у одного в бригаде не видел.
– Ну, конечно, у тебя же работа такая. – Женя, улыбаясь, смотрела на него. – А теперь давай на завтра обсудим. Я хочу на рынок сходить.
Эркин кивнул и решился.
– Женя, ты… ты не видела? Полушубки… очень дорогие?
Женя радостно улыбнулась.
– Ну, конечно, Эркин, сначала пойдём, тебе полушубок купим. И бурки. И…
– И больше мне ничего не надо, – вклинился Эркин и стал смущённо объяснять: – Понимаешь, Женя, я посмотрел сегодня. Все переодеваются после работы, полушубки, пальто, есть такой… шакал, так только он и я в куртках. Ну, я и подумал… Мне в понедельник рабочую одежду выдадут, куртку, штаны, валенки, так что…
– Так что ты своё страшилище, куртку рабскую, носить не будешь, – решительно перебила его Женя. – Полушубки в Торговых Рядах есть, и бурки там же, и… – и улыбнулась. – Там посмотрим. Завтра тогда сначала туда. Сразу после завтрака. А на рынок потом.
Эркин кивнул. Конечно, занесут домой его куртку и сапоги, не тащиться же с ними на рынок. Он сказал это вслух, Женя согласилась и сказала, что Алису тогда оставят дома, сходят, купят ему всё, придут домой, возьмут Алису и пойдут на рынок.
– Ну вот, – рассмеялась Женя. – Вот всё и решили. А с понедельника начнём к ремонту всё готовить.
– Да, – кивнул Эркин. – А в воскресенье…
– Да, – подхватила Женя, – и завтра всё купим на воскресенье. И про церковь узнаем.
– Ага, – Эркин допил чай, улыбнулся. – И в самом деле, всё решили.
У него вдруг стали слипаться глаза, клонилась книзу голова.
– Ты иди, ложись, – сказала Женя, собирая чашки. – Я мигом.
Эркин кивнул и встал из-за стола. В самом деле, держался, держался и устал. Уже ни о чём не думая, прошёл в спальню, не включая свет, разделся, расправил постель и лёг. Прохладные простыни, чистота, покой и сытость. Он потянулся под одеялом, ощущая с наслаждением, как скользит простыня по чистой коже, закрыл глаза и уже не услышал, как легла Женя.
Алабама
Графство Дурбан
Округ Спрингфилд
Спрингфилд
Центральный военный госпиталь
В дверь осторожно постучали. И Жариков, узнав этот вкрадчивый и одновременно доверчивый стук, улыбнулся.
– Заходи, Андрей.
С недавних пор Андрей стал приходить к нему поговорить не в кабинет, а в комнату, домой. Пили чай, и Андрей слушал его рассказы о России, о доме, о войне… да обо всём. И иногда, всё чаще, Андрей рассказывал и сам. О хозяевах, Паласах, питомниках… Слушать про это невыносимо трудно, но не слушать нельзя.
Андрей вошёл, улыбаясь и неся перед собой коробку с тортом.
– Вот, Иван Дормидонтович, я к чаю купил. В городе.
Жариков, тоже улыбаясь, покачал головой.
– Ох, Андрей, спасибо, конечно, но сколько у тебя до зарплаты осталось?
– Проживём-наживём, – засмеялся Андрей, ставя коробку на стол. – А этот самый вкусный.
Жариков пощупал гревшийся на подоконнике чайник.
– Ну, давай накрывать.
– Ага.
Андрей уверенно помог ему, вернее, сам накрыл на стол. И точно подгадал: чайник вскипел, и у него всё готово. А заваривал сам Жариков.
Первую чашку по сложившейся традиции пили молча, смакуя вкус чая и торта. Торт Андрей явно выбирал не для себя, а для Жарикова: лимонный, с ощутимой горчинкой. Сам Андрей, как подавляющее большинство спальников, сладкоежка.
– Спасибо, Андрей, – улыбнулся Жариков.
