— Ты говорил, что любишь меня.
— И что?
— Ты бросаешь слова на ветер?
Улыбка трогает губы, но не достигает сердца. Она скорей вынужденная и выдавленная, чем характеризует радость.
— С чего ты взяла, что любви достаточно для того, чтобы человек унижался? Открой глаза. Этого мало, Трикси. И особенно мало, когда не получаешь взаимности. Рано или поздно любой человек, который бьется в закрытые двери, перестаёт стучать. Он больше не питает иллюзии, что его пустят. Зачем? Эта дверь не единственная, а одна из. Стоит лишь найти ту, в которую захочется постучать снова, но, возможно, там пустят сразу. Ладно, может быть, не сразу, но пустят, имея тот же интерес. Ты же открываешь свою, но лишь небольшую щелку, чтобы поманить пальчиком, и снова хлопнуть ей перед носом. Но я не собака. Я не высуну язык и не побегу. Это не игра, черт возьми! У меня есть чувства достоинства и гордости. И я не собираюсь становиться тряпкой, о которую вытирают ноги. Этого не сделает ни один человек. Ни ты. Ни я. Никто-либо другой.
— Я боюсь! — быстро тараторит она.
— Ты не боялась ложиться со мной в постель, но боишься всего остального. Я мог посмеяться, если бы это не было так дерьмово.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ты готова к сексу со мной, но не готова к отношениям. Это вся правда.
— Нет! — резко отрезает она. — Это было… под впечатлением. Так получилось. Да, я захотела, и ты хотел. Я практически подала себя на блюдечке.
— О, да ладно, Трикси, я не уговаривал тебя. Наоборот, поступил предусмотрительно, когда несколько раз спросил. А сейчас ты морочишь мне голову. Чего ты хочешь? Свободных отношений?
— Я не хочу свободных отношений!
— Так скажи, чего ты, черт возьми, хочешь!? — ору я.
— Быть с тобой! — наш крик эхом отзывается в стенах залов и коридоров. Уверен, охрана смотрит и слушает это с поп корном в руках. И я понимаю.
— Дерьмо, — фыркаю я. — Ещё один промах.
Отец всегда говорил, что в гневе человек говорит то, о чём думает. У него нет времени на осмысление и обдумывание слов, они рвутся потоком изо рта, потому что идут от сердца. Никакой лжи, лишь чистая правда.
Делаю шаг назад и направляюсь к раздевалкам. Всё без толку. Она не может сказать, а я не хочу требовать. Попытался, но не получил. «Ты нужен мне», «Я хочу быть с тобой» — всё это собачье дерьмо. Нужен — понятие растяжимое. Могу быть нужен временами или при определённых обстоятельствах. Быть с тобой — когда? Когда я — весёлый придурок, у которого шибануло голову и у которого нет дерьмовых дней? Всё это означает только одно: временно. Не по-настоящему. Не искренне.
— Мэйсон… — слышу её надломленный голос за спиной.
Господи, я бы с удовольствием вырубил себя самого, потому что вновь останавливаюсь и поворачиваюсь. Расставляю руки в разные стороны и спокойно спрашиваю:
— Что?
— Я… я боюсь потерять тебя, — говорит Трикси.
Гребаное, нахрен, комбо. Я уже хочу развернуться и уйти, как она издаёт непонятный всхлип или хмыканье, которое уколом пронзает сердце. Либо я полный идиот, либо с ней что-то не так. Я не в силах подобрать описание или слово, которое может охарактеризовать её отмалчивание и трусость. Я ошибался, когда думал, что ей всё ни по чём. Она сняла футболку, увидев меня первый раз, переспала, поцеловала. Чего стоит признаться не только себе, но и другому?
— Я люблю тебя, — без тени сомнения, заявляет Трикси, смотря в мои глаза.
— Что изменилось за пару секунд?
— Ничего не изменилось. Думаешь, так просто говорить эти слова кому-то?
— Да, если ощущаешь именно любовь.
— Я не знаю, как любить тебя!
— Господи, Трикси, ты действительно нихрена не понимаешь или тебе нравится? — вздохнув, запускаю пятерни в волосы и откидываю голову назад, закрывая глаза.
Какое-то беспросветные дерьмо. Игра в судоку или сапера, где я могу оступиться и подорвётся всё поле в виде наших отношений. Чертова русская рулетка с пушкой: щёлкаешь курок и с ужасом ждёшь, когда вылетит пуля.
