— Как твоя жена? — спросил Ливий у Сезара.
— Понятия не имею. Не видел ее уже полгода.
— Разлука обостряет чувства. Помню, как вы смотрели друг на друга, и держались за руки, сидя за столом. Предвкушаешь страстную встречу?
Сезар отправил в рот очередной кусочек омлета.
— С удовольствием отложил бы эту встречу на неопределенный срок. Меня уже тошнит от этой потаскухи. Жду, когда она найдет другого и перестанет портить мне кровь.
Халиф вежливо покашлял, пристально изучая манжеты своей рубашки.
— А что насчет тебя, Рамон? Хорошо живется в Треверберге? Все, что говорят про тамошние ночные клубы — чистая правда?
— Я бизнесмен и адвокат, а не сутенер. У меня нет времени гулять по клубам. Но тебе там точно понравится. Ты окажешься в своей стихии. Можно найти или толкнуть кому угодно любой вид живого товара, от дешевой смертной проститутки до изысканной вампирши.
— Я там бывал, — вмешался Змей. — Городок что надо. Чересчур шумный, но кому-то это даже нравится, а?
— Кажется, я просил тебя заткнуться и не портить мне аппетит? — начал злиться Рамон.
Ливий с тяжелым вздохом взял вилку и постучал ей по столу.
— Уж коли светская беседа у нас не заладилась, предлагаю наплевать на вежливость и поговорить за едой о делах.
— Я не против, — отозвался Сезар.
— Давно пора, — добавил мистер Ковалев-Эверетт.
— Предлагаю убить Фуада и покончить с этой историей, пока все не вышло из-под контроля, — сказал Северин. — А настрой судьи Аднана показывает, что мы к потере контроля очень близки.
Брат Эоланты рассмеялся, откладывая столовые приборы.
— Город полон его людей, а вы сидите здесь, как в осажденном замке, и говорите о контроле?
— Политика относительного невмешательства была самой уместной, — возразил Ливий. — Мы присматривались. Хотели выиграть время.
— Когда ты даешь своему противнику время, он становится сильнее, набирает армию и захватывает новые территории. Что с тобой, Халиф? Или это затянувшийся приступ милосердия, которыми ты всегда славился? В последний момент передумать и вместо того, чтобы повесить виновного, даровать ему свободу, а потом вручить чемодан с деньгами и устроить хороший брак? Простить того, кто упрятал тебя в тюрьму и убил мою сестру, а потом отдать ему собственную империю?
— Ливий прав, — сказал Рамон, доедая свою порцию салата. — Когда вокруг тебя жалкая горстка людей, а у противника целая армия, не время бросаться на амбразуру.
Сезар окинул его высокомерным взглядом и холодно улыбнулся.
— Видимо, вы плохо знаете своего друга, мистер Эверетт. В славные времена он был готов броситься на амбразуру даже в одиночку.
— Он поумнел, в отличие от вас.
— Эй, — остановил их Халиф. — У нас есть труп Тарека Бадара, его несчастная жена, которая трижды за это утро звонила мне, жалуясь на жизнь и требуя денег, Фуад, который чертовски доволен своей выходкой, и бесконечные разговоры на улицах. Хотелось бы сказать, что мои бывшие подданные славят вернувшегося короля, но, увы, все обстоит с точностью до наоборот. Итак, нас четверо.
— И Насир, — добавил Змей. — Я отправил его исполнять твое ночное поручение, но он с нами.
— Да, конечно, — задумчиво произнес Ливий, изучая сверкающее лезвие столового ножа. — И еще я не упомянул про Аднана, который теперь будет следить за каждым моим шагом. Впрочем, мне не привыкать.
Рамон допил воду из своего стакана и с громким стуком поставил его на стол.
— Прирезать щенка Фуада, — сказал он. — Сейчас, когда он думает, что Аднан свяжет тебе руки и запретит что-либо предпринимать.
— Я уже говорил, что он не заслужил легкой смерти, — покачал головой Халиф. — Кроме того, никто не позволит мне к нему приблизиться. Даже если удачный момент был, он уже упущен. Не понимаю одного: почему именно Тарек? Почему не Северин, не Насир? Он выполнял для меня кое-какие поручения, но в ближний круг не входил. Редко ужинал с нами, побаивался Эоланту, а Змея и вовсе на дух не переносил.
