кое-кто, сохранивший под своим командованием собственных дружинников,
все же провел их сразу за собой, бранью и угрозами вынудив других
благородных господ ждать своей очереди). Остальные сгрудились на
северном берегу, тупо глядя на вспененную воду и плывущие обломки.
Левирт вновь взял инициативу в свои руки, громким голосом назначив
оставшимся командира и велев ему вести людей вдоль берега, пока не
отыщется возможность для переправы; конечной целью был назван все тот же
Лемьеж.
Мне, конечно, в первые же минуты пришлось представиться и
представить Эвелину — и, видя перед собой такое количество грифонских
дворян, я, признаюсь, делал это не без страха. Но, к счастью, никто из
них не знал Гринардов настолько хорошо, чтобы опровергнуть нашу легенду,
да и навязываться с разговорами они не стали. Шок и горечь поражения,
помноженные на усталость от продолжавшегося всю ночь бегства, не
располагали к светским беседам. Так что, воздав дань обязательной
вежливости, я смог с облегчением отъехать чуть в сторону, спешиться
(можешь дать отдых коню — дай его) и, пока тянулась возня с переправой,
перемолвиться с Эвьет.
Девочка пребывала в скверном расположении духа и даже не пыталась
это скрывать. Конечно, такая реакция на последние известия идеально
соответствовала легенде — но я видел, что Эвьет не играет, а в самом
деле расстроена. Я подумал, что это из-за допущенной ею ошибки, чуть
было не обернувшейся для нас непредсказуемыми последствиями. Впрочем,
если бы эти последствия и возникли, то лишь по моей вине.
— Ничего страшного, — постарался подбодрить я ее, — ну, перепутала
герб, с кем не бывает. Я, например, этих гербов вообще не знаю. Главное,
что ты не закричала: "Бейте их, это грифонцы!"
— Я ничего не перепутала, — угрюмо возразила Эвьет. — Я сразу
узнала герб Левиртов. Их сюзерен — Йорлинг. Между прочим, Левирты — один
из самых старых баронских родов.
— Ну, значит, он переметнулся к Лангедаргу, только и всего, — пожал
плечами я.
— Вот это-то и гнусно. Ладно какой-то Гюнтер, но Левирт…
— Реальности войны вообще очень далеки от героических баллад, как
ты уже могла убедиться. Так это из-за Левирта у тебя такой мрачный вид?
— Не только. Эта операция с заманиванием грифонцев в ловушку… ее
ведь спланировал сам Ришард?
— Во всяком случае, он дал на нее санкцию. Столь масштабные
операции не проводятся без ведома главнокомандующего. А что тебя
смущает? Ведь она закончилась успехом.
— Да, но они бросили без защиты Комплен и другие поселения на пути
грифонцев!
— Иначе те бы не клюнули.
— Могли хотя бы предупредить людей, чтобы те уходили, а не пытались
обороняться! Хотя… ты прав, конечно, тогда бы грифонцы сразу
заподозрили неладное. Ведь они думали, что их поход — полная
неожиданность…
— Вероятно, парень, которого мы видели на реке и на дереве, хотел
доставить сведения как раз об этом походе. Он не знал, что его, как и
других львиных агентов, просто подставили, и что его стойкость под
пытками никому не нужна, а нужно, наоборот, чтобы он подтвердил
грифонцам отсутствие обороны на севере… К счастью для твоего сюзерена,
другие агенты оказались менее стойкими.
— Как думаешь, кому-нибудь из них сохранили жизнь?
— Нет, конечно. В лучшем случае им позволили быстро умереть после
того, как они признались. В худшем и куда более вероятном — пытали до
смерти, дабы удостовериться, что они действительно сказали все, что
знали.
Эвьет долго молчала, глядя в одну точку.
— Ну ладно, — сказала она, наконец, — лазутчики — те же солдаты.
Они знали, на что шли, нанимаясь на эту работу. Но компленцы и другие…
это же просто мирные жители! Верно служившие своему сеньору и
рассчитывавшие на его защиту…
— Зато в результате была разбита грифонская армия, — усмехнулся я.
— Разве тебя это не радует?
— Сколько человек было в этой армии?
— Если верить Левирту, порядка семи тысяч.
— А сколько человек погибло в Комплене и других поселениях,
оказавшихся у них на пути?
— В сумме, наверное, столько же. Может даже, чуть больше.
— И это ты называешь успешной операцией?!
— Нет, Эвьет. Это называют успешной операцией герцог Йорлинг и его
генералы.
— Идиотизм!
— Поздравляю, баронесса — вы начинаете постигать суть войны.
— Это не смешно! — буркнула Эвелина.
— А я и не смеюсь. Если угодно, я даже поясню тебе их логику. Они
считают, что жизнь солдата, а уж в особенности рыцаря, стоит больше, чем
жизнь крестьянина или ремесленника. Хотя крестьяне кормят всю страну,
ремесленники создают необходимые людям вещи, а рыцарь только и умеет,
что убивать. Ну или командовать убийцами, что, в общем, то же самое.
— И к этому причастен мой сеньор… тот самый, к кому мы
направляемся за помощью.
— Ну… — протянул я, — тут другой случай, никакая военная
надобность не требует бросить тебя на произвол судьбы. И потом, ты
все-таки баронесса, а не простолюдинка…
— Дольф, — она горько и совсем по-взрослому посмотрела на меня, -
ты ведь сам не веришь в то, что говоришь.
Я смущенно хмыкнул, вынужденный признать ее правоту, но тут же
возразил:
— В любом случае, попытаться стоит. Мы от этого ничего не теряем.
— Да, пожалуй. Но и спешить в Нуаррот нам незачем.
Что ж — именно этого я и ожидал.
— Значит, Лемьеж?
— Значит, Лемьеж. Если не представится хорошая возможность по
дороге. Ты прав, Дольф — я не могу позволить себе рисковать зря, потому
что Контрени — не главная цель. План должен быть безупречным.
Левирт, очевидно, натерпелся такого страха в долине, что все время
гнал отряд на пределе возможностей. Люди засыпали в седлах, у лошадей
выступала кровавая пена из ноздрей; видя, что животные вот-вот начнут
падать, Левирт объявлял краткий отдых — и затем скачка возобновлялась.
Восемь лошадей все же не выдержали этого темпа; какие-то из них пали,
другие просто безнадежно отстали, но Левирт распорядился никого не
ждать: оставшимся без коня предстояло добираться до Лемьежа
самостоятельно. Верный, несмотря даже на не до конца еще заживший
собачий укус, держался молодцом — но, будь я один, я бы непременно
воспользовался ситуацией, чтобы отстать от отряда и повернуть в
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});