— Нет никаких обучающих материалов, черт возьми, ты знаешь об этом? — рявкаю я, выпуская пар. Больше нет сил на это. — Кто тебя научит любить кроме тебя самой? Каждый любит по-разному. Нет никаких уроков для чайников и профессионалов. Это не игра. Это метод проб и ошибок. Ты действуешь так, как считаешь нужным, так, как требует твоё сердце. Хочешь, можешь бежать в трудную минуту, но не каждый побежит за тобой, кто-то может принять твой выбор. Это не так, как в сказке про принца и принцессу, у которых долго и счастливо. Это идти на уступки, принимать таким, какой есть, становиться лучше и помогать развиваться не только себе, но и тому, кто рядом. Ты готова быть со мной, когда я в полном дерьме? Когда опускаю руки и проигрываю? Когда на грани? Мне не нужен человек, который будет рядом только тогда, когда я — забавный Картер.
— Ты никогда не опускаешь руки.
— Ты хреново меня знаешь.
— Ты. Никогда. Не. Опускаешь. Руки.
— А знаешь, почему? — фыркаю я, не дав ей время на размышления, следом добавляю: — У меня есть Эйден.
— И что?
— Он не может видеть и знать, что его старший брат сдаётся и представляет собой размазню, а не железобетонную стену. Хотела бы ты показать своей младшей сестре, что сдалась и опустила руки? Каким будет такой пример для неё?
— У меня нет младшей сестры.
— Это была метафора, и ты прекрасно её уловила.
— Нет, не хотела бы, но и она должна понимать, что не может быть всегда всё хорошо.
— Ты хочешь быть паровозом или вагоном?
— Смотря, что ты имеешь в виду.
— В отношениях, Трикси. Либо ты — паровоз, либо вагон, который следует за ним. Тянешь на себе, либо позволяешь увезти себя.
— Он ничего не знает, так? — щурится Трикси.
— Что именно?
— Про Эмили, например, при Мэди.
— Что ты знаешь про Мэди? — цежу я, всматриваясь в её лицо.
— Только то, что вижу. С ней что-то было, я права?
— Ты и половины не представляешь, что было. Никто не представляет. Только я и она. Никто кроме нас. И никто никогда не узнает. В том числе ты.
— Ты можешь рассказать мне.
— Нет, — мой резкий ответ заставляет её вздрогнуть, как будто была отвешена словесная пощёчина, но я не жалею об отказе.
— Ты был груб.
— Ты не будешь учить меня. Я делаю так, как считаю необходимым. Если правда для тебя означает грубость, то увы, но сейчас этот разговор ведёт в никуда. Иногда это единственный правильный способ выразиться, чтобы тебя поняли.
— Ответишь честно на один вопрос?
— Я не соврал ни на один вопрос.
— Я хочу знать и быть уверенной, что ты точно мне не лжёшь.
— Ты никогда не можешь быть уверена в словах другого, даже если они юридически подтверждены. Правду знает только отвечающий. Дело совести.
— Кому ты доверяешь? Я хочу знать, — говорит Трикси, добавляя: — Кроме себя, конечно.
Жму плечами и говорю то, что первым возникает в голове.
— Отцу.
— Почему?
— Что почему?
— Почему ты ему доверяешь?
— Потому что знаю, что могу на него положиться всегда и во всём. Всё остаётся только между нами.
— На кого может положиться он?
— У него есть друзья.
— Кому он доверит пистолет и повернётся спиной в самой худшей ситуации?
— Маме, не считая нас.
— Ты думаешь, что он ничего не рассказывает ей?
— Нет.
— Откуда такая уверенность?
— Ты пытаешься настроить меня против моей же семьи? Ты совсем рехнулась?
— Я просто хочу знать. Я никогда не встану между тобой и семьёй. Во-первых, никогда нельзя ставить перед таким выбором, а во-вторых, ты всегда выберешь семью. Я хочу знать, почему ты доверяешь ему.
— Если бы мама знала обо всём, что я сделал, я бы скорей всего получил пулю в лоб или голова отсоединилась от тела с помощью её рук. Я доверяю ему, как себе, если не меньше.
— Тогда почему он ничего не знает о том, что случилось с тобой или Мэди, или между вами двумя?