– Я знал, что вам понравится, Иван Дормидонтович, – просиял Андрей. – А… а почему вы сладкое не любите?
– Почему ж, люблю. Но, – он отхлебнул чая, – не в таких масштабах. Я просто старше, а с возрастом вкусы меняются. Я вот в детстве варёную капусту не любил. А сейчас ем с удовольствием.
– Варёная капуста – это щи? – уточнил Андрей и улыбнулся. – А мне всё нравится.
– Ты просто не наелся ещё, – засмеялся Жариков.
Андрей пожал плечами.
– Наверное так. А вот, Иван Дормидонтович, почему…
Договорить ему не дал стук в дверь.
– Однако… вечер визитов, – усмехнулся Жариков и крикнул: – Войдите.
Он ожидал кого-то из парней, Аристова, да кого угодно, но что на пороге его комнаты встанет Шерман…
– Прошу прощения, доктор, – Рассел еле заметно усмехнулся. – Я, кажется, помешал.
– Заходите, Шерман, – встал Жариков.
Жестом гостеприимного хозяина он предложил Расселу войти. И тот переступил порог, вежливо снял искрящуюся от водяной пыли шляпу.
– Я вышел прогуляться и увидел у вас свет…
– Захотелось поговорить, – понимающе кивнул Жариков.
– Да, – Рассел улыбнулся уже более открыто. – В неофициальной обстановке.
– Проходите, раздевайтесь.
Рассел повесил на вешалку у двери шляпу и стал расстёгивать плащ.
– Я пойду, Иван Дормидонтович, – встал Андрей. – У вас работа.
Он старался говорить спокойно, с пониманием. Но прорвалась обида.
– Нет, – спокойно сказал Жариков. – Я не на работе, и ты не помешаешь, – и улыбнулся. – Вы – мои гости. Позвольте представить вас друг другу. Рассел Шерман. Андрей Кузьмин.
– Андре? – переспросил Рассел, внимательно рассматривая высокого молодого, по-мальчишески тонкого и гибкого негра.
Он узнал, не сразу, но узнал того ночного гостя по сочетанию фигуры с пышной шапкой кудрей.
– Рад познакомиться, – наконец сказал Рассел.
Андрей ограничился сдержанным кивком и отчуждённо вежливой улыбкой.
Жариков быстро поставил на стол третий прибор и пригласил Рассела к столу. Губы Андрея тронула лёгкая насмешка, и он решительно занял своё место. Помедлив с секунду, Рассел решил принять не позвучавший, но понятый всем троим вызов и сел. Жариков налил чай.
– Сахар кладите сами.
Рассел несколько стеснённо улыбнулся.
– Благодарю. Чай, насколько я знаю, русский национальный напиток.
– Да, можно сказать и так, – кивнул Жариков. – Хотя он весьма популярен в Англии, и традиции чаепития намного древнее в Китае и Индии.
– Но они слишком далеки от нас, – продолжил тему Рассел. – И русский чай отличается от тех вариантов, не так ли?
– Чай лучше кофе, – сказал Андрей.
Разговор теперь шёл только по-английски, но присутствие Жарикова помогло Андрею обойтись без «сэра» в конце каждой фразы.
– Смотря на чей вкус, – усмехнулся Рассел.
Андрей на мгновение опустил глаза, но тут же вскинул их. Какого чёрта?! Он не отступит. Он шёл поговорить о своём, о чём не мог говорить ни с кем другим, а этот припёрся и всё испортил… Китай, Англия… Да пошли они! Здесь и сейчас живём, об этом и будем говорить.
– У чая вкус свободы.
Взгляд Рассела стал заинтересованным.
– Вот как?
– Да, – кивнул Андрей. И уже подчёркнуто глядя на Жарикова и обращаясь только к нему: – Я думал об этом. Мы любим что-то не само по себе, а… а по тому, что с этим связано, – теперь и Жариков смотрел на него с живым интересом, и Андрей продолжил: – Было хорошо, и об этом хорошо думаем, было
