– Нет, что вы. – Я опрокинул стакан. – Я из муниципалитета, приехал к вам за отчетностью… Кстати, к вам не заходила в бар одна моя хорошая знакомая, Ирина Кожевникова? Она моя старая подруга, мне хотелось бы знать, мистер…
– Сэм! – протянул мне руку бармен. – Просто Сэм.
– Дэн, – улыбнулся я.
– Такая леди, со светлыми волосами и серыми глазами? – спросил он.
– Да, – кивнул я, – у нее каре, она ездит на синем «бьюике» шестьдесят седьмого года.
– Давно не видел ее, сэр, – ответил бармен. – Она заходила около недели назад с каким-то мужчиной средних лет…
– Как он выглядел? – спросил я, протягивая ему долларовую банкноту.
– Извините, сэр, я не разглядел его, – смущенно произнес бармен. – Он не заказывал ничего, заказывала только она, эта леди, а он сидел в дальнем углу возле музыкального автомата. Высокий, крупный такой, кажется, в свитере и брюках для гольфа, бежевых таких…
– Сэр, слышите меня? – раздался каркающий одышливый голос сзади. – Вы искали старого Хью?
– Дэн! Странный! Ты меня слышишь?? – в купе раздался голос Хмурого. – Зайди в купе охраны в соседнем вагоне, тут есть вещь интересная…
Я вздрогнул от неожиданности, озираясь по сторонам, – селектор в купе проводников, из которого доносился голос Хмурого, не горел светодиодной лампой вызова – именно от этого я встрепенулся, вытащенный, словно рыба в неводе, из пучины мыслей. Со мной будто заговорил стол.
Стук колес поезда отсчитал шесть ударов, и я сказал:
– Иду…
Надо сосредоточиться, собраться с мыслями… Надо…
Чужой запах встретил меня в последнем вагоне. Только я открыл дверь тамбура и сделал несколько шагов – в коридоре вагона, покачиваясь в такт движению поезда, появился сам Хмурый.
– Вот! – крикнул он в голос, и некоторые люди, сидевшие на полках, обернулись.
– Что «вот»? – спросил я.
– Ключ! – сказал Хмурый, словно я должен был все сразу понять.
Он держал в руке никелированный Г-образный штырь с шестигранным сечением, обмотанный полоской красной изоленты.
– Ключ? – переспросил я, глуповато прищурившись.
– Да! – с каким-то злорадством сказал Хмурый. – Ключ бригадира! Мы нашли его в купе охраны!
– Позови часовых из этого купе, – попросил я.
– Уже позвал, – удовлетворенно хмыкнул Хмурый.
Подошли часовые.
– Где вы это взяли? – грозно спросил Хмурый, словно предъявлял тяжкое обвинение.
– В смисле? – спросил высокий чернявый охранник с восточным акцентом, тот самый, который поймал Кадыка.
– В прямом! – рявкнул Хмурый.
– Ну… – протянул второй охранник, коренастый, с большим прыщом на подбородке, – кто-то потерял из наших…
– Где? – требовательно повторил Хмурый.
– Да это… – слегка смущенно принялся объяснять охранник, – мужик из пассажиров на полу нашел и нам отдал… у нас-то все на месте, за ключами следим…
– А почему ты решил, что это ключ бригадира? – спросил я Хмурого.
– Он разноцветной изолентой ключи маркировал, – ответил тот, – у него их целая связка была, этот ключ стандартный, у всех наших есть: от переходных межвагонных дверей и от выхода…
– Так какой мужик вам это дал? Где он?
Мы вернулись почти к тамбуру. В одном из крайних закутков сидел пожилой сухощавый мужчина с игровой приставкой в руках.
– Он, – лаконично сказал охранник с прыщом.
Хмурый стал его расспрашивать, где тот нашел ключ. Оказалось, что этот человек полез под свою полку, в рюкзак за сигаретами – и нашел на полу этот ключ. Решив, что он принадлежит Машинистам, отдал его охране. О том, как он попал под его койку, мужчина не имел ни малейшего представления и бригадира поезда не видел. Пару раз отходил курить…
– Ясно… – Хмурый сжал губы.
– А мне нет, – ответил я, когда мы вышли в тамбур покурить.
– Что-то мне подсказывает, что бугра грохнули… – затягиваясь сигаретой, сказал Хмурый. – И наверное, тот же малый, что вашего Дарби порешил: больше-то некому, пожалуй…
– Больше некому… – задумчиво повторил я, глядя в окно на проносящийся пустынный пейзаж, перемежаемый ярдангами.
– Ох как мне это все не нравится, – вздохнул Хмурый. – Жили себе, жили… и так проблем навалом, а тут еще это дерьмо… У тебя хоть кто-то на заметке есть?
– Не знаю пока. – Я помедлил с ответом. – Скорее всего, кто-то из наших, из группы… Только вот многое пока в голове не укладывается.
