Меня по-разному называли, но трусом я не был никогда. Я выбрал семью. – Джек сохранял в голосе спокойствие, но вена на его шее угрожающе вздулась, а костяшки на сжатых кулаках побелели. Интересно, что происходит у него внутри? Наверняка буря, ураган. Прежде чем покинуть комнату, Джек бросил: – Когда ты подрастешь, глупая девочка, ты поймешь, о чем я говорю.
К вечеру Мире стало лучше: она выспалась и выпила ненавистные лекарства. А проснувшись, первым делом почувствовала возмущение: она не согласна с Джеком. Она все понимала! Джек оставил карьеру, оставил ее, а теперь злился, когда она говорила ему правду. Вперемешку с возмущением бурлил страх. Джек все узнал. Откуда? Почему? Больше всего Эльмира боялась, что Джек увидит в ней фанатку, так оно и вышло. Совсем некстати ей захотелось поговорить с Хансом. Он бы выслушал, поддержал, пошутил…
– Где Ханс? – спросила у Франка, когда тот пришел ее проведать.
Менеджер удивленно посмотрел на подопечную:
– Уехал в другие города на интервью и выступления. Я собирался поехать с ним, но ты заболела. Завтра я тоже уеду. Тебе лучше, правда? – Франк заботливо погладил Миру по волосам.
Она кивнула. Раньше бы вспылила – предатель-Франк уезжает! – но теперь боль причинило то, что уехал Ханс. Она остро ощутила одиночество, словно ей в сердце кинули снежок. Снежок… Как в парке, когда они дурачились. Мира помотала головой, отгоняя воспоминание.
Главное, успокоиться. Интерес к Хансу угаснет. Симпатия сойдет на нет, затеряется в сильных чувствах к Джеку. Лучше бы Ханс остался… Тогда, возможно, она бы переключилась. Остановилась. Перестала быть отравляющей белладонной, стала бы милым цветочком.
«Забудь! Он уехал!» – отругала себя.
Мира рядом с Джеком. Как и мечтала. Ей нравится Ханс? Может, и нравится. Но интерес, влечение, симпатия – это ненадежно, не так сильно, как ее порочные чувства. Ханс ушел. Все уходили. Если их не задержать.
Мира без стука зашла к Джеку в номер. Незачем соблюдать вежливость, он и так думает о ней самое худшее. Льюис лежал на кровати с ноутбуком на коленях. Мира услышала отрывок разговора:
– Постельные сцены? Неужели нельзя без этого?
– Технически я буду в одежде, – пытался смягчить углы Джек. – В сценарии оставили прелюдию, я отказался от большего, ведь клип будут смотреть ты и Джонни.
Джек замолчал и поднял взгляд на Миру. Она не растерялась – у нее был весь день, чтобы вернуть уверенность – и язвительно сказала:
– Что, пасмурно в раю?
В глазах Льюиса вспыхнул недобрый огонь.
– Лиззи, я перезвоню.
Захлопнув ноутбук, Джек вопросительно уставился на Миру. «Ты была незваной гостьей» – так некстати вспомнились слова Ханса. И его губы.
Мира пробормотала:
– Эти записи… Я писала их очень давно.
Джек убрал ноутбук на подушку, встал и одернул край черной рубашки. Мгновение Льюис щурился, пытаясь прочитать правду на лице Миры. В итоге откинул со лба длинные волосы и подошел к ней вплотную.
– Хочешь сказать, сейчас ты не испытываешь ко мне… чувств? – От того, с какой пренебрежительностью Джек сказал последнее слово, Мире стало физически больно. – Не хочешь, чтобы я поцеловал тебя? – Его дыхание щекотало ей губы. Когда он успел подойти так близко?! Никогда ранее Мира не видела в Джеке столько темного обаяния, и все оно направлено на нее. Льюис бархатным тоном продолжил: – Или дотронулся до тебя? – Он провел пальцами по ее щеке, опускаясь к ключице. Каждое прикосновение отзывалось приятным покалыванием. – Тебе не нравится? – Он откинул расстегнутый край ее кофты. – Совсем нет? – Второй рукой Джек коснулся ее запястья. Будто кукловод, повел ее руку к своему телу: дотронулся до грудной клетки – там безразлично и медленно билось сердце.
Мира помотала головой, но тело выдало правду: на коже появилась рябь мурашек, а щеки покраснели – чувствовался предательский жар. Отдернув руку, Мира отшатнулась. Джек все равно был неприлично близко. Он наклонился, улыбаясь. Стоило только встать на цыпочки…
– Ты влюблена в меня, верно?
Чего он ждал? Признаний? Действий?
– Вот он я, – развел руки в приглашающем жесте. – Давай.
И она примкнула к его губам. Закрыла глаза. Растворилась в удовольствии. Но Джек едва ли отличался от манекена. Он не дрогнул, когда она его поцеловала. Никак не высказал участия в процессе.
Когда Мира отстранилась и открыла глаза, Джек встретил ее взгляд с каменным выражением на лице. Выпрямился, вновь становясь на голову выше, и твердо произнес, словно выцарапав на ее сердце слова:
– Это не любовь, Мира. Это одержимость.
На тумбочке тикали часы, в соседнем номере работал телевизор. А комнату охватила тишина. Эльмира и Джек стояли друг против друга, как соперники на ринге. Кто нанесет следующий удар?
Мира резко схватила Джека за рубашку.
– Одержимость? – выдохнула сквозь горький смех.
– Да. Одержимость. Инфантильная и эгоистичная.
«Какого черта он провоцирует?!» Пальцы Миры, сжимавшие край черного хлопка, дрожали. Но она сохраняла мнимое спокойствие, привстав на носочки для безупречного зрительного контакта. Правда была на стороне Джека – он разгадал ее секрет, – но Мира не расплакалась и не попросила отвести ее к психологу: исправить винтики сердца, что крутятся неправильно и заставляют желать человека, которому она не нужна.
Вместо этого Мира стиснула до побелевших костяшек ткань у пуговиц. Обратила внимание, как дрогнули желваки Льюиса. Победно усмехнулась.
Джек приподнял брови и широко распахнул глаза; испуг ярко контрастировал с его брутальным образом. Джек наверняка думал, что вывел ее из равновесия, но Мира всегда была на шаг впереди. Она отпустила его рубашку, отвернулась к зеркалу и поправила прическу.
Закончив приводить каре в порядок, Мира сказала:
– Если я одержима, то что насчет тебя? Почему играешь в мои игры?
Слова вылетели изо рта раньше, чем она поняла, что снова бросила ему вызов. Но в этот раз злость, исказившая любимые черты, не вызвала удовлетворения. Мира ретировалась в ванную комнату, прикрыв за собой дверь. Итак, Мира научилась выводить Джека на эмоции и поняла, как заставить его подарить ей поцелуй, но… Почему в животе не порхают бабочки? Почему нет радости, а сердце будто придавил булыжник? Осознание выбило из легких воздух: Джек ни разу не посмотрел на Миру как на свою жену.
«Вот в чем дело! Можно получить тело, но не сердце». Эльмира стояла у раковины, опираясь руками о белую керамику, и всматривалась в отражение. Зрачки стали больше, щеки – пунцовые предатели, а губы красные, словно она съела много спелой вишни.
«Эгоистичная, избалованная девчонка».
Верно, она дрянь. Мира понимала, если продолжит в том же духе, то сломает
