небо: все равно что сравнивать бег семи муравьев против вращения мельничного колеса[733]. Скот различает разные небесные тела: astra, sidera, stelle, planete, ymagines. В выделении их качеств в разных частях «Введения» не всегда наблюдается последовательность. Так, большой раздел посвящен описанию материальных и моральных свойств планет. К ним причисляется в том числе и Дракон, лежащий между двумя Медведицами. Хотя он, по мнению Скота, не является ни планетой, ни звездой, ни созвездием, а лишь «некоей небесной сущностью», но обладает многими качествами планет и имеет свое астрологическое значение для земной жизни[734].
Говорится также о появляющихся в ясную ночь падающих звездах, точнее о тех, которые «расхожее мнение» считает таковыми. На самом деле, пишет Михаил Скот, «пары, поднимающиеся наверх, воспламеняются от верхнего зноя и под давлением ветров падают наподобие зажженных факелов с огненными искрящимися хвостами». От них, кажется, отличаются «огоньки», несущиеся ввысь в «чистейшем воздухе», которые также принимают за падающие звезды, но они имеют свое собственное наименование: asub. Звезды неподвижны, «словно гвозди в стене», поскольку поначалу мы не замечаем их перемещения по небосклону, хотя эти перемещения можно измерить в градусах[735].
В «Книге о частностях» Скот вслед за Августином задается вопросом, есть ли у звезд душа, управляет ли ими кто-то, живут ли они подобно животным и людям, ведь не может быть движения без души как начала всякой жизни. Ответ на этот вопрос не прост, отвечает сам себе Михаил Скот, предлагая целый каскад библейских цитат. «Небесные круги или сферы и звезды имеют каждый собственную интеллектуальную душу, с помощью которой они зрят своего благородного творца, всегда помышляя о выполнении той службы, которую он поручил им в начале». Богословам оставляется для решения вопрос о том, воскреснут ли эти «интеллектуальные души» при звуке трубы подобно «душам разумным». У этих духовных субстанций есть «руководители» (rectores). Это могут быть духи, могут быть души, ангелы, ветры или иные какие-то силы, скрытые от нас, подобные той неведомой силе, что притягивает к магниту металл. Но кто «субстанциально» движет его, а, следовательно и звезды, на этот вопрос у автора ответа нет[736].
Перед нами одушевленное небо, подчиненное не только природным законам вечного движения, но и непостижимым для астролога божественным установлениям. Хотя с помощью унаследованных от древних и от мусульман методов арифметики и геометрии, начатков астрономического наблюдения с использованием астролябии и квадранта возможно практическое применение астрономических знаний для ответов на повседневные вопросы, главные причины движения и жизни небесных сфер остаются скрытыми от ума христианского мыслителя XIII века. Он не знает, воскреснут ли для вечной жизни одухотворенные звезды в день Страшного суда вместе с телами праведников и какая именно сила ими движет[737].
У Михаила Скота нет ответа на вопрос, какая именно сила движет небесными телами[738].
Для того, чтобы со всей полнотой выявить представления шотландского мыслителя о небе, следует остановиться на таком важном для него понятии, как ymagines celi. Уже обращалось внимание на то, какую роль в содержании «Введения» играют разного рода схемы, иллюстрирующие сложные структуры мироздания или движение планет. Термин imago часто встречается в разных значениях. В одних случаях имеются в виду разного рода изображения из воска и иных материалов (imagines characterae), используемые для гадания. В других они связывают друг с другом божественную и тварную природы: вторая является образом, подобием, отпечатком первой. Воск и печать служили удобной метафорой[739]. Иногда imago следует сопоставлять с такими понятиями, как «знак», signum. Все богатство смысловых оттенков, которые Михаил Скот вкладывал в ymagines celi, следует учитывать, когда мы переводим это словосочетание как «созвездия».
Сразу за «Теорией планет» в мюнхенской рукописи следует большой раздел, посвященный созвездиям и планетам и украшенный многочисленными миниатюрами[740]. Он начинается с главы о расположении неподвижных звезд и 48 созвездий: «Древние философы на основании многих опытов знали, что на небе — как в нижнем полушарии, так и в верхнем — в определенном порядке расположены звезды. Благодаря этому оно выглядит драгоценным и прекрасным, подобно хорошо сшитой и отороченной драгоценными камнями одежде. И хотя звезды на небе кажутся разбросанными, будто семена, они учреждены лучше, чем думают и видят простецы. Словно точки или огранки драгоценных камней, они указывают нам 12 небесных знаков и 48 созвездий, которые мудрецы познали взглядом и умом»[741]. Чуть ниже Скот поясняет, что 12 знаков зодиака включены им в 48 созвездий. Но, что особенно для нас важно и в чем состоит его авторская оригинальность, он говорит о том, что этот рассказ был бы слишком темным и непонятным, если бы все названные далее созвездия были лишены подспорья в виде изображений, которые автор хочет выполнить сам, согласно тому, как это делали до него в своих книгах «иные мудрецы»[742].
Михаил Скот четко говорит о своем намерении выразить красоту звездного неба, «каким оно является в ясную ночь», с помощью изображений. Значит, «Введение» изначально задумывалось иллюстрированным. К счастью, иллюстративный ряд, созданный Михаилом Скотом, дошел до нас почти полностью. Причем именно эта часть наиболее часто копировалась в последующие века, циркулировала как «Книга о знаках», Liber de signis, оказала влияние на астральную иконографию в первопечатных изданиях и других авторов, древних и новых, известна в нескольких десятках рукописей и недавно критически издана[743]. Сконцентрируем наше внимание на самой ранней и наиболее интересной из них — известной нам мюнхенской Clm 10268.
Стиль миниатюр мюнхенской рукописи подсказывает, что они созданы в Падуе под влиянием художественной манеры Джотто в капелле Скровеньи, в 1330–1340 годах для короля Кипра Гуго IV Лузиньяна, о чем свидетельствует его герб на первом развороте наряду со сценой посвящения[744]. Несмотря на столетний разрыв, иконографическая программа, похоже, следует замыслу Михаила Скота, а тот вдохновлялся «Явлениями» Арата Солийского в латинском переводе Германика Цезаря, выполненного в I веке н. э.[745] В большинстве средневековых рукописей «Аратеи», в той или иной степени близких к античной иконографии, очертания созвездий схожи с реальными, что и делало из этой красивой поэмы предшественника современного звездного атласа, в отличие от того же Фендула, о котором мы толковали выше. В одной из дошедших до нас иллюстрированных и версий «Аратеи», созданной в XII веке на основании какого-то списка каролингского времени, даже периодически видят непосредственный источник Михаила Скота[746]. Скот и Фридрих II, если рукопись находилась в Монтекассино, как предполагается, могли оценить ее эстетические и познавательные достоинства. Стихи
