рукой ей на талию. Их тела соединились, наэлектризованные, воспламенялись через одежду. Мира не заметила, как начала отвечать на поцелуй, скользя языком по губам Ханса, а ее руки, словно и не ее больше, трогали его волосы, скулы, шею. Миг бесконечного удовольствия.
Ханс отстранился первым. Лбом коснулся ее лба, а на губах почувствовалось его горячее дыхание. Они постояли так недолго, и Мира очнулась. Вернулась. Все испортила.
– Не прикасайся ко мне. Никогда.
Ханс выдавил горькую усмешку. Он сел на диван и сложил руки замком. Всем видом показывал, что ему безразлично, но в темно-голубых омутах плескалась боль. Он пожал плечами:
– Ты сама пришла.
– И жалею об этом!
Биттнер молчал. Моргнул, и его омуты покрылись ледяной коркой. Ханс встал и сделал шаг к Мире – она сделала шаг к выходу. Он наступал – она пятилась. Боялась его? Едва ли. Боялась себя. Того, что вновь потеряет контроль, отвечая на его поцелуи. Когда Ханс оказался близко, вновь опаляя дыханием, то с насмешкой сказал:
– Ты не жалеешь о нашем поцелуе.
Она, вновь обезоруженная его самоуверенностью и проницательностью, не нашла, что ответить, и убежала прочь.
Зачем Мира ему звонит? Почему не хочет оставить отношения рабочими? Она ведь знает, что он женат. Более того, верен жене. Она знает, что тот импульсивный поцелуй перед съемками был ошибкой. «Репетицией», так она сказала. Обманула? Хотела его поцеловать? О чем она думала?
Голова Джека взрывалась от вопросов. В его отношениях с женщинами все всегда было просто. А с Мирой… с ней не было и не может быть никаких отношений! Но понимает ли это она? Творческая натура захотела ярких впечатлений? Или менеджер подсказал перед премьерой клипа закрутить роман с Бандитом? Чем больше Льюис гадал, тем сильнее ему нравилась идея Ханса – поискать ответы в ее личных вещах. Потому что она ничего не скажет, отшутится или соврет. Нет ей веры, этой ядовитой Белладонне.
– Мне грустно. Мы не увидимся еще несколько недель, но с компанией дела совсем плохи. Я думаю, мне стоит продать бизнес…
– Нет! – Джек со злостью глянул на экран. Лиззи отстранилась от монитора, словно уклонившись от молний, которые вылетели из его глаз. – Я не для этого изображаю из себя второсортного актера, чтобы ты продала бизнес. Деньги будут, веди переговоры дальше.
– Что-то случилось? – Заботливая. Понимающая. И зрит в корень.
Джек покачал головой. Он не уступит Мире. Она хочет поиграть? Прекрасно. Он устал потакать ей. Избалованных детей нужно ставить на место.
Закончив разговор, Джек с воинственным видом пошел в номер Белладонны. Он заставит ее рассказать правду. Пусть не отвертывается, не юлит. Будет честна и через время поймет, что это лучшее решение.
– Джек? – Ее голос через дверь звучал слабо, тихо. Играет в жертву?
– Да, это я. Открывай. Нужно поговорить.
И она открыла, а Джек растерял все слова и боевой настрой. Перед ним стояла тень Белладонны. Девочка с темными волосами, прилипшими к мокрому от пота лицу, с кругами под тусклыми глазами, с трещинками в уголках губ. Худенькое тело в длинной пижаме и с одеялом на плечах.
– В чем дело? – спросила Мира.
Льюис молча прошел в открытую дверь и чуть не задохнулся от спертого воздуха. Он вновь посмотрел на Миру, которая, шаркая ногами в смешных тапках-зайцах, вернулась к кровати и легла, укутавшись в одеяло.
– Франк знает? – сохраняя остатки металла в голосе, спросил Джек.
– Угу. Врач был у меня полчаса назад. Лекарства на тумбочке.
Джек глянул на нетронутые упаковки жаропонижающего, капель, пастилок от кашля. Закатив глаза, выругался. Чудо-чудное!
Он сделал Мире чай, а пока она была в туалете, проветрил комнату. Заставил выпить нужные лекарства и, когда Мира забылась беспокойным сном, время от времени повторяя «Тристан… Тристан…», решил остаться до утра, устроившись в кресле. Вдруг у нее поднимется температура.
– Спи сладко, чертенок, – прошептал, забыв всю злость на нее. Как бы она себя ни вела, она девочка, никогда не знавшая родительской любви.
Мира заснула, но Джек не мог сомкнуть глаз. «Понимаю, некрасиво смотреть вещи без ее ведома, но правду можно найти там…» Язык Хансу оторвать за идиотские затеи! «И почему эта чушь не выходит у меня из головы?» – думал Льюис, под тусклым светом ночника оглядывая письменный стол, выдвигая ящики. Он ничего не найдет. Он идиот. Вдруг взгляд зацепился за потрепанную тетрадь. Джек посмотрел в сторону Миры – спит, уткнувшись в подушку, и пролистал страницы. Все на немецком. «М-да, точно идиот», – вынес вердикт. Собирался закрыть тетрадь и лечь спать, но увидел на странице свое имя.
«Джек Льюис»
Глава 18
Я до смерти хотела почувствовать
себя живой,
А твоя боль – это мой рай.
Поэтому сегодня ты за все
поплатишься.
© Kim Petras, There Will Be Blood
– Джек Льюис ушел. Его не показывают по телевизору. Он не публикует посты. Он бросил нас, Тристан. Он бросил меня.
Мира сидела посреди гостиной приюта. Ей хотелось провести последние часы в этих стенах, предаваясь ностальгии. Каждый уголок напоминал о детстве и юности. Мира отметила, что воспоминаний о Джеке здесь ничуть не меньше, чем о Тристане. Боксер стал огромной частью ее жизни, но пару лет назад отказался от публичности.
Вдруг телефон издал звуковой сигнал – Мира ставила уведомления на публикации только одного человека. Она взяла мобильный и открыла пост. «Провожу время с семьей. Теперь без бокса, но не без спорта!» – гласила подпись к фотографии. Джек с сыном и женой занимались фитнесом.
Эльмира сжала телефон в руке, и только невозможность купить новый уберегла аппарат от встречи со стеной. Оказывается, пока она волновалась, не случилось ли чего, Льюис наслаждался отдыхом! Мира всегда знала, что не нужна Джеку. Но надеялась на обратное, и это помогало жить. Теперь надежд не осталось. Бокс в прошлом. И она, его поклонница, в прошлом. «Если мы когда-нибудь встретимся, я уничтожу тебя, Джек Льюис», – с этой мыслью Мира встала и взяла чемодан. Она уходила из приюта с дырой в груди; ненависть выжгла ее сердце.
Вот и все, Мира стала совершеннолетней. Ей выделили маленькую квартиру в Дрездене и сказали: «Ты вольна делать все что вздумается!» Все твердили, как Мира талантлива, но никто не подписал с ней контракт. Она оказалась слишком скромной. Непробивной, если говорить без лирики.
Эльмира стояла на крыльце и не понимала, как ей быть дальше. Казалось,
