Для Гучкова главным было преодоление кризиса власти и продолжение войны, экономическую составляющую политики Временного правительства и он, и стоявшие за ним буржуазные круги ни в грош не ставили. Но, тем не менее, экономические проблемы не могли не вызывать конфликтные ситуации внутри правящей коалиции, вынужденной заигрывать с массами и, одновременно, нуждающейся в финансовой поддержке со стороны крупной буржуазии.
Буржуазную публику шокировало заявление министра труда первого коалиционного правительства меньшевика Скобелева на заседании Петроградского Совета 13 мая о возможности увеличения обложения предпринимателей до 100 % прибыли. Ленин, выступая на следующий день с лекцией на тему «Война и революция» в актовом зале Морского кадетского корпуса, ехидно заметил по этому поводу, что Скобелев «на словах идет дальше самого крайнего большевика». «Мы гораздо умереннее министра Скобелева», — заявил он, подчеркнув при этом, что большевики выступают лишь за контроль над банками и справедливый подоходный налог. «И только!».
Ленин уже осознал к этому времени, что радикализм в экономических требованиях только мешает завоеванию на свою сторону массы городского населения, явно не доверяющего большевикам. Муниципальные выборы, проходившие в мае, принесли большевикам в Петрограде не более 20 % голосов, им удалось получить большинство лишь на выборах Выборгской районной думы.
16 мая Исполком Петроградского Совета рекомендовал правительству программу борьбы с разрухой, разработанную его экономическим отделом. В программу был включен пункт об установлении высокого обложения имущих классов. За их счет предполагалось покрыть большую часть расходов на войну. Оценивая эту программу с точки зрения революционной целесообразности, Ленин писал в «Правде», что программа великолепна: «… и контроль, и огосударствление трестов, и борьба со спекуляцией, и трудовая повинность, — помилуйте, да чем же это отличается от «ужасного» большевизма? Чего же больше хотели «ужасные» большевики?.. Вот в том-то и гвоздь, вот в том-то и суть, вот этого-то и не хотят упорно понять мещане и филистера всех цветов: программу «ужасного» большевизма приходится признать, ибо иной программы и выхода из действительно грозящего ужасного краха быть не может. Но… но капиталисты признают эту программу для того, чтобы ее не исполнить. А народники и меньшевики «доверяют» капиталистам и учат этому ги- бельному доверию народ. В этом вся суть всего политического положения»[338]. Аенин бил в одну точку: буржуазная экономика обречена, государственное вмешательство неизбежно. Но реакция буржуазных кругов на программу 16 мая была весьма резкой.
18 мая в знак протеста подал в отставку министр промышленности и торговли А.И. Коновалов, заявив, что «если хозяева не будут полноправными владельцами своих предприятий, то предприятия не смогут нормально работать и тогда неизбежен экономический тупик». Пост, оставленный Коноваловым, оставался вакантным несколько недель. Найти нового министра никак не удавалось. Саботаж буржуазии принимал все более отчетливые формы. Вместо решения назревших проблем Временное правительство создавало многочисленные комиссии, но, по признанию Суханова, ничего не делалось, кроме бесплодных заседаний и обсуждений.
Одновременно обывательскую массу сознательно натравливали на рабочих, буржуазные газеты писали, что требования рабочих об увеличении зарплаты можно удовлетворить только за счет остального населения. А самих рабочих запугивали угрозой локаутов.[339] Однако такая тактика опять же работала на большевиков, создавая благоприятные условия для пропаганды в рабочих кварталах и на предприятиях.
Между тем, с 24 по 29 апреля в Петрограде прошла Седьмая Всероссийская конференция большевиков, в которой участвовало 133 делегата с решающим голосом и 18 — с совещательным. Они представляли 78 парторганизаций, общая численность которых достигла к концу апреля приблизительно 80 ООО человек. Принятая на этой конференции Декларация свидетельствует о явных изменениях в настроении рядовых большевиков, хотя они еще не во всем и не до конца были готовы следовать за своим вождем. Эта конференция, по сути, стала переломной на нути от старого социал-демократического большевизма, базировавшегося на теории прихода социалистической революции из Европы, к новому, коммунистическому большевизму, по сути отказавшемуся от всякой теории и поставившему во главу угла свой тактики метод «проб и ошибок», метод политического эксперимента, учитывающий специфику исторической ситуации. Ленин в своем докладе очень ясно выразил суть предлагавшейся им тактики: «Наша задача — не принимать участия в этой игре (т. е. в поддержке Временного правительства органами советской демократии. — А.Б.), мы будем продолжать работу разъяснения пролетариату всей несостоятельности этой политики, и каждый шаг действительной жизни покажет, насколько мы правы. Мы сейчас в меньшинстве, массы нам пока не верят. Мы сумеем ждать: они будут переходить на нашу сторону, когда правительство им себя покажет»[340].
