последствия «миссии» звеном.
Оправившись от шока, Посувалюк открыл, что основа акции – отнюдь не гениальный расчет, а беспримерное вероломство, вдохнувшее жизнь в совершенно безумную идею. Даже если роду человеческому грозит исчезновение, заклад всех табу во спасение – несимметричная мера, приближающая Армагеддон быстрее, нежели прочие катаклизмы.
На заре 90-х, возвестивших о Великом Перемирии, покушение на главу государства явственно пованивало – каким бы одиозным тот ни был. Охотиться за лидером нации противника после объявления войны, как говорится, a la guerre comme a la guerre. Накануне же – ушат грязи на репутацию отстаивающей демократические ценности государственности. То, что Хусейна приговорило государство или некий межгосударственный союз, Посувалюк уже не сомневался, полагая, что прочему образованию столь масштабное предприятие не по зубам. Ну а впрячь в такого рода покушение диппредставителя, слугу народа и символ державного величия, не то что ни в какие ворота – ни в одну клетку разума не лезло…
Оттого Виктор Викторович, несмотря на контузию духа, воспринимал инициативу антисаддамовского заговора не более, чем казус даже не политических, а бытовых недорослей, как нечто абсолютно невозможное, вследствие чего не подлежащее разбору в принципе. В итоге всячески обходил стороной дилемму, без решения которой было не обойтись: уступить нажиму или послать консорциум ко всем чертям на переэкзаменовку?
Ни одному слову шантажистов, не говоря уже посулам реабилитировать, он не верил. На ремарку в инструкции, что изделие не орудие убийства, про себя ухмыльнулся. Ночью же – то ли во сне, то ли в яви – промелькнуло: «Заколка, не исключено, маячок для ракеты, которая не только разорвет на куски представительный форум, меня включая, камня на камне от резиденции Саддама не оставит».
Раздался громкий стук в дверь. Посувалюк вскинул голову и, казалось, раздумывал: «Это, кто?».
– Виктор Викторович, вы у себя? – донесся голос Игоря Тимофеева, офицера по безопасности.
– Заходи! – пригласил посол.
– Война, похоже, началась… – объявил Тимофеев, прикрывая за собой дверь, и добавил: – Для нас, по крайней мере.
– В смысле?
– Судить не мне, – вспомнил о табели о рангах офицер, – мое дело докладывать…
Посувалюк энергичным жестом указал безопасности на кресло.
– Прямо таки эшелонированная атака, Виктор Викторович. Не знаю, с чего начать… – делился своей тревогой офицер.
– С самого начала, – предложил глава дома, испытывая необъяснимый прилив надежды.
– В восемь радист пытался выйти на связь – безрезультатно, сплошные помехи, – принялся излагать сводку с театра военных действий Тимофеев. – Сообща проверили аппаратуру – все норме. Так что оставалось последнее: антенны. На крыше мы с Валерой добрую минуту оглядывались: туда ли попали? Антенны, точно сосульки, растаяли. Но рассмотрели наконец: антенны спилены под корень, а точнее, перекушены. Лежат друг за дружкой в ряд…
– Подожди, – замотал головой посол. – Нас лишь восемь душ, деловая активность – почти на нуле! Кто-то да бы услышал!
– Поначалу и я своим глазам не верил – по той же причине. Но, успокоившись, сообразил, что серьезные кусачки практически беззвучны. Да и, надеюсь, понимаете, что дело было ночью. Вчера-то связь работала…
– Подожди, а с телефоном, телексом – что? – Посувалюк потянулся к аппаратам.
– В ажуре, но толку… Шифровку-то не передать…
В смятении чувств Посувалюк часто закивал.
– Но это пока цветочки, – призвал крепиться духом Игорь Тимофеев. – Мы изолированы и территориально…
– Это как? – Посувалюк прищурился.
– На нашей улице два блокпоста, останавливают не только транспорт, но и каждого прохожего. Не залезь я на крышу, не увидел бы.
– Что здесь нового, Игорь? Весь город в блокпостах, – резонерски возразил посол.
– Кто бы сомневался, Виктор Викторович. Только в поле зрения лишь те, кто нас блокируют, причем с обоих направлений, в ста метрах друг от друга. На соседних улицах – полная идиллия.
– Ну не знаю, Игорь… – то ли осторожничал, то ли дипломатничал, сторонясь выводов, Посувалюк. – Это их право – война на носу. Да и мародерство сплошь и рядом.
– По-вашему, с антеннами тоже мародеры подсуетились, заготовив на металлолом? – без экивоков пристыдил начальство офицер.
Посувалюк резво повел головой, словно нечто вспомнил, но промолчал и погрузился в раздумья. Тимофеев чуть поморщился, казалось, намекая главе дома заступить на должность наконец.
Бесхребетная позиция шефа его и правда дезориентировала. Даже если закрыть глаза на диверсию, то одно несанкционированное проникновение в посольство в мировой практике – случай из ряда вон. Так что, полагала безопасность, посол был обязан объявить тревогу, как только о неслыханном событии услышал.
Между тем в состоянии тревоги посол пребывал уже третий год кряду, а, прознав о явке с повинной бывшей пассии в Москве, икал от ее преизбытка. Со вчерашнего же дня, по предъявлении счета к оплате, перебрался в новую плоскость – теневой вовлеченности в заговор, отдавал он себе отчет в этом или нет. Инструкция-то с заколкой перекочевали в его личный сейф – на полку со сверхсеретными материалами, а не в бак для мусора.
Эта причастность знала свои приливы и отливы, но с течением времени заявляла о себе все явственнее. А час выбора не наступал только потому, что установка на акцию и прихваченный исполнитель, будучи детищами разных миров, обречены на естественную фазу притирки.
При всем том, кроме как подчиниться диктату или наложить на себя руки, иной альтернативы у Посувалюка не было – столь круто замешал раствор шантажа злой гений Биренбойма. Обложить штрафника сразу двумя загранотрядами – могло прийти в голову лишь ему, грозе арабского Востока, эксплуатирующего синтез еврейского ума и присущего восточному генотипу коварства в качестве горючего его гибридного сверхдвигателя.
Таким образом со вчерашнего дня Виктор Викторович был обречен пропускать любое событие через процессор подряда, возникший вне его воли. Проурчав немного, тот выдал: диверсия и изоляция резиденции блокпостами – хоть и бусины одного ожерелья, но производители у них разные, очень похоже, противостоящие друг другу. Почерк у обоих набегов различался кардинально – безоглядный экстремизм и имеющая право на жизнь акция, непосредственный суверенитет посольства не ущемляющая. Если у Саддама сей момент и оставался союзник, то им был СССР, пусть, по большей мере, номинальный. Все нити пока не исчерпанного компромисса шли через Москву, вследствие чего лишать главного посредника средств связи было, мягко говоря, неразумно.
Значит, на крыше ночью промышляли не иракцы, а шантажисты, окончательно определился Виктор Викторович. Их цель: выставить третий загранотряд, вгоняющий исполнителя в безнадегу – чтобы не возникало и малейшей иллюзии выбраться из западни. При этом блокпосты, взявшие посольство в клещи, выстроили новую парадигму: суть акции шпионский консорциум засветил, вызвав мгновенную реакцию «Мухабарата». И теперь, чтобы выжить, ничего не оставалось, как все-таки просочиться через загранотряд, выставленный скрутить шею обоим – заговорщикам и их исполнителю, пусть предполагаемому…
Разумеется, Виктор Викторович посвятить Тимофеева в суть постигшего его катаклизма не мог. Хотя бы потому, что не видел смысла, считая
