двое сыновей: старший, почти достигший девятнадцатилетия, и младший, лет семи. И если за первого беспокоиться не стоило, так как он везде следовал за своим отцом – и в огонь и в воду, – то за второго его сердце болело. Военачальник был здравомыслящим человеком, четко осознающим, что станет с его родом, если он не бросит остаток сил на защиту границ хотя бы одной части Поднебесной, поэтому в один из дней он и следовавшая за ним армия явились к семейству Луань.
Он был наслышан о доброй воле местного главы, сжалившегося над одним сиротой из семейства Го, чьи родители преследовали ту же благородную цель, что и военачальник Мэн. Зная это, он рискнул всем, что у него было, и, несмотря на свою гордыню и амбиции человека, что ранее жил в трех шагах от Сына Неба, все же преклонил колено перед кланом. Их силы объединились, а главы Луань не подвели бывшего императорского военачальника и воспитали его младшего наследника как собственного сына. Мэн Цзюнь и его старший сын так и не вернулись с поля битвы, раскинувшегося на границе территорий Юга и Востока. Из плохо сохранившейся книги по истории, которую Мэн Чао отыскал среди вороха других в библиотеке клана Луань, он узнал, что его прапрадед вместе со своим сыном и остатком императорской воли сгинули под нескончаемым столбом огня, простирающимся до небес.
Впредь с того злосчастного дня по указанию главенствующих Луань все из семейства Мэн стали считаться близкими родственниками клана. Но, даже несмотря на это, Мэн Чао жил отдельно со своими родителями. Жизнь их была довольно скромной, чуть лучше, чем у чиновника низшего сословия: одежд не штопали, но и изысканных шелков не носили. И когда положение его семьи совсем ухудшилось, владыка Востока решил поступить так же, как когда-то поступили предки его безгранично любимой супруги: помог им в трудную минуту. Луань Фэнхуа забрал юного Мэн Чао с собой, благодаря чему сейчас тот может гордо стоять рядом с Северным убийцей демонов, называя себя будущим благодетелем, а к У Чану обращаться на «ты». Последние десять лет он жил в поместье восточных правителей, изучая различную литературу и рассуждая на политические темы с достопочтенным владыкой. Как раз он и посвятил будущего бога в историю жизни наследницы и поведал о своих переживаниях.
Когда Мэн Чао наконец закончил рассказ, У Чан пихнул его и мотнул головой в сторону. Юноша обернулся туда, куда указал приятель, и увидел среди толпы тоненькую фигурку в темно-голубом одеянии. Он ринулся к девушке со слезами на глазах.
– Прекраснейшая, милейшая Луань, зачем вы так со мной? Вы хотите, чтобы этот несчастный скончался от тревоги?
Девушка обернулась и низким, басовитым голосом ответила:
– Господин, вы совсем совесть потеряли? Пристаете средь бела дня!
У Чан, стоявший за спиной несчастного товарища, закатился в смехе, да так громко, что несколько человек, толпящихся у лавок со всякой всячиной, повернулись посмотреть, что же там происходит.
– Мэн Чао, и правда, что это ты удумал? Я был о тебе лучшего мнения, а ты, оказывается, тот еще развратник и плут!
Подняв глаза на девушку, Мэн Чао чуть не опустился на колени с извинениями, но У Чан подхватил его под руку и отвел в сторону.
– Чан-Чан! Как подло! Я, между прочим, искренне всплакнул, а из-за тебя воссоединение превратилось в обман и домогательство!
– Ничего-ничего, тебе иногда полезно, не все же время меня доставать. Вот, можешь поплакать во второй раз, от тебя не убудет, – У Чан вывел его за руку из толпы и вновь кивнул в сторону.
– Что за шутки, откуда в тебе столько коварства?
У Чан отпустил его:
– Ох, просто присмотрись хорошенько.
Другая девушка в схожем одеянии на вид ничем не отличалась от предыдущей, но вот ее поведение и голосок оказались до боли знакомыми. Она робко подпрыгивала в попытке выглянуть из-за спин людей и махала рукой, тихо щебеча:
– Г-господин! Г-господин лавочник!
За ее спиной раздалось «кхм-кхм», и, обернувшись, она узрела две фигуры, что тенью нависли над ней. Мэн Чао взмолился:
– Госпожа! Мое сердце перестало биться, когда вы пропали! Вы хотите, чтобы я скончался прямо на улицах Лунъюань? Более ужасной смерти и придумать нельзя! За что вы так со мной?!
