Но командир в своих наставлениях не обращался за помощью к специальной службе. Целый табун хористок собрался на пирсе, чтобы приветствовать возвращавшихся подводников. Они стояли, выстроившись в ряд, на самом краю пирса и улыбались самыми обворожительными улыбками. Устроил эту встречу офицер специальной службы флотилии, совсем уже немолодой человек. Девицы широко раскрытыми глазами смотрели на бородатых моряков и бросали им цветы. Подводники широко раскрытыми глазами смотрели на девиц, посылали им воздушные поцелуи и, рассмотрев их одежду, пришли к выводу, что здесь, на берегу — лето. Играл оркестр, раздавались приветствия и произносились речи. Но лучше всего было ледяное пиво. Каждый получил по бутылке.
Подлодки поставили в док. Моряки забрали из рундуков свои вещи и отправились на автобусе во временный лагерь Прьен. Здесь для экипажей всех трех лодок был дан обед, на котором присутствовал командующий флотилией. Была подана хорошая еда, с пивом и речами, а под конец обеда — коньяк. Лютке выпил бутылку содовой. Это никому не понравилось, но он, по крайней мере, оказался оригинальным. Если бы он услышал, какие замечания отпускали в его адрес моряки, то без взысканий дело бы не обошлось.
После обеда Тайхман велел доставить свой чемодан в комнату, в которой он теперь остался один, и занялся хозяйством. Все, что ему было нужно, он сумел купить в столовой: две бутылки «Хеннесси», две бутылки арманьяка, по бутылке «Мартелла» и кальвадоса и десять пачек сигарет, шесть из которых обменял на сигары. Матрос помог ему отнести бутылки в комнату.
Потом он отправился в душ и хорошенько вымылся — сначала пустил теплую воду, потом холодную, горячую, опять теплую, затем такую горячую, какую только смог вынести и, наконец, холодную. Он стоял в душе целый час. В душевой собралась половина их экипажа, и некоторые наслаждались душем еще дольше. Они пели и яростно рычали, смывая с себя накопившуюся за три месяца грязь. Те, кто ждал своей очереди, рассказывали друг другу, что собираются делать на берегу, оперируя цифрами, которым мог позавидовать целый десяток казанов. Выйдя из душа, Тайхман обвязал вокруг шеи полотенце, надел халат, шлепанцы и побежал в свою комнату. Он улегся на свежезастеленную постель и закурил сигарету. Когда он с наслаждением вдыхал дым, раздался стук в дверь.
— Войдите! — крикнул он, думая, что если это одна из хористок, то задирать нос он не будет. Но это оказался мужчина, приветствовавший его резким «Хайль Гитлер!».
У мужчины были прекрасные манеры; он представился офицером, разносящим жалованье, и протянул Тайхману его зарплату плюс премию за пребывание под водой и премию за опасность. Он пересчитал деньги, хотя Тайхман сказал, что в этом нет необходимости. Эта привычка въелась в кровь, заявил мужчина, — до войны он был директором банка. Тайхман сказал, что рад был с ним познакомиться, и сунул руку под кровать, где хранились у него запасы спиртного. Директор банка вытащил из кармана чистый белый платок, в котором, как оказалось, был завернут маленький стаканчик. Так принято в финансовом мире, признался он; парочка пропущенных стаканчиков сглаживает, так сказать, острые углы, и офицеры военно-морского флота тоже это признают. Когда он разносит жалованье высшим чинам, всегда берет с собой этот стаканчик. Тайхман восхитился тактом этого человека.
Они выпили за здоровье друг друга и принялись болтать. Тайхман извинился, что пьет из горлышка — у него не было времени раздобыть стакан. Директор банка сказал, что ему это очень идет, и Тайхман поблагодарил его за комплимент. Он решил, что директор банка — отличный парень. Такое же мнение сложилось и у директора о Тайхмане.
Они выпили за здоровье Лютке. Когда Тайхман сказал, что их командир трезвенник, директор сказал, что за это надо выпить отдельно. Потом они пили за здоровье командующего флотилией и командующего подводным флотом. После этого Тайхман вытащил из-под кровати еще одну бутылку. За фюрера выпили дважды, поскольку он тоже был трезвенником. И еще они пропустили один или два стаканчика за Геббельса, поскольку его сказки по радио доставляли им много удовольствия.
