да, ладно. Доброй ночи.
12:32
Моя жизнь – ебучая катастрофа. И, если честно, она сказалась на моей способности взаимодействовать с обществом. И заводить друзей.
Поздновато, Нова.
Вот как? Ты здесь, я здесь. Что такое «поздновато»?
Мне надо тебя убить. Или тебе – меня.
Легко запутаться, да? Lol.
Суть в том, что нам этого не отменить. Не выйдет начать с того, на чем мы остановились. Или, вообще, заново.
Я и сам ни того, ни этого делать не собираюсь. Говорю же, моя жизнь – ебучая катастрофа.
Расскажи о своей.
О моей ты уже знаешь.
Да, но как кое-кто сказал, мне нужно было, сука, спрашивать, а не указывать тебе, кто ты и что чувствуешь.
Ладно. Я большой и грустный мальчик, у которого проблемы с отцом.
Не обязательно говорить словами Парисы.
Хоть они и точны.
Мне правда немного не хватает сестриц, или же мне просто нравится так думать. Очень надеюсь, что они счастливы. Надеюсь, уйдя, я не обосрал им все. Просто остаться я не мог.
А вот мои сестры меня защищали. В каком-то смысле. По-своему. Я им не нравлюсь, но я для них хотя бы член семьи.
С чего ты взял, что не нравишься им?
Я никому не нравлюсь, Кейн. Это моя фишка.
Я хотел сказать, что, может быть, мои сестрицы думали, будто они мне не нравятся. У всех свои тараканы в голове, свои проблемы, свои взгляды. Может, даже эмпаты ошибаются.
Я не ошибаюсь, но спасибо, что подыгрываешь.
Насчет меня ты ошибался.
В каком смысле? Я предсказал все твои действия.
А вот и нет, поэтому тебе так больно, да? Ты ошибался во мне. И был удивлен. Так что повторюсь: спросил бы просто, чего я хочу выпить…
Вот интересно, тебе когда-нибудь надоест переживать эти мелочные обиды прошлого?
Мне кажется, в том и суть – чтобы люди тебя удивляли. В том, чтобы не знать их до конца. Постоянно находить в них новые грани, рассматривать их в новом свете и видеть нечто, чего не замечал прежде, нечто еще более восхитительное. Я почти конченый циник, но когда во мне три с половиной стакана, я капризен, а в открытое окно светят звезды, то я начинаю вспоминать, что самые приятные чувства приходят, когда ты…
Не знаю…
Охуенно удивлен.
ПОЧТИ конченый циник???
Главным образом, я потому и хочу это сделать. Я устал волноваться. Устал от тревог. Я хочу испуга, хочу испытать благоговение, хочу потрясения до глубины души. Хочу вспомнить, каково это, когда испытываешь нечто близкое к изумлению.
Крепко же тебя каблуком Роудс придавило…
Дело не в Роудс, Каллум, вот почему я тебе это говорю. Дело не в Атласе Блэйкли и не во вселенной.
Вдруг я столкнусь лицом к лицу с Богом, Каллум?
Бог спит в соседней койке, Тристан. На ней маска для глаз и беруши, потому что я, по ходу дела, храплю.
Ты правда храпишь, и, что еще важнее, я знаю, что ты меня слушаешь. Я знаю это. Я знаю, как ты выглядишь на самом деле, и что никакой ты не психопат, ведь, откровенно говоря, психопат принимает более рациональные решения.
Я тебе должен спасибо сказать?
Я не хочу жить как ты, Каллум. Не хочу – и все тут. Я в этом доме не прячусь, я здесь ИЩУ. Хочу открыть нечто. Пока еще не знаю, что именно, не знаю, что это, но оно есть. Ты хочешь, чтобы я был таким, каким тебе нравлюсь, то есть таким же закрытым для эксперимента, как и ты, ведь подобное рвение и энтузиазм недостойны, они ребяческие, и да, идиоты в доме – правда идиоты, зато у Вароны есть нечто, чего у нас с тобой не будет никогда (плюс этот его странный мелкий дружок). То же было у Роудс. И это важно. Я имею право желать для себя большего, и пожелай большего ты, я бы помог тебе это найти.
Не думай, я заметил, что ты пишешь в прошедшем времени, Кейн.
Боже, ты несносен. Забей. Иди спать. Передай Богу от меня: «Заебала, ответь уже Вароне, а то его энергия выносит мне мозг».
Хочешь поговорить?
Мы уже говорим, дятел.
Нет, я серьезно. Хочешь поболтать?
Да, кретин ты пустоголовый. Да. Я охуеть как хочу поболтать.
* * *
Каллум на цыпочках вошел в ванную. Подумал, не зажечь ли свет, но потом решил, что не стоит. Встал на крышку унитаза, открыл окошко, радостно вздрогнув на холодном сквозняке. Близилась зима, его время тоже было на исходе, так пусть остаток жизни станет желанной заслугой. Или сладкой наградой. Интрига возбуждала, как дешевый наркотик с коротким приходом.
– Где ты? – спросил он, перешагнув бортик ванны, когда зажегся экран телефона.
– Так ты отвечаешь на звонки? Признаю, ошибся, ты и правда психопат.
Каллум закатил глаза.
– Ответишь на вопрос?
– Наверху. В кровати.
– Один?
– Да. Роудс и Варона внизу, а Гидеон отрубился в архивах. Хочешь грязи? Я совсем не это имел в виду, когда сказал, что хочу поговорить.
Он снова закатил глаза.
– Гидеон – это мелкий приятель Вароны, сноходец?
– Он не то чтобы мелкий, но да. Его запрягли в какие-то архивариусы, но это формальная должность. Такая программа защиты свидетелей в понимании Общества.
– И как он?
– Бесит. Очень тихий. Ходит неслышно, только меня раз семь до усрачки пугал. Он как кот, который подкрадывается, пока ты ешь.
– Ты же вроде хотел испугаться?
– Не в этом смысле, сам знаешь. Вредничать будешь? – В трубке зашуршали простыни, когда Тристан перевернулся в кровати. – Если так, я отключаюсь и сплю.
– Возможно, да, я буду вредничать. – Каллум помолчал. В окно влетел порыв холодного ветра, и он решил наконец присесть. Возможно, даже устроиться поудобнее. Если вообще можно устроиться поудобнее на крышке унитаза. – Хотел сказать, что твои сестры не держат на тебя зла.
Молчание длилось секунды две.
– Вот как?
– Они немножко сбиты с толку, но это не… повод испытывать муки совести. Они в курсе, что папочка пытается привить им ненависть к тебе, но это не вяжется у них в головушках с воспоминаниями о братике.
– Они сами так сказали?
– Элис я нравлюсь чуть больше, чем Белле, ну, или она просто не так активно меня ненавидит. Как бы там ни было, им и не пришлось ничего рассказывать. Элис знает,
