березок и молчала. Сфокусировавшись, понял, что это Майор.
— Очухался, Егор? — Нарочито грубо спросил Артур Степанович.
— Не уверен, но судя по боли почти во всех органах этого дурацкого тела, я все еще жив.
— Прекрасно. Собственно, пришел узнать, как все прошло с этой… Еленой. Не совсем гладко, как я понял.
— Нет. Все прошло как надо. Кира только испортила все. Но, она запаниковала. Не поняла, что нужно терпеть. Не верила она мне. Не знала меня. Выжила?
— Кира нет. Девочка будет жить. Пара шрамиков на лице зарастут и даже видно не будет. Она точно уже не вернется, Егор?
— Точно.
— Вот и ладненько. Десять жизней на ее счету. Надеюсь, в аду ей зачтется, — выздоравливай, — сухо сказал он и встал.
— Артур Степанович, только за этим приходил?
— Ну да.
— Тогда хочу попросить тебя кое о чем. Парнишка тут есть один, Влад. Живет в общаге с матерью. У него трагедия случилась, он в Машу Фролову был влюблен. Сможешь взять его на воспитание к себе? Лучше чем у тебя помочь пацану в такой тяжелый период ни у кого не получится. А потом я его к себе в помощники возьму. А то глупостей парень наделает. А если он любить так сильно может, значит не совсем конченый человек. Надо спасти парня.
Майор слушал, стоя к нему спиной. Прямой как палка, без эмоций и чувств. Железный Майор.
— Хорошо, Егор. Присмотрю за парнем. Сейчас найду его в школе и переговорю. Влад, говоришь?
— Да, Артур Степанович. Думаю, ты знаешь, что ему сказать. Я помню, что ты мне говорил. Ведь ты меня и спас тогда…
Майор странно сделал плечами и вышел из лазарета. Дверь аккуратно прикрылась. Свет словно отключили.
Не успел Егор через силу вдохнуть и выдохнуть, как дверь снова открылась.
— Я так поняла, что ты в порядке, — Тина входила в лазарет, продолжая выглядывать за дверь в коридор тоннеля, — ты чего с Артуром Степановичем сделал? Опять нагрубил старику?
— Да, я иду на поправку. Спасибо что спросила. И рука страшно болит, но не переживай, я в надежных… Клять. Тина, тебе чего?
— От тебя тут все в слезах выскакивают? Меня это же ждет?
— А кто в слезах?
— Майор отсюда выскочил и мимо меня по коридору пробежал, а мокрые глаза кулаком трет. Довел старика? Он же любит тебя, а ты как помесь бобра и выхухоли себя ведешь?
— Помнишь наши шуточки про выхухоль? Получается, я бобрухоль?
— Если не хуже. Ты чего творил, скотина? Зачем себя так уродуешь? О чем думал сволочь ты. Меня бросить хотел? Куда я годна без тебя, сука! Вставай! Вставай, Егор!
Тина бросилась ему на шею и залилась слезами.
Медвежий сфинктор мне на голову оденьте, понеслась. Запричитала. Ну, слезы полились. Клять, лосиным коленом мне в рот. Я работал. Да, такая работа, рисковать. А можно подумать мы живем в безопасном обществе, где из рисков только падение камня на голову. Рисков других у нас, типа, нет. Нет, я не хотел покончить с собой. Да, люблю тебя. Нет, с ней я не ушел бы в тот город. Куда меня больше тянет? Не знаю я. Физическое влечение во мне или духовное? Куда мне ползти? Или тут остаться? Разорваться же я не могу. Хорошо давай опять попробуем жить вместе. Нет, Наташка мне не интересна. Да, красивая, да узкоглазая. Но, люблю-то я тебя. Ну, не реви. Только тебя! Элка мне не нужна. У нее другие планы. Нет, не было на меня планов. Она друг. Как Брок. Ты же к Броку не ревнуешь? Меня и так тошнит сейчас. Нет, не от разговоров с тобой, а от боли. Ноги болят. Онемели и болят. Ребенок? Еще раз попробовать? Клять, Тина, я не знаю. Кружится все. Света не видно. Пятно только осталось. Не вижу тебя, Тина! Позови Ветеринара. Ты сможешь еще раз ребеночка? Ты тощая, как песец без шкуры. Тебя мясом кормить надо. Так я и не пью. Сколько я там пил-то. Хорошо, попробуем. Я справлюсь, согласен я, не реви только. Я сейчас очнусь и ползком, ползком. Темно, Тина. Ну, не реви ты так. Сегодня переезжай ко мне. Застелем постель чистую, как ты любила, ляжем рядышком вдвоем, ты ногу на меня закинешь, голову на плечо положишь, и будем спать. Только сковородки в доме не будет. Выкину я ее. Вот ты и рассмеялась. И я люблю тебя. Господи не реви больше. Андрюшка мой, милый мой сынулечка. Как же я тебя не уберег? На мне твоя жизнь. Маленькие пяточки, крохотные пальчики. Бежит по травке и солнышко, вот, светит. Я выкарабкаюсь, я вернусь, как обещал. Беги, беги Андрюшка ко мне! Я тебя на ручки! Я тебя поверчу! Ох, тяжело как, не вздохнуть мне, клять. Мне бы поспать…
Брок и Элла сидели на ступеньках Офиса. Припекало солнышко. Элка уперла подбородок в короткий ствол дробовика. Коленки на синих штанах были грязными. Народ Поселения, ошалевший за время последних событий, сновал по улице туда-сюда, уже зная, что вот-вот вернуться дальние разведчики. А значит — будет праздник, будут подарки, будут новые вещи. Многие, свободные от работы, торчали у ворот в ожидании, играя с кошками. Элла жевала полоску вяленого оленьего мяса. Брок таращился изумленными глазами в небо и бормотал под нос на смеси языков привычную тарабарщину.
— Шёрлёк Хольмс билль не прав, — вдруг пробасил Брок, вспомнив, на чем закончился их разговор пару минут назад, — не раскрыл убийство. Ин на па резолю ля крим. Наказан не тот.
— Ты чего опять несешь Брок? — Огрызнулась Элла, — Снова феназепама обожрался? Как это Шерлок Холмс был не прав и не поймал убийцу? А Степлтон? Он собаку готовил к убийству. Он бежал и прятался в болоте. Я фильм русский смотрела, а ты ни выдры не помнишь.
— Стэплетон ан пьон. Песька, слабый фигурка на доска с клетка. Это его жена биль оргэнизатор. Она билль шеф. И она получиль, что хотеть — богатый муж вместо нищий. Ан мари ришь. Она подбиль Стэплетона ехать в Баскервиль под инкогнито и убивать старый Баскервиль. А молодого она сразу стал охмурять — эля конмонсе а лятери. Степлтон любить жену, и брать ее вина на сам. Он биль хороший человек. Биль добрый, бабочка любить, собачка любить, детки в школя любить. Он плакаля когда детки заболеть. Смерть он не хотель. У нас таких звать неэрд. Она была злом. Шерше ля фам, Шериф Элька…
— Ну, я не соглашусь, — чуть не подпрыгнула
