привычным путем на выход – минуя толпы сонных пассажиров и устричные бары; сбивая с толку следящие чары, настроенные специально на него и готовые активировать западню; исполняя все ту же свистопляску в тысячный, казалось, уже раз. Покидая реальный мир и переходя в измерение Александрийских архивов, он испытывал тривиальный набор ощущений. Как будто проходил через портал в сказочный мир, разве что здесь у него трескались губы и болезненно сводило мускулы.
– Я вернулся, – прокричал Нико, входя в особняк и направляясь через фойе к лестнице. Услышал вялый ответ (вроде Тристана) и устремился наверх, к себе, чтобы бросить вещи. Комната была та же, в которой он жил до того все два года, разве что изменилась пара деталей: на двери ванной висела футболка Гидеона, в ящике стола лежала пара носков Нико, свернутых аккуратными шариками, а то «чего они на полу валяются, такие разные и одинокие, грусть-печаль, Ники». Нико слабо улыбнулся, пошел вниз и по пути на площадке столкнулся с тем, кого совсем не ожидал тут увидеть.
– Привет, – сдержанно произнес Далтон Эллери, а Нико моргнул. Их прежний исследователь выглядел как-то иначе, но не только потому, что больше не жил здесь. Нико даже почувствовал смутный испуг. Видимо, из-за того, что Далтон не носил очков, или в том, что надел косуху, которая, как показалось Нико – несмотря на все свидетельства обратного, – когда-то была нереально крутой.
– Далтон? – Париса, конечно, предупредила, что он возвращается, и все же… – Ты какой-то…
– Смотрю, мою бывшую комнату заняли. А я тут с вещами приехал. – Он тряхнул сумкой за плечом.
– А те… – Нико нахмурился, решая сперва, как спросить у Далтона, один ли он, а потом – не опустошит ли его ответ на этот вопрос (минуты так на три, на пять – возможно). – Тебя Париса убедила прийти?
– Она сказала, что вы планируете провести эксперимент.
– Ну типа того. – Точнее, если удастся привлечь к делу Либби, как в теории, так и на практике, что пока оставалось неопределенным. А если кто и мог справиться с уговорами, так это Париса. Нико с трудом сдержался, чтобы не заглянуть Далтону за спину. – Она с тобой?
– Похоже, она утратила интерес к моим изысканиям. Увлеклась другими вещами, что вполне в ее духе. – В глазах Далтона промелькнуло нечто вроде нетерпения. – Займу тогда, пожалуй, ее прежнюю комнату.
– А… это, да, конечно. – В памяти чуть было не нарисовалась схема того, кто чью спальню теперь занимает. – Ну, это, в общем, ладно. Увидимся.
Далтон кивнул и быстро пошел дальше. В его походке ощущалось нечто новое. Какая-то странная… чванливость. Черт, а ведь правда, прикинул Нико: нельзя быть объектом страсти Парисы Камали и не позволять себе при этом хотя бы капельку зазнайства. О, а вот и чувство, которого Нико так боялся: не совсем опустошение; скорее, ностальгия по другим жизням, другим мирам.
Конечно, не в духе Парисы вот так внезапно остыть к чему-то, особенно к научным изысканиям, но Нико решил, что было бы слегка самоуверенно предполагать, будто он знает ее по-настоящему. Пожав плечами, он продолжил спускаться по лестнице. Заметил свет в читальном зале.
Осторожно вошел, еще не зная, кого потревожит, и ощутил волну облегчения, когда увидел, кто же там засиделся. Над столом красного дерева мерцала непослушная шевелюра песочного цвета; единственная лампа светила на вытянутую руку и мерно вздымающийся бок спящего. Нико задержался в проходе, словно фотограф, который ловит в кадр момент, и наконец осторожно прокрался внутрь. Он собирался перенести Гидеона со стула на кровать.
Однако, приблизившись, заметил, на чем уснул Гидеон. Это была книга, осознал, испытывая прилив теплоты, Нико. Выходит, можно убедить архивы побаловать Гидеона. Нико сдвинул в сторону экземпляр «Бури» и мягко погладил Гидеона по щеке. Тот во сне ткнулся в его ладонь носом.
– А я как раз шел его будить. – Обернувшись, Нико увидел в дверях Тристана. В одной руке тот держал пустой стакан, под мышкой другой руки – книгу. Быстро набрав какой-то текст на телефоне, Тристан поднял взгляд.
В груди Нико шевельнулся клубок вины и беспокойства при мысли, что пробуждение Гидеона могло стать частью еженощной рутины Тристана.
– Такое часто происходит?
Тристан взглянул на него с сочувствием.
– Роудс рассказала, что у него нарколепсия.
Нечто в его голосе намекало на то, что слово «нарколепсия» он употребил, просто не желая задеть каких-то чувствительных струн в душе Нико.
– Спасибо. – Ему показалось, что благодарность будет уместной, учитывая щедрое предложение Тристана и тактичность в обсуждении деликатной темы. Нико поднял Гидеона, прислонив его к себе. – Кстати, – вспомнил он потом, – ты знал, что Далтон здесь?
Тристан кивнул.
– Наверное, Париса пытается быть полезной. Оправдываться лично для нее – уже слишком.
Нико перехватил Гидеона поудобнее и обернулся к Тристану.
– Она хороший человек, Кейн. Только не говори, что это я тебе сказал, а то, сам знаешь, она меня прибьет. – Тристан рассмеялся, и Нико ощутил прилив какого-то тепла, удовлетворения. – Так ты наверх?
Тристан кивнул, подождав в дверях Нико.
– Ты не заметил в нем ничего странного? – спросил Нико, снова поудобнее перехватывая руку Гидеона.
– В ком, в Гидеоне? – уточнил Тристан, бросая на него взгляд. – Он проторчал в читальном зале с обеда. Уснул совсем недавно, где-то за час до твоего возвращения.
– Нет, я про Далтона. – Тристан взглянул на Нико, рассеянно нахмурившись, будто мыслями витал где-то еще. – Забей. А как там… – Нико замялся. – Как там Роудс? – Когда Тристан выгнул бровь, он пояснил: – Я, м-м, подумал, что она ко мне не больно-то расположена. – Во всяком случае, когда они говорили в прошлый раз, она точно была недовольна.
– А бывает иначе? – сухо поинтересовался Тристан.
– В точку. Неинформативно, но в точку. – Некоторое время они поднимались по лестнице молча.
– С твоего последнего ухода изменений не было, – расплывчато ответил Тристан. Это можно было понимать по-разному: Либби так и не изменила мнения о зловещем заговоре или до сих пор не может смотреть в глаза Тристану, который принял сторону Нико и открыто заявил, что хочет эксперимента. Ничего из этого, однако, упоминания не стоило.
Когда они расходились на площадке, Тристан по-прежнему витал в облаках. Нико же принес Гидеона в комнату, где чуть подправил тяготение, чтобы смягчить посадку.
– Эй, мистер Сэндмен, – шепотом пропел Нико. – Пусть мне приснится он, самый тупой, кого я видел[25]…
Гидеон даже не пошевелился. Плотно же он вырубился. Тогда Нико тихонько посмеялся, подождал немного, слегка коснувшись большим пальцем лба Гидеона, и мысленно, беспечно произнес одно слово: «Precioso[26]».
Сам Нико спать не
