Читая отклики на смерть Дидурова — не только на интернет-сайтах и в электронных версиях тех или иных изданий, а и в сообщения в блогах, — я наткнулся на того самого Дениса Третьякова в том самом “ЖЖ”, сиречь “Живом журнале”. Что-то подсказывает мне, что в рамках нашего обозрения цитата из его импровизированного сердечного мемуара будет очень уместна. Что же до характеристик, то я оставлю их на совести автора и на “ситуации момента”, тем более что твердо знаю: отнюдь не все “в московском андеграунде” считали Дидурова совком. Просто в нем была особая разновидность романтизма, к советской власти, разумеется, не имеющая никакого отношения.
“Мысли немного путаются. Я у него играл в „Рок-Кабаре”. Первый раз, когда приехал в Москву, я играл у него. В музее-квартире Михаила Булгакова. В 1999 году это было, летом. Я пришел (Джек привел, они вместе дружили, Джек почему-то считал, что мне обязательно нужно у Дидурова спеть), Дидуров отвел меня в сторону:
— Поете?
— Пою.
— Тогда спойте свою самую главную песню.
А у меня хрен его знает, что там вообще может быть главное? Начал петь какую-то. Пропел полкуплета.
Дидуров оборвал:
— Идите на сцену петь.
— Сколько?
— Побольше.
Я всего три песни хотел. Я на тот момент сочинил аж целых шесть, но только три мне нравились. Дидуров после моего дебюта вышел на сцену, что-то долго вещал про меня (он меня видел первый раз в жизни). Потом мы долго еще общались, и в каждый свой приезд в столицу я приезжал с другом Джеком к Дидурову. Попадал со своими песнями в его сборники, литературные и музыкальные. Не один я туда попадал. Юля Теуникова, Ольга Тишина, Юля Неволина, Джек, Силя, Шура Прахов, Сергей Калугин... да все, в общем-то, мы к нему попадали. Хотя в московском андеграунде Дидурова никогда не любили, считали совком. Он не вписывался никуда. Для бардов — слишком резок, для рокеров — богемно литературен и чересчур политизированный, приземленно-бытовой. „Метафизически плосок” — как, наверное, мог сказать бы Сергей Гурьев. Но не сказал. Старая школа. Дидуров суровый был мужик, говорил — как брусья строгал. В оценках был предельно субъективен и резок. Если не нравилось твое творчество, то все — твои песни говно, а понравилось что-то, строчка какая-нибудь, — ты гений на века. Он меня гением называл постоянно и прямо в лицо. Так и говорил мне:
— Ты, Денис, гений!
Единственный нашелся в мире человек, который так считал. Даже я не второй. На двадцатилетие „Рок-Кабаре” Алексей Алексеевич подарил мне шикарный четверной диск. На нем были живые записи из кабаре. Там были все. От Окуджавы и Цоя до нас, родимых. Так оно все потихоньку и крутилось. Помню, играли мы в Доме Вахрушина или Баклушина? На Павелецком. Я напился страшно, кажется, оскорбил актера Дмитрия Харатьяна, он рядом тусовался. Дидуров мне тогда впервые сделал выговор. Сам он не пил, не курил, каждое утро бегал. Вообще здоровый был, как бычок, коренастый такой, весь сбитной. Даже странно, что он вот так вот...
Последний раз я виделся с Алексеем Алексеевичем в апреле. Играл на презентации его сборника „Русский рок — новый срок”. Он после моего выступления хвалебную тираду выдал на полчаса, не меньше, а я дослушивать не стал, никогда этого в Дидурове не понимал, и вышел из зала, кто ж знал...
Неделю назад про Дидурова показывали передачу по каналу „Культура”, в ней народу популярно объяснялось, что Дидуров не просто поэт-песенник, написавший кучу советских эстрадных хитов для разных пьех, а „вечно живой символ московского литературного подполья, целая эпоха, которая продолжается и поныне”. Это правда. Сам Алексей Алексеевич в этой передаче вспоминал только своего покойного друга, советского актера Ивашова, и рассказывал про козни КГБ. Про Дидурова говорили много и интересно все, кто его искренне любил, — Дмитрий Быков, Лев Новоженов, Владимир Молчанов и другие красавцы ведущие. Что я обо всем об этом думаю? Думаю, что Дидурову многие, очень многие обязаны своим появлением на сцене. Думаю, что он воспитал целое поколение хороших авторов и просто хороших людей, того же Дмитрия Быкова. Думаю, что со смертью Дидурова окончательно умер Советский Союз. Все теперь будет по квартирам и клубам. Думаю, что передачу, наверное, повторят.