Хотя участникам конференции не понравилась идея переименования партии в коммунистическую (это было слишком вызывающе даже в ситуации 1917 года!), курс на захват политической власти был принят. Однако некоторые делегаты попытались апеллировать к здравому смыслу. Среди них особо выделялись Л.Б. Каменев и А.И. Рыков, указывавшие на то, что объективных условий для социалистического переворота нет. Каменев, которому по предложению Ф.Э. Дзержинского дали слово для содоклада, заявил, что, по его мнению, буржуазно-демократическая революция еще не закончилась. «Я думаю, — отметил он, — что мы слишком переоцениваем все то, чго совершилось в России…»[341] Он попытался изобразить парадоксальность ситуации в виде дилеммы: или рвать с блоком «революционной демократии» ради социалистического переворота, или вместе с блоком решать демократические задачи революции. Явно бросается в глаза схематизм восприятия. Каменев был убежден в том, что революционные настроения масс сиюминутны, и надо или пользоваться моментом для восстания, или вместе с другими левыми партиями решать задачи буржуазно-демократической революции. О том, что возможно дальнейшее углубление кризиса, он, скорее всего, не задумывался. Рыков был еще более категоричен в своей критике ленинских тезисов: «Россия самая мелкобуржуазная страна в Европе. Рассчитывать на сочувствие масс социалистической революции невозможно, и потому, поскольку партия будет стоять на точке зрения социалистической революции, постольку она будет превращаться в пропагандистский кружок. Толчок к социальной революции должен быть дан с Запада»[342]. П.Г. Смидович в своем выступлении подчеркнул то обстоятельство, что Апрельские тезисы привели к потере влияния большевиков в Советах. В этой ситуации лозунг «Вся власть Советам!» казался Смидовичу весьма сомнительным. Фактически внутри партии большевиков появляется немногочисленная, но влиятельная оппозиция, неофициальным лидером которой стал Лев Каменев. Он еще 8 апреля опубликовал в «Правде» статью, в которой заявил о своем несогласии с ленинскими тезисами. И хотя с первого взгляда кажется, что большевики взяли власть вопреки мнению и желанию этой оппозиции, на самом деле существование этой оппозиции помогло в дальнейшем Ленину разрешить многие проблемы без эксцессов, найти общий язык (пусть на короткое время!) с приверженцами линии Циммервальда в партиях меньшевиков и эсеров, а в конечном итоге — подготовить максимально удобную для захвата власти ситуацию. Это была та фигура в шахматной партии, которая создавала иллюзию возможности иного исхода.
Заявили о себе на конференции и бывшие «божий- цы» в лице Г. Пятакова, пропагандировавшего необходимость для разрешения кризиса в России европейской социалистической революции и выступавшего против лозунга о праве наций на самоопределение, как устаревшей и отжившей в условиях империализма точке зрения. Ка- кой-то части делегатов импонировали подобные взгляды. Однако самым интересным из оппонентов Ленина был Ба- гдатьев, критиковавший Ленина с позиций «старого большевизма»: «Я думаю, что тов. Ленин слишком рано отказался от старой большевистской точки зрения. Мы всегда думали, что национализация земли, банков, железных дорог не выходит за пределы капитализма, не приведет нас к социалистическому строю. Вы говорите, что это подготовляет, расчищает путь для социалистических шагов. Старые большевики полагают, что диктатура пролетариата и крестьянства не отпадает»[343]. Речь шла о ленинской схеме 1905 года, предполагавшей длительный период революционно-демократической диктатуры. Ленин ответил на вечернем заседании 24 апреля: «Чтоб толкать крестьянство на революцию, надо отделить пролетариат, выделить пролетарскую партию, ибо крестьянство шовинистично… Временное правительство свергнуть надо, но не сейчас и не обычным путем»[344].
