— Поэтому ты хочешь здесь умереть?!
— Я не умру, — вдруг подошла она ко мне, схватив пистолет за дуло и приставив оружие к своей груди. — Не умру, если этого не захочешь ты, Джон. Мне нужно остаться здесь… Потому что к людям я больше вернуться не смогу.
— Пожалуйста… — со слезами на глазах взмолился я, едва удерживая Five-Seven в потных ладонях.
— Мир, дружба, жвачка, — рассмеялась Эмма. — Но не сейчас. Когда-нибудь потом. Я такая эгоистка, да, Джон? Думаю только о себе…
— Нет, — скрипнув зубами, произнёс я. — Вся ваша раса… Мертворождённая. Дети, родители, Тёмные и человечество? Ха! Я так устал в этом разбираться… Я… Я просто хотел счастья, Эмма. Счастья для себя, для близких… Для тебя.
— Иногда, чтобы найти счастье, нужно испить полную до краёв чашу несчастья. Выбери, Джон. Иначе мы оба будем погребены под завалами из обломков дредноута. Я-то выживу, металлическая всё-таки. А вот ты — вряд ли.
— Что мне выбирать… — обречённо вздохнул я.
— Стрелять — или нет, — твёрдо объяснила девушка, всё ещё сжимая пистолет ладонью.
Как назло, нейроинтерфейс высветил проекцию, постепенно набиравшую объём, цвет и звук. Мужчина в строгом официальном чёрном костюме и яркими розовыми глазами посмотрел на меня, не видя Эмму, стоявшую прямо за его спиной. А с его появлением её перестал видеть и я.
— Военные маякнули, что тактическая кукла под кодовыми идентификатором М4 перестала выходить на связь, — смакуя сигару, протянул своим настоящим голосом Президент. — Ты убил её, Джон? Скажи, что убил, я не могу видеть твоё лицо, уж извини