Майор не знал, что сказать, помолчал и снова за свое:
— Но купаться-то пойдем?
— Не знаю… Если сдам.
— Куда ты денешься? Стоишь у двери вечно бледная, трясешься, а выходишь всегда с пятеркой.
Пожала плечами:
— Сама не понимаю, чего они пятерки ставят. Отвечаю-то совсем ни к черту, в башку ничего не лезет.
Зоя, подходя, услышала последние слова. Объяснила с усмешкой:
— Чего тут не понять, медаль тебе куют.
— За какие заслуги?
— А ради справедливости, — сказала Зоя.
— Не понял, — не понял Майор.
— Чего тут понимать-то? Если сын директора кончает с медалью, а он кончает с медалью; надеюсь, вам не надо объяснять это, нельзя же, чтоб Натали, которая всегда училась лучше, кончила без медали! Разве это было бы справедливо?
Натали начала быстро прозревать:
— Ах вон оно что! Ты это серьезно?
Майор обдумал и признал:
— Пожалуй, да, так оно справедливо.
Зоя тут усмехнулась и произнесла:
— Справедливость! Честность! Правда!.. — каждое слово обливая презрением и наблюдая, как это презрение каплями стекает со слов. Она хотела еще что-то сказать, но подошли Витька с Любашей, Витька прямиком к Зое:
— Ты уже тут, а мы за тобой заходили. Любаша тебе целый веник цветов напластала, как же, день рождения! Сюда уж мы этот веник не потащили, извини, а вот телеграммку прихватили — телеграмма тебе пришла.
Заранее посмеиваясь, достал из кармана и вслух прочитал:
— «Ромашка, будь все такой же. Олег». — Еще не придумав, как бы над всем этим повеселиться, уже начал: — Ромашка, а, Ромашк!
Зоя смутилась ужасно, никто никогда не звал ее Ромашкой, кроме Олега, это был их пароль, и чужому не то что произносить — знать не полагалось это заветное имя, Зоя даже рассердилась:
— А ну дай сюда сейчас же!
Отняла телеграмму — Витька, впрочем, не сопротивлялся — не читая сунула в карман — не осквернять больше священный текст ни посторонним зрением, ни слухом.
Натали украдкой подтолкнула Зою, стала клянчить:
— Дай взглянуть, а? Когда он отправлял?
— Не дам, ну зачем тебе?
— Зойка, дай! — умоляюще, завистливо, жалко.
Эта униженность, в которую Натали добровольно сама себя ввергала, была Зое нестерпима. Она ничьих унижений не выносила. Уж черт с ним, со священным текстом, — не глядя сунула ей в кулак смятый бланк телеграммы. Сколько доблести еще потребуется от нее?
Натали жадно смотрела в текст, дрожали благоговейные пальцы. Потом вернула Зое, отвела ее в сторонку:
— Ты не бойся, я приспособилась радоваться за вас!..
— Значит, ты достигла совершенства. В которое я не верю.
— Зоя, верь! Зоя! — Натали заговорила горячо, близко к ней наклоняясь. — Позови его сюда! Замани! Прошу тебя! Пусть приедет на выпускной вечер или сразу после него. Я ничего не буду делать, я только посмотрю на него. Я так хочу его увидеть! Один разок! Я не стану вам мешать, я из-за угла, вот увидишь!..
Бедная Зойка, у нее выпрашивали то, что ей самой смертельно было нужно.
— Наташ, он не приедет, он будет в институт готовиться!
— Но ведь еще целый месяц!
— Он не согласится приехать, я знаю! — Зоя мучилась.
— Да ты позови, ты только позови, ради тебя он приедет!
— Зови сама. Сама пиши и зови.
— Он не отвечает на мои письма! — отчаянно воскликнула Натали. — Я вызывала его на телефонные переговоры, он не явился! Семьдесят семь шкур с меня спустил, за каждый Майоров поцелуй отдельной шкурой заплатила, и поделом мне, надо расплачиваться за удовольствия, но какой жестокий, какой жестокий!.. — Натали зашмыгала носом, вытерла пальцами глаза, отвернулась к стене. — Я уже и Майора того простила — за одну память. Хоть больная, но память о нем!
— Наташка, ты бы хоть меня не травила, что ли. Я и так из-за тебя держу себя на привязи. Не разрешаю себе ничего… хоть люблю его раньше и сильнее тебя. — Зоя говорила сдавленно, тихо, чтоб никто не услышал; она старалась надежнее заслонить собой Натали, чтоб никто в этом пыльном коридоре не заметил ее слез. — Я из-за тебя замкнулась, как раковина, на письма его едва отвечаю, не разжимая губ. В тюрьме себя держу, со связанными руками. Зачем ты это со мной делаешь?
— А мне, думаешь, легко?
— Как раз этого я не думаю.
— Мне надо, надо его увидеть! Глупое мое легкомыслие! Так мне и надо, так и надо, настоящее — а я предала, так и надо, но мне бы только увидеть его! — Натали даже поскуливала слегка. Так, видать, прижало ее.
— Ну и зови, — сухим голосом отвечает Зоя. — А я сразу после экзаменов уезжаю — и все. И как хотите. Хоть залюбитесь тут.