— Ты дал ему денег и снабдил бабой, — напомнил Сезар. — По-моему, послание яснее некуда. «Вот что будет с теми, кто снюхается с Ливием Хиббинсом».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— А, по-моему, все куда проще, — улыбнулся Рамон. — Большую часть времени парень проводил в заведении Брике. Я не о том, что он таскал оттуда шлюх, а о том, что люди Фуада там бывали не реже. Расслаблялись в компании женщин, много пили. Самое время похвастаться своими подвигами. Кто-нибудь из них мог сболтнуть лишнее, а Тарек это услышал.
— Что именно? — поднял бровь Ливий.
— Этого мы уже не узнаем, по крайней мере, от него. Но мне с трудом верится в то, что Фуад Талеб организовал такой заговор в одиночестве.
— Его поддержало большинство. Он сам говорил мне об этом.
— Я говорю не о поддержке, а о подготовке. Готовился он не один месяц, и кто-то из твоих ближайших друзей ему активно помогал.
Тяжелую тишину, которая больше всего напоминала сгущавшиеся грозовые тучи, нарушил Сезар.
— У меня есть план. Мы используем яд.
— Я кажусь тебе трусливой бабой?! — вскинулся Халиф.
Брат Эоланты поднял руку ладонью вперед, призывая его к молчанию.
— Я не сказал, что мы будем его травить. Мы его припугнем. Он станет посговорчивее.
— Сейчас на улицах говорят, что я прячусь от Фуада. Что будут говорить завтра? Что я травлю своих врагов?
— Не хочу произносить фразы вроде «доверься мне», я знаю, что ты этого никогда не сделаешь, но попытка — не пытка, верно?
Ливий посмотрел на Рамона, и тот пожал плечами.
— В убийстве Тарека Бадара тоже не было ничего достойного. Мы отплатим Фуаду его же монетой.
— Надеюсь, он помучается, — вторил Северин.
— Ладно, — кивнул Халиф. — Чем я могу тебе помочь?
— Мне нужна небольшая лаборатория и помощник. Ингредиенты я куплю сам. У тебя есть знакомый химик?
— Да. Парень, который специализируется на лекарственных препаратах. Толкал вместе со Змеем синтетическую дурь. Он задолжал мне крупную сумму денег за оказанную ему услугу. Вот и сочтемся. Говорит по-русски, арабским владеет на уровне «за эти помидоры я так много не платить», так что рот не откроет даже при большом желании.
Сезар насмешливо глянул на Северина.
— И как вы с ним общались? Помнится, ты с русским ладишь плохо.
— Ну, — развел руками Северин, — Ливий мне его как-то привел и говорит: дескать, я помог парню перебраться через несколько границ, в родной стране у него были проблемы с законом, и теперь он хочет начать все с начала. Вот, думаю, парень молодец, завязал с преступным миром, ступил на правильную дорожку. Поселил его в своем доме, накормил. А мужик у меня и спрашивает: когда работать-то будем? Мне деньги нужны. Я Халифу говорю: какую работу я могу ему дать? А он мне: ты же мечтал о синтетических наркотиках, вот тебе химик, приступай. Я спрашиваю: а говорить-то мы как будем? Он же ни по-арабски, ни по-английски ни слова не знает. И вот Ливий наливает мужику стопку водки, потом — еще одну, и еще. И происходит магия. Я с ним по-арабски, а он понимает. Но как только протрезвеет, забывает все напрочь. Потом-то я худо-бедно выучил русский. Времени у меня было маловато. Не то что у некоторых, — скосил он взгляд на Халифа, — что сидели в русской тюрьме. А водку мужик пил ведрами. Любил хорошую, дорогую. Я ее никогда не жаловал, но с ним распробовал. Особенно если пить, не закусывая.
— Ладно, звоните вашему химику, — сказал Сезар. — Где твоя белобрысая наложница, Ливий? Пусть несет кофе.
Глава шестая. Сезар. Прошлое
1962 год
Ливан
Пухлощекий мужчина в деловом костюме улыбнулся и пригладил волосы, щедро смазанные бриллиантином. За последние несколько минут он повторил этот жест раз десять, и Сезар подумал о том, что давно не встречал человека, который бы так плохо сдерживал эмоции. Они в компании Змея сидели на богато расшитых подушках в комнате, похожей на будуар супруги султана: куда ни глянь — золото, бархат, сотканное вручную кружево и парча. Хозяин дома, которого все ждали, был марокканцем, а в их культуре подобная безвкусица — обычное дело.
