Центр, созданный в Полтаве, находился в постоянной связи со всеми группами, организованными Бороховым. Поддерживалась связь и с группами в Польше, в Крыму, в центральной России. Таким образом подготовлялась почва для всероссийского съезда, более известного под именем «полтавской конференции», состоявшейся в Пурим 1906 года. Там была положена основа объединенной партии Поалей Цион в России.
Полтавская конференция 1906 года стала новым этапом в истории Поалей Цион. Был создан партийный аппарат, способный оказывать необходимое противодействие попыткам наших противников. Если до сих пор существует мировое движение Объединенной партии Поалей Цион, — заслуга в том прежде всего полтавской конференции 1906-го года. На ней были формулированы основы поалейционистского мировоззрения и были избраны лидеры центра и руководители периферии. Десять дней, в условиях «чрезвычайного положения», повальных обысков, боязни предательства и провокации, шла работа конференции. На ней был избран центральный комитет, которому было поручено не только провести в жизнь принятые решения, но и позаботиться о дальнейшем углублении теории поалейционизма.
Кроме меня в центральный комитет были избраны: Бер Борохов, с первых дней завоевавший признание и авторитет партийного лидера; Александр Хашин (Цви Авербух, он же Витебский[49]). Он был превосходный оратор, тонкий аналитик, остроумный, но бесхарактерный и к тому же недостаточно образованный деятель; блестящий ум помогал ему скрывать недостаток знаний и подготовки; до Полтавской конференции он был уже известен, как поалейционистский агитатор в Литве и Галиции. Впоследствии он участвовал на конференции «Ахдут» в Иерусалиме. В годы войны он оставил Палестину, жил в Америке, откуда вернулся в Россию, а после революции, на венском съезде 1920-го года он ушел из партии Поалей-Цион. Сначала он примкнул к левым Поалей-Цион, потом ушел или был исключен и оттуда, так как стал в буквальном смысле слова «ликвидатором» и кончил тем, что примкнул к евсекции при компартии в СССР. На 16-м сионистском конгрессе в Базеле он присутствовал в качестве корреспондента коммунистических газет «Вархейт» и «Эмес», в которых напечатал ряд ядовитых статей, враждебных сионизму и еврейскому рабочему движению в Палестине.
В центральный комитет вошел также Нисан Лурье, тогда студент-юрист из Киева, блестящий оратор и превосходный полемист. После всероссийского партийного съезда он еще принимал участие в выработке программы, но затем отошел от партийной работы.
В Ц. К. были также избраны: Феликс Меньчиковский, глава крымского района партии, эрудит, редактор поалейционистского органа в Крыму, исследователь экономического положения в России (в настоящее время он проживает в Израиле, работает на опытной станции и общественными делами не занимается). Кивин, ставший известным в качестве превосходного оратора на идиш, хотя и не отличался ни глубиной мысли, ни особым блеском. Подкупал слушателей, особенно на юге России, его ораторский темперамент. Обладал он и организаторскими способностями, но в формулировании «Нашей платформы» его роль была незначительна. До недавнего времени Кивин возглавлял в России левых Поалей-Цион, отстаивая среди них идеи палестинизма. В более поздний период, уже в Вильне, были кооптированы в центральный комитет и редакцию партийного органа Рахиль Янаит (Лишанская) и Яков Зерубавел.
После закрытия конференции полиции стало о ней известно. Некоторые деятели конференции были арестованы, среди них и Борохов. Все же членам центрального комитета удалось убраться из Полтавы и съехаться в Константинограде, чтобы приступить к осуществлению главной задачи: к выработке «тезисов», которые должны быть положены в основу программы партии. Через день-другой после того, как мы съехались в Константиноград, мы убедились в том, что провинциальный городок никак не подходит для нашего нелегального совещания. Мы перебрались в Симферополь, подальше от «черты оседлости» и там проработали три недели над составлением «Нашей платформы».
С внешней стороны мы устроились так, чтобы не вызвать подозрений со стороны полиции. Целый день мы заседали, в рестораны ходили в одиночку. В те дни в Симферополе выступали наши противники — «сеймовцы». Только на одно из их собраний явился Борохов, выступил там и — стушевался, чтобы никто не знал о наших заседаниях в городе. Порядок наших работ был в общем таков: Борохов читал доклад, после чего открывалась дискуссия, и потом принималось решение. Все доклады и речи во время дискуссии протоколировались. Обсуждались преимущественно следующие основные вопросы: национализм и интернационализм; нация и класс; пути национализма в их статике и динамике; проблема ассимиляции; социально-экономический анализ пролетарских движений в еврействе; основы персональной автономии евреев, как национального меньшинства и основы автономии в Палестине, когда евреи станут там большинством; и, наконец, — осуществление целей сионизма рабочим классом. Осуществление этих целей мыслится в виде постепенных этапов на пути социальных и национальных завоеваний, которые будут добыты в результате укрепления позиций рабочего класса в диаспоре, а потом в стране нашего национального будущего.
Весь материал обмена мнений, развернувшегося вокруг доклада Борохова, послужил основой для того здания, которое он, как строитель, воздвиг, дав ему скромное имя «Наша платформа». Это идеологическое здание, построенное преимущественно на основе анализа еврейской действительности в диаспоре, имело один существенный пробел: в нем почти не принимались в расчет еврейское строительство в Палестине, достижения и перспективы будущего.
Между нами в диаспоре и первыми халуцим (пионерами) в Палестине уже стала к этому времени устанавливаться связь. В Палестину тогда прибыли десятки новых халуцим из Польши, Литвы, юга России. Это были первые ласточки новой иммиграционной волны, послужившей как бы практическим ответом на «ликвидаторские» теории территориалистов. Сыграли здесь известную роль призывы Усышкина и воззвания Виткина; много участников самообороны в России, после погромной волны, эмигрировало, особенно с юга России, в Палестину.
Во время полтавской конференции, да уже и до нее, мы состояли в оживленной связи с нашими халуцим в Палестине. В партийной литературе на идиш и по-русски мы печатали их письма. Помню наши сношения с халуцим из Ростова, иммигрировавшими в Палестину после погромов, и нашу связь с Д. Грином, теперешним Бен-Гурионом.
Но наши партийные позиции в самой Палестине были еще слабы, а наша информация о происходящем в Палестине весьма неудовлетворительна. Все это породило ряд серьезных недочетов в нашей программе. Именно нашей общей недостаточной осведомленностью объясняется, например, упрямая оппозиция Борохова кооперативным планам Оппенгеймера. Но исходная предпосылка, что еврейская Палестина будет создана еврейским трудом, и что строительство Палестины может вообще быть осуществлено только еврейским рабочим классом, — эта мысль, теперь уже давно ставшая общепризнанной, впервые была провозглашена в «Нашей платформе».
«Наша платформа» была опубликована в несколько приемов; сначала одна часть платформы была опубликована в трех номерах «Еврейской рабочей хроники» в Полтаве. Продолжение платформы появилось во втором номере «Молота» в Симферополе. Оба органа выходили по-русски, и «Наша платформа»
