Но в тот миг, когда я уже собирался садануть бока Верного, бросая
его в стремительный галоп вдоль берега, прочь от обоих противостоящих
отрядов, командир чужаков, окинув взглядом подчиненных Контрени (и,
вероятно, особенно оценив босоногих и полураздетых солдат), понял, на
чьей стороне преимущество, и надменно произнес:
— Кавалерия его светлости Карла Лангедаргского!
Я почувствовал, как Эвьет вздрогнула, словно от удара. Послышались
вздохи и возгласы облегчения, мечи и луки опустились.
— Свои, — удовлетворенно констатировал Контрени, вкладывая клинок в
ножны. — Я Робер, рыцарь Контрени, — и, полуобернувшись, прошипел через
плечо недогадливому знаменосцу: — Знамя! Знамя давай!
— Арманд, барон Левирт, — представился в ответ командир чужаков и
тоже коротко махнул рукой кому-то у себя за спиной. Над шлемами
всадников в воздух поднялось древко, с которого мокрой тряпкой свисало
серебристо-черное полотнище.
Через несколько минут я уже знал новости, прискорбные для обеих
групп грифонцев. Колонна, с которой мы встретились, представляла собой
остатки той самой армии, которую спешил нагнать Контрени (а согласно
легенде, и мы с Эвьет тоже). Как оказалось, грифонцы еще три недели
назад получили информацию о том, что йорлингисты стягивают свои войска
на северо-западе, в графстве Плеранс, острым мысом вдававшемся в
подконтрольные Лангедаргу территории, и ради этого фактически оголили
обширные земли. Эти сведения подтверждались не только собственными
лазутчиками, но и перехваченными агентами Льва. Тогда и созрел план
стремительного марша через два йорлингистских графства на соединение с
северными силами Грифона, с тем, чтобы затем объединенной армией
обрушиться с тыла на отрезанную от своих львиную группировку. Поначалу
поход проходил успешно, армия не встречала никакого организованного
сопротивления, не считая жалких попыток местных ополченцев, как в
Комплене. Тракт, по которому двигалось войско, постепенно отклонялся к
северо-востоку и вчера вечером привел грифонцев в узкую долину, зажатую
между поросшими лесом холмами. Вот тут-то ловушка и захлопнулась. Вход и
выход из долины перекрыли сброшенными со склонов валунами, и началось
избиение. Грифонцы имели численный перевес (это вынужден был признать
сквозь зубы даже Левирт, из чего я сделал вывод, что перевес был очень
существенный), но им, фактически запертым между крутыми склонами,
лишенным пространства не то что для кавалерийского, но и для пехотного
маневра, это преимущество пошло только во вред: бойцы путались друг у
друга под ногами и представляли собой отличную цель для сыпавшихся
сверху с двух сторон стрел, дротиков и камней. По словам Левирта, граф
Шарвиль, командовавший армией, был убит в этом бою, и, будучи уже
смертельно раненым, отдал коннице приказ прорываться и уходить обратно
на юг, бросив обреченную пехоту. Примерно полутора сотням кавалеристов
под командованием Левирта удалось пробиться с боем через седловину между
холмами и вырваться из ловушки; судьбы остальных они не знали, но
предполагали, что она печальна.
Во всяком случае, так эта история звучала в изложении Левирта. Я,
однако, практически не сомневался, что никакого приказа, отданного из
последних сил умирающим командиром, не было, а Левирт и остальные
попросту бежали с поля боя в самом начале, когда такой шанс еще был.
Хотя бы потому, что, насколько я имею представление о военной науке,
группа, отступившая по приказу, должна остановиться в заранее
условленном месте сбора и ждать подхода других прорвавшихся, а не
драпать без оглядки со спущенным флагом. Вообще же для конницы удирать,
оставив на произвол судьбы пехотинцев — дело самое обычное; даже простой
дружинник презрительно смотрит с высоты своего седла на месящих грязь
вчерашних мужиков с копьями, а уж благородный рыцарь тем паче не станет
рисковать своей аристократической жизнью ради их спасения. Но Левирт,
судя по всему, бросил в мышеловке и других кавалеристов. Однако, кто
остался жив, тот и прав, не так ли?
Уточнив у Контрени, насколько безопасна дорога, по которой мы
приехали, Левирт объявил, что принимает командование и над нашим
отрядом. Контрени вынужден был подчиниться; в отряде Левирта было добрых
четыре десятка рыцарей, не уступавших ему по рангу. Новый командир
объявил о дальнейших планах: идти на юг и затем на запад, через границу
графства, в хорошо укрепленный грифонский город Лемьеж. Туда, по его
словам, должны были подтянуться и другие остатки разбитой армии, если им
удастся вырваться из окружения. Что ж — идея поскорее укрыться за
надежными стенами выглядела вполне здравой, учитывая, что йорлингисты
наверняка захотят развить успех и нанести удар по грифонским землям
прежде, чем лангедаргцы смогут перебросить в эти края новые силы.
Нам вновь пришлось переправляться через проклятый мостик, теперь
уже в обратном направлении — причем на сей раз это должны были проделать
уже почти сто семьдесят всадников. Неудивительно, что в итоге у одного
из господ благородных рыцарей не выдержали нервы, и он, не спешиваясь,
поскакал через мост во всю прыть, похоже, надеясь, что гнилые доски в
этом случае не успеют сломаться. Но законы физики в очередной раз
продемонстрировали свое превосходство над человеческой глупостью. Сперва
под ударом могучего копыта разломилась надвое одна доска прямо
посередине моста, и нога коня тут же провалилась в дыру; следом за
треском дерева я явственно услышал хруст ломающейся кости. Конь визгливо
заржал от боли и забился, а всадник попытался соскочить с него, но было
уже поздно: от сотрясения кракнули одна за другой прочие доски, и весь
центральный пролет моста обрушился в реку, увлекая туда же вместе с
обломками досок и ни в чем не повинное животное, и закованного в доспехи
идиота. Все это с шумом рухнуло в воду и, когда опала взметнувшаяся
пена, на поверхности остались лишь доски.
Мы с Эвьет к этому времени были уже на южном берегу; там же
находились Левирт (он переправился самым первым), Контрени и еще около
полусотни грифонцев (половина из них были дворяне, которые, как и
Левирт, не собирались пропускать простолюдинов впереди себя; впрочем,
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