Директор банка совсем окосел. Он убрал стаканчик в карман и удалился, стараясь соблюсти все формальности, насколько ему позволяло его состояние. Тайхман тоже сделал все, что требуется в таких случаях, но ему было легче, поскольку он мог делать это лежа. На прощание он назвал своего гостя «господином директором», хотя в ходе разговора выяснилось, что его собутыльник нарушил валютные законы Третьего рейха и провел несколько лет в заключении. Когда он уходил, Тайхман подарил ему бутылку кальвадоса. Благодарный директор, похоже, не собирался тут же употребить подарок по назначению. Тайхман был последним, кому он сегодня принес жалованье; более того, он даже ухитрился забыть на тумбочке Тайхмана раздаточную ведомость и коробку из-под денег. Тайхман засунул их под кровать для сохранности.
Потом он решил почитать, но из этого ничего не вышло. Старпом дал ему книгу — «очень умную, которую надо обязательно прочесть». Главным героем ее был лесник, но Тайхман никак не мог понять, что ему было нужно. «Во всем виноват „Хеннесси“, — подумал он. — Ты просто надрался». Он резко сел и приказал себе прочитать в таком положении десять страниц, чтобы доказать, что он не пьян. Но из этого ничего не вышло. Он по-прежнему ничего не понимал, а когда заметил, что в книге есть предложения, где глагол употреблен в единственном числе при нескольких существительных, бросил ее — с него было достаточно. Он так и не понял, к чему стремился лесник, и очень расстроился, потому что лесники ему нравились.
Но хуже всего было то, что Тайхман не мог уснуть. Он утратил привычку спать в неподвижной постели. Не оставалось ничего иного, как сунуть руку под кровать и достать еще одну бутылку.
После этого Тайхман задремал. Он снова был в море; ему казалось, что он чайка, качающаяся на волнах, и тут он вдруг понял, как это они ухитряются спать в таком положении.
Глава 14
Когда Тайхман проснулся, солнце уже ярко светило. Он еще немного повалялся в постели, а затем принялся читать полученные письма.
Хейне писал из Свинемюнде, что учится на артиллериста. В верхнем левом углу конверта он печатными буквами написал: «Санаторий доктора Бауэрфайнда». По его словам, это было лучшее, что ему довелось испытать во время службы в ВМС. Его шеф, лейтенант Бауэрфайнд, — классный мужик, у которого есть чему поучиться. Место, где располагается учебная школа, представляет собой настоящий оазис, просто райский сад. К сожалению, курс переподготовки рассчитан всего на три недели. В остальном же у него все по-прежнему. Письмо было адресовано Тайхману и Штолленбергу.
Прислал письмо и Бюлов. У него было все в порядке, он изучал архитектуру и спрашивал, когда Тайхман и Штолленберг смогут приехать в Гамбург.
«Наилучшие пожелания вам от меня и моей жены. Ваш друг Бюлов.
P. S. Дора очень хочет вас видеть. Она сейчас процветает и владеет кинотеатром».
Пришло также письмо из Тегернзее. Оно было написано женой Вегенера под его диктовку. Они всей семьей проводили отпуск на севере Баварии, и здесь им очень понравилось. Единственное, о чем сожалел Вегенер, было то, что он не мог поболтать с местными жителями о морском флоте. В Визее есть профилакторий для подводников, но он там никого не знает.
Не позавтракав, Тайхман пошел к банкиру и вернул платежную ведомость вместе с коробкой для денег. Кассир даже не заметил этого, он все еще спал. Тайхман отправился на стоянку подлодок.
Штаб флотилии выделил два гроба.
— А еще дешевле найти не могли? Эти того и гляди развалятся.
— Мы не погребальная контора.
Два писаря из штаба флотилии, которых Тайхман прихватил с собой, просто сбежали. Когда Тайхман открыл затворы торпедных аппаратов, они сказали:
— Нет, мы не сможем этого сделать.
Им не было еще и восемнадцати, и они выглядели так, как будто вот-вот извергнут наружу свой завтрак. Они принесли искренние извинения. Тайхман вывел их из торпедного отсека, закрыл аппараты и пошел в портовую контору позвонить. Главного врача флотилии нигде не было. Не смог он отыскать и главного административного офицера. Наконец, к телефону подошел помощник фармацевта и пообещал, что приедет через полчаса и принесет все, что нужно.
На обратном пути Тайхман встретил своего старого друга, Рамера. Он узнал его со спины: ни у кого не было такой походки, как у Рамера, а голова его казалась еще больше, поскольку он теперь не стригся коротко, а носил длинные волнистые волосы. Когда Рамер обернулся, Тайхман увидел, что тот отрастил солидное брюшко. Он поведал Тайхману, что теперь занимает должность помощника административного офицера флотилии. Выглядел он соответственно.