– Так давай укладывай, – произнес тот под стук колес, – я тоже поразмыслю.
– Надо шмон устраивать, глобальный. – Я тоже вздохнул, представив себе перспективу этого мероприятия.
– Ну с этим-то мои ребята справятся, – спокойно кивнул Хмурый.
– Вот и отлично, – ответил я с плохо скрываемым облегчением. – Это сильно упростит дело.
На том и порешили. Сначала Хмурый предложил проверить три последних вагона: этот, что с туристами, вагон-буфет, где произошло убийство, и «верблюжатницу», вместе с поклажей на зверях.
Я вернулся в буфет и стал чертить на электронном планшете схему поезда, расположение опрошенных людей в разное время. Сбоку этого своеобразного чертежа я писал график событий, располагая в левой графе время, а в правой – что происходило в поезде.
Через плечо постоянно заглядывала пани Аида, которая пыталась давать ценные советы, и не только она. Я постоянно отвлекался и, отбиваясь от расспросов, посылал всех к марсианскому дьяволу – работать было невозможно. Ира не хотела идти со мной в купе, где недавно убили Дарби, а отпускать меня туда одного решительно отказывалась – ей было без меня одиноко и жутко.
Публика вокруг продолжала хаотичное и сумбурное, параллельное моему, расследование, и кандидатура убийцы менялась несколько раз за пятнадцать минут. Вспыхивали шумные споры, кто-то даже начал кричать, пока не подошел часовой и не навел порядок.
Хмурый тоже не сидел без дела. Он отрядил своих людей обыскивать вагоны, вместе с вещами и пассажирами. Он велел охране при сопротивлении применять сначала уговоры, а потом силу. По его словам, отказ в досмотре означал стопроцентную виновность.
Я позавидовал его методам, смекнув, что несколько штук виновных будут найдены в ближайшее время.
Ира заказала у бармена две чашки эрзац-кофе. А я отчетливо понял, что вляпался не то чтобы совсем, а по самые усы и ноздри: не «крот», так Вэндерс, не Вэндерс, так танки, – а Большой Брат все следит за тобой.
На меня вдруг опять навалилась безысходность – я почувствовал, что будто кто-то сзади подставляет мне «рожки» и напевает: «Дом горит, дурак не видит, дом горит, дурак не видит…»
Я чувствовал, что меня опять обводят вокруг пальца, много, много людей… И… обведут… Что я знаю? Как всегда… Почти ничего… И что самое безнадежное – если тот человек, которого я пытаюсь изобличить, работает на этот пресловутый «Пантеон», мои акции стремительно падают: ведь, по слухам, туда набирают лучших из лучших. Этот человек должен быть отличным бойцом и диверсантом, прекрасным лицедеем и мастером спецэффектов, да плюс ко всему обладать некими сверхспособностями. Одним словом – «элита». А я? А я просто Странный, и ничего больше.
Будто прочитав мои мысли, Ирина ласково погладила меня по щеке.
– Не переживай, – тихо сказала она, – ты найдешь этого «крота», Пастух Глюков… Мы найдем… мы вместе, помни…
Она размешала пластиковой ложкой мой кофе и подвинула стакан ближе.
Я внимательно посмотрел ей в глаза, а она улыбнулась кончиками губ, и эта тень улыбки наполнила меня спокойной радостью сильнее, чем тысяча поцелуев.
Я молча кивнул, улыбнувшись в ответ, и отпил из стакана горячую жидкость.
Наступил день – и многие из энтузиастов частного сыска и просто любопытствующие все же стали расходиться по койкам. На окна вагонов опускали металлические солнцезащитные жалюзи. Продолжалась спокойная размеренная жизнь, подчиненная такому же размеренному стуку колес и покачиванию вагонов. Казалось, ничего не произошло и никакого Дарби не было вовсе, а начальник поезда просто сбежал, вспомнив, что не выключил дома утюг. Во всем плохом всегда есть что-то неестественное, чужеродное…
Тут я услышал за спиной явно нарочитый кашель и хлюпанье. Я резко обернулся – это был один из охранников вагона-буфета. Рыжий, с большим красным носом, который словно извозился в пигменте волос. Этим носом он и хлюпал в паузе между стуком колес поезда.
– Тама, эта… – сказал он, делая волнообразный жест рукой, – мы урку того в хозблоке заперли… вот…
Казалось, я должен был что-то понять.
– И? – спросил я с легким нетерпением, не собираясь понимать ничего.
– Ну… – он натужно прищурился, будто подбирал слова, – он шуметь начал, Странного зовет, а… это… Хмурый сказал, что ты и есть Странный… Да?
– Да, – кивнул я, поджав губы, – что ему надо?
– Да вот не говорит, гад, – выпучил он глаза и опять хлюпнул красным носом. – Говорит, Странного позови, говорить с ним хочу. Вот…
