзеса, Адриату, Джерихо, не останавливаясь, пока не остановились на Каллиасе.
— Кэл, — прохрипел Финн. — Кэл, что случилось?
Он снова пересёк комнату в два шага, страх и облегчение смешивались в тандеме с его неровным сердцебиением. Когда Рамзес положил руку на плечо Финна, Каллиас откинул волосы Финна назад, на минуту прижав ладонь ко лбу. Всё ещё лихорадит, но не горит — во всяком случае, не так сильно.
— Ты решил затеять драку с мёртвым телом, — сказал он. — Идиот.
Веки Финна затрепетали, дрожащий вздох проскользнул сквозь его зубы. Он протянул свою неповрежденную руку, обхватил пальцами запястье Каллиаса и удержал его руку на месте.
— Не двигайся. У тебя холодная рука.
Что-то сильно сжало сердце Каллиаса, и он большим пальцем смахнул капельку пота со лба Финна.
— Я никуда не собираюсь уходить.
Джерихо выпрямилась, выдохнула и беспорядочно взмахнула рукой, рассеивая зелёную спираль своей магии.
— Тебе чертовски повезло, что ты так быстро его доставил. Это… что бы это ни было, откусило кусок от его артерии.
— Звучит плохо, — слабо сказал Финн.
Джерихо стиснула челюсти, в её глазах заблестели слёзы.
— Ты мог истечь кровью.
— Звучит ещё хуже.
Джерихо рассмеялась, но звук перешёл в тихое всхлипывание, и она наклонилась, чтобы поцеловать Финна в макушку.
— Не пугай нас так снова. Кэл протоптал дорожку в полу.
— С ним всё будет в порядке? — потребовал Рамзес, его рука сжалась на плече Финна.
— Да, — сказала Джерихо, и все они дружно выдохнули. — Кровотечение остановилось. Ему просто нужно отдохнуть.
— А как насчёт инфекции? — спросил Каллиас. — Лихорадка?
Джерихо нахмурила брови.
— Этого я не знаю. Не должно было остаться никакой инфекции.
— Тогда почему это всё ещё?..
— Я не знаю, Кэл, — повторила Джерихо, ущипнув себя за переносицу, усталость тяжестью звучала в её голосе. — Я не могу… Я здесь на пределе своих возможностей. Я лечила весь день. Вы не единственные, на кого напали эти монстры. Мне придётся попробовать другое исцеление, когда я не буду такой уставшей.
Движение справа от него — мелькание оранжево-золотых волос, размытое пятно красной и фиолетовой пряжи.
— С возвращением, — сказала Солейл, неловко обхватив руками окровавленный сверток, который держала в руках. — Рада, что ты не умер.
Финн улыбнулся ей — нежнее, чем любая улыбка, которую он когда-либо дарил остальным из них.
— Взаимно. Ты можешь поблагодарить меня в любое время, ты же знаешь.
Глаза Солейл заострились «от раздражения — и облегчения», — подумал Каллиас.
— За что? За порчу твоего праздничного подарка?
Финн застонал.
— Ты не смогла сохранить?
Солейл рассеянно возилась со свитером, отводя глаза.
— Я посмотрю, что я могу сделать. Но никаких обещаний.
— Понятно, — сказал Финн.
Его взгляд уже снова затуманился, но он усиленно моргал, как будто боролся с этим.
— Ты в порядке, малышка? Ты ведь не ранена, верно?
Солейл на минуту замерла. Вторую. Третью.
Затем, так быстро, что Каллиас даже не успел полностью отодвинуться с её пути, она отбросила свитер в сторону, наклонилась и обняла Финна, крепко зажмурив глаза.