Пусть земля вам будет пухом, Алексей Алексеевич. Спите спокойно, неугомонный.
Вы были лучше всех нас”.
Не могу представить, чтобы дидуровские CD-антологии могли продаваться с прилавков: их, кажется, только дарили. Теперь, когда его нет, я попросил своих коллег и друзей принести мне (поначалу, повторюсь, думал описывать-каталогизировать) то, что он навыпускал, не забывая перечислять тех, кто помог в издании этих черно-белых антологий. Вот два года назад выпущенный двойной компакт “Полифон- и я” (1979 — 2004) — к 25-летию кабаре; тут и архивное собрание, и “новые поступления”. Вот сборники избранных песен на его стихи. Вот, собственно, большие антологические собрания — со своей структурой, своей хронологией (изготовители использовали здесь специальные CD-“боксы”, в которые вкладывали по четыре-шесть дисков).
Ко мне от него этим летом пришли три таких бокса: “Хиты рок-кабаре Дидурова (1979 — 2006)”, “Поем Дидурова” (1979 — 2006) и “Новости и раритеты” (1979 — 2006).
Сто, тридцать два и тридцать пять участников. Как их описывать?2
На четвертом диске “Новостей и раритетов” помещена беседа Дидурова с Дмитрием Быкыовым. Там ближе к концу записи есть такой пассаж: “…Талантливому человеку никогда не позволит Конструктор мира жить медовой жизнью, никогда… („Вот с этим я не согласен, — говорит Быков. — Почему?”) Как только талантливый человек начинает жить медовой жизнью, а талант ревнив, — талант уходит. Остается мастерство, профессионализм, связи, умение работать — это все остается. Но что-то, чему нет названия… Девяносто девять процентов мирового искусства создано… в земном аду. (Быков начинает соглашаться.) В первом, оно же и последнее, письме, которое написал Булат Окуджава мне, четырнадцатилетнему сопляку <…> он написал: Алексей, я должен Вас предупредить, что творчество и талант — это неизлечимые, смертельные болезни, которые убивают их носителей, но приносят счастье окружающим…”3
1 Который не раз писал о Дидурове и его рок-кабаре в своих с будущего года уходящих в историю WWW-обозрениях.
2 Не могу, однако, не сказать: тут есть и запись целого “кабарешного” дня (24 октября 1987 года; ведущий — поэт Владимир Вишневский), и многочисленные записи созданного Дидуровым ансамбля “Искусственные дети”. Наличествуют и подлинные раритеты — тот же Цой, БГ, Панов. Звучит авторское чтение многих стихотворцев — от Е. Рейна и А. Фишмана до И. Кабыш и В. Степанцова. В начале одного такого диска Дидуров говорит о поэтических учителях и называет одного из них, пожалуй, важнейшего для него, — Олега Чухонцева.
3 Окуджава, кстати, рекомендовал Дидурова в Бюро пропаганды Союза писателей, и Алексей принялся ездить с выступлениями по детским домам, тюрьмам и воинским частям. Это называлось “послать на фронт”.
КИНООБОЗРЕНИЕ ИГОРЯ МАНЦОВА
Буквалисты и художники
лучайно зацепил в телевизоре полнометражный мультфильм западного произ-
водства “Книга джунглей”. Оказалось, эта экранизация Киплинга весьма своеобразна. Действие начинается даже не там, где первоисточник заканчивается, а через временной промежуток в несколько месяцев или даже лет. Маугли подрос, живет в человеческой деревне со своими новыми друзьями. Он потихонечку влюбляется в хозяйскую дочку-ровесницу. Младший братик девочки — это своего рода проекция Маугли, это как бы Маугли в недавнем прошлом: бойкий, неугомонный, дикий и бесстрашный. Таким образом, имеем два возраста Маугли в одном флаконе, то бишь деревне, то бишь сюжете.
В деревне Маугли любят, а в джунглях к нему относятся по-разному. Медведь Балу страшно тоскует по мальчику и мечтает его возвратить. Багира тоскует тоже, но при этом хорошо осознает всю бесперспективность мечтаний подобного рода. Тигр Шер-хан надеется отомстить человеческому детенышу, однажды его слопав. Разнонаправленные намерения людей и зверей вычитаются, складываются, умножаются, в результате получается своего рода сиквел, случаются новые приключения неуловимых отважных детей и самоотверженных животных. Шер-хан в очередной раз посрамлен, а Балу с Багирой отныне получают возможность регулярно видеться-играть с Маугли и его новыми друзьями, то бишь с деревенскими.