Закончив, он пихнул приятеля локтем и взглядом намекнул: «Скажи и ты». Кашлянув в руку, У Чан слегка замялся и лишь добавил:
– Д-да…
Потрясенный этим, Мэн Чао поднял одну бровь и заглянул в лицо товарища с выражением: «Д-да?»
– Д-да… Вам, госпожа, следовало нас… кхм, следовало Мэн Чао предупредить, если вы хотели заглянуть в одну из лавок, – закончил мысль У Чан.
Луань Ай удивленно похлопала глазами:
– Но… Я же вас предупредила. Вы разве не стояли все это время рядом со мной?
Оба юноши переглянулись и принялись пихать друг друга.
– Это ты виноват…
– Чего это? Это из-за твоей глупой болтовни о красотах столицы я не услышал, поэтому не перекладывай с больной головы на здоровую!
– Ты выше меня, так что…
– Чего-чего? Когда это от роста стал зависеть слух?
– Значит, признаешь, что виноват?!
Не разбираясь в их перешептываниях, наследница протянула им маленький серебряный слиток.
– Скажите, этого будет достаточно?
– Для чего? – с улыбкой уточнил Мэн Чао и наступил на ногу приятелю.
Луань Ай указала рукой на прилавок, вокруг которого столпились покупатели и на котором лежали сладости. Мэн Чао протиснулся через зевак и, увидев водяные каштаны в сиропе, издал вздох разочарования.
– Дева Луань, вы действительно хотите их? Жаркое солнце их нагрело, а тень сделала тверже камня. Боюсь, этот каштан даже клинком не разрубишь.
Наследница покачала головой:
– Н-но мой народ их так любит, здесь целая очередь… Я обязана узнать, что в них такого!
Особенным в этих сладостях был лишь сахар, что являлся редким ингредиентом на Востоке. Торговцы везли его с самого Юга, только в столице-то его и встретишь. Весь ажиотаж и яйца выеденного не стоил. Мэн Чао понимал это, но ничего не мог с собой поделать.
– Боюсь, и на вкус они могут показаться вам отвратительными… – произнес себе под нос он, расплачиваясь с продавцом.
Он взял одну палочку с насаженными на нее пятью каштанами и, обернувшись, увидел то же непонимание, что испытал сам несколько секунд назад, в глазах приятеля. У Чан скорчился, подумав: «Что это?» На вид лакомство больше напоминало ожерелье из янтарных круглых камней, переливающихся в лучах света, нежели что-то съедобное.
– Вы… вы зачем это купили? – поспешил с вопросом У Чан.
Мэн Чао только тяжело вздохнул и передал сладкое угощение наследнице. Когда Луань Ай взяла его, то сразу поняла, что в руках все еще держит слиток серебра.
– А… мы что, не расплатились?
– Расплатились, – Мэн Чао опустил руку Луань Ай, в которой она сжимала слиток. – Но стоимость подобных угощений даже монеты серебра не стоит. Не переживайте о таком, лучше попробуйте.
Она кивнула, прикрыла рукавом половину лица и откусила. Из ее маленького ротика тут же вылетело: «Ой!»
– Что такое?
– Не вкусно?
Луань Ай покачала головой и, прижав ладонь ко рту, протянула юношам практически нетронутое угощение. От укуса на верхнем слое сладости из застывшего сахара не осталось и следа, а гладкая поверхность продолжила игриво бликовать на солнце.
– Я так и думал… – проговорил Мэн Чао и предложил: – Пойдемте вон в ту чайную, там вы каштаны и съедите.
Зайдя в прохладное помещение, наполненное цветочными ароматами, троица наткнулась на пожилого хозяина павильона и его помощника лет десяти. Мужчина плавно махнул рукавом, указав на дивное местечко, рассчитанное на четверых, и усадил пришедших, заранее уточнив:
– Милые гости, чего бы вы изволили? Только скажите – для вас все бесплатно! – Хозяин чайной быстро смекнул, кто перед ним стоит. – Сегодня для нас необычный день, три будущих бога Поднебесной выбрали именно мою чайную, теперь он будет записан и вывешен! – Мужчина указал рукой наверх.
Над головами посетителей не было пустого места: под потолком висели белые, красиво расписанные бумаги. Мэн Чао прищурился и прочитал:
– «Чайный росток тянется к солнцу – солнце тянется к чайному павильону Нуаньгуан»?[90] Звучит, как…
– Предсказание, молодой господин! – прервал его звонкий голос юного
