что это последний раз, когда мы говорим о брелоке. Все в порядке: Найджел не из тех, кто любит делиться чувствами. По крайней мере, теперь я знаю, что он испытывает эмоции, даже если ему все еще приходится бороться с собой, чтобы выразить их.
– Мужик, твое лицо в ужасном состоянии, – извиняющимся тоном произносит Найджел.
Два фингала под глазами у Марка и больной покрасневший нос светятся как сигнальные огни маяка. Он прикрывает лицо ладонью, когда мы выходим на парковку и садимся в машину.
– Я так виноват, – признает Найджел.
– Выглядит хуже, чем есть на самом деле, – лжет Марк, стараясь пореже моргать, так как это причиняет боль.
– Надеюсь, они узнают тебя на фото в паспорте, – шутит Адам.
Эйва смеется, как и я. Марк пытается смеяться, но от этого у него трясется голова, и в итоге он просто вопит от боли.
Я обнаруживаю жестокое желание, чтобы Найджел ударил Марка чуть посильнее. Может, получи тот еще пару синяков, он был бы уже не в состоянии путешествовать. Если бы у меня было еще несколько дней в запасе, уверена, я сумела бы убедить Марка остаться.
В аэропорту Эйва, Адам и Найджел провожают нас так далеко, как только возможно, пока охрана не запрещает им идти дальше. Мы соединяемся в групповых объятиях как дикие животные, прячущиеся от грозы, и в миллионный раз прощаемся.
– Поехали с нами? – предлагает Марк, обнимая старого друга.
– Нет. Хотелось бы, но не могу, – отвечает Найджел.
Марк умоляет Найджела согласиться поехать с нами в Ирландию с той же энергичностью, что и я пыталась убедить его остаться в Нью-Йорке. Меня устраивают оба варианта. Иногда Найджел кажется одиноким: может, ему бы не помешал отпуск.
– Там для меня больше ничего не осталось. Слишком много воды утекло. Лучше мне просто остаться здесь.
– Это неправда, и ты это знаешь, – настаивает Марк.
– Перестань, Марк, прошу тебя, – тихо просит Найджел. – Я принял решение.
Марк жмет руку Найджелу. Я вижу, что он разочарован, но уважает выбор Найджела и больше ни о чем его не просит.
Глава тридцать четвертая
Самолет маленький, узкий и выглядит так, будто его стоит использовать только для полетов на острова. Он явно не похож на транспорт, способный перевезти пару сотен людей на другую сторону океана. Я делюсь своими опасениями с Марком, но он считает, что это всего лишь очередная попытка с моей стороны потянуть время. Чем ближе время посадки, тем меньше я хочу лететь.
Как я и ожидала, полет проходит просто ужасно. Пассажиры набились как липкие маршмеллоу, насаженные на шпажку, а бортовое питание явно покупали на развес, увидев рекламу еды для собак.
– Ты с нетерпением ждешь возвращения домой? – спрашиваю я.
Марк медленно поднимает голову, которой упирался в иллюминатор, и потирает глаза. Он явно не в восторге, что я прервала его дрему, пожимает плечами и сворачивает куртку аккуратным клубочком, чтобы подложить ее вместо подушки. Он подносит мою руку к губам и нежно целует, прежде чем приготовиться к тому, чтобы снова провалиться в сон.
– Я с нетерпением жду, чтобы ты вернулась домой. Я очень по тебе скучал, – произносит он с закрытыми глазами, но с широкой улыбкой, озаряющей все лицо.
Я тесно прижимаюсь к нему в надежде, что, когда в следующий раз открою глаза, мы уже приземлимся в Дублине.
Через несколько часов, стоило только шасси соприкоснуться со взлетно-посадочной полосой, Марк включает свой телефон. Ряд гудков, оповещающих о непрочитанных сообщениях, вызывает неловкость, ведь отчетливый звук напоминает остальным пассажирам о том, что пора достать свои телефоны и начать копаться в них. Наверное, с ним пытаются связаться с работы. Я вдруг понимаю, что не приняла в расчет бизнес Марка, когда пыталась перевезти нас на другую сторону океана. Я не уверена, стоит ли мне извиняться за свое строптивое поведение или нет. Я решаю ничего не говорить, если только он сам первым не поднимет эту тему.
Марк слушает голосовую почту, пока мы ждем багаж. Одни сообщения вызывают у него улыбку, а другие беспокоят, потому что он щурится, как будто кто-то брызнул ему лимонным соком в глаз. Он набирает незнакомый мне номер и просит меня подождать наш багаж, а сам уходит, чтобы найти тихое место, где можно было бы поговорить.
Наши сумки появляются быстро, я гружу их в тележку и пытаюсь везти ее ровно, борясь с упрямым демонстративным неповиновением расхлябанного переднего колеса. Я нигде не могу найти Марка. Он уже сто лет болтает по телефону, и я начинаю задаваться вопросом, не прошел ли Марк уже в зону прилета и ждет, что я тоже проследую туда. Я собираюсь протолкнуть колченогую тележку сквозь автоматические двери, как Марк похлопывает меня по плечу.
– Извини, – говорит он, целуя меня в щеку.
– Кому звонил?
– Никому, – бормочет Марк.
– Что ж, этот никто тот еще любитель поболтать, – шучу я.
Мои попытки изобразить равнодушие просто ужасны. Но Марк так привык к моей любопытной натуре, что совершенно этого не замечает.
– Мне нужно в туалет. Подождешь меня здесь? – спрашивает Марк.
– Конечно, – пожимаю плечами я.
Марк бросает свою тяжелую куртку и хозяйственную сумку поверх остального багажа.
– Вернусь через минуту.
Проходит всего тридцать секунд после ухода Марка, как в кармане его куртки начинает звонить телефон. Я достаю его и уже хочу ответить на звонок, но чуть не роняю, когда вижу, чей номер на нем отображается. Это доктор Хэммонд. Я тут же отклоняю вызов и запихиваю телефон обратно Марку в карман. Я жду, нервно притопывая ногой. Меня переполняет искушение проверить его журнал вызовов. Я сканирую взглядом багажный отсек как затравленный зверь. Проверяю, вдруг кто-нибудь, кто угодно, наблюдает за мной. Я закатываю глаза, поскольку мое поведение нелепо.
Я испытываю вину, но не настолько сильную, чтобы остановиться. Мои пальцы дрожат, когда я пробегаюсь по последним звонкам Марка. Из аэропорта в Нью-Йорке он позвонил своей матери, и почти сразу был еще один вызов на незнакомый номер. Последний набранный номер принадлежит доктору Хэммонду, и этот звонок он сделал совсем недавно. Я быстро заталкиваю телефон обратно в его куртку и стараюсь успокоить расшатанные нервы. Меня неконтролируемо трясет. И это моя вина. Я знаю, что мне не стоило подглядывать. Теперь же, когда я это сделала, придется иметь дело с кашей в голове, которая возникла из-за того, что я обнаружила.
Интересно, почему Марк отказался рассказывать мне, что говорил с моим врачом? Почему первым делом, после того как