— Куда? — с надеждой выловила Натали из текста то, что было ей нужно. Сразу остановила свой плач.
— В Белоруссию. У меня там тетка, хорошая… Устроюсь на работу. Надо же жизнь начинать.
— А поступать не будешь? — слезы у Натали высохли совсем.
— Куда мне!
Чуть не сказала Натали: «Ну вот видишь!» Ну вот видишь, ты не пара ему! Вовремя поменяла слова:
— Но Олег ведь сюда собирался приехать поступать.
Зоя помотала головой:
— В Томск.
— Да? — Натали призадумалась, начала соображать.
Ничего не стоило Зое разгадать простенькие ее мысли. Усмехнулась:
— Да тебя мама не пустит!
Витька позвал:
— Девчонки! Ваша очередь!
Мгновенно вернулся страх на лица. Шагнули к двери.
Витька считал, что лучше всего заходить последним, последнему двойку не ставят: двойка требует от учителей мужества и душевной силы, а откуда сила в самом конце работы? И всех, кто подходил, Витька пропускал вперед себя.
Майор, чтобы скоротать время, отвел Витьку в сторонку и затеял разговор:
— Витька, а ты за кого: за меня или за Олега?
— Чего-о?! — презрительно протянул Витька.
— Ну, кто лучше для Натали: я или Олег? Ты за кого болеешь?
— Вот какой я все же умный, — подивился на себя Витька, — выбрал себе девушку, на которую больше никто не зарится, спокойно с ней до пенсии доживу.
Майор задумался. Потом спросил:
— А как ты думаешь, это я на всякий случай, а вот Зоя мне подходит?
— Да пошли вы на фиг! — не выдержал Витька.
— Ну вот и какой ты друг? Ни посоветоваться с тобой, ничего.
— Так и будешь побирушкой всю жизнь подбирать, что тебе другие оставят.
Майор обиделся:
— Что уж, Зойка такая бросовая, что ли? Чем она хуже Натали?
— Да как их померить, как их взвесить? Как их сравнить? Лучше, хуже… Нравится, Майор? — бери.
Майор сосредоточился до поперечной морщинки между бровей:
— Хм, «нравится»… По сумме баллов она ненамного хуже Наташки. Так, может, мне не мучиться, а переключиться сразу на Зойку? — и заглядывал Витьке в глаза, полагаясь на его совет.
Но Витька принялся издеваться:
— А то ты прямо мучаешься! По Натали-то!
— Ну, в общем-то… — Майор как честный человек признавал правоту Витькиных сомнений.
— Вот видишь! А жизнь им обоим подпортил!
— А я что? — защищался Майор.
Вышла из класса Натали, небрежно бросила:
— Пятак! — и показала растопыренную ладонь.
— На халяву, — добавил Витька раздраженно.
— А тебе завидно?
— Мне не завидно, но ты так радуешься, как будто в поте лица заработала.
Довели сегодня Витьку, дозлили до серьезности, чего с ним никогда не бывало.
— А ты не радуешься, если рубль на дороге найдешь? — рассердилась Натали.
Вышла из класса Зоя со своим трояком, вникла в разговор и сказала Натали:
— Да откажись ты от этой медали! Будут тебе потом подлецы всю жизнь подмигивать, как своей.
— Ух ты, легко тебе разбрасываться чужими-то медалями! — слишком уж серьезно ответила Натали.
— Чужими!.. — ахнула Зоя.
— Кончайте ругаться, пошли на пруд, а? — уговаривал Майор.
— Подождите, я-то хоть сбегаю экзамен сдам! — напомнил Витька. — Я быстренько!
Майор нетерпеливо теребил Натали, пользуясь тем, что она на всех надулась. Вовремя подставил свою преданность:
— Наташ, пошли, они после придут.
Когда Натали, клюнув на эту готовную преданность, ушла с ним, Зоя облегченно вздохнула:
— Ну вот…
— Что «ну вот»? — спросила непонятливая Любаша.
— Последний экзамен сдан, вот что, — соврала Зоя. — Свобода.
— Что делать будешь?
— А ты?
— Я — что Витька скажет, — простенько ответила Любаша.
— А сама чего хочешь?
— Что Витька скажет.
Зоя даже рассмеялась:
— И тебе не стыдно в этом признаваться?
Любаша весело ответила:
— Не-а! Я не хочу жить так, как сейчас все женщины: каждая стремится ЧЕМ-ТО стать. И все несчастливы. Ты присмотрись: ты знаешь вокруг хоть одну счастливую семью, хоть одну счастливую женщину?
— Нет, — подумав, признала Зоя.
— А я знаю. Одну. Мою мать. И все только потому, что она себе отводила в семье последнее место. А отцу отдавала первое. Она все время отступала без боя. «Как скажет Ваня». Ваня для нее высший авторитет. Глупость какую-нибудь делает — нет, все равно: «Ваня знает». И отец всю жизнь ходит гоголем, за все берется отвечать, потому что она на него боготворящим взглядом смотрит. Она ему «сходи за хлебом» во всю жизнь ни разу не сказала, только: «Ваня, тебе не попутно будет? Ну, тогда я сама». И она выиграла жизнь! Она победила, все время отступая!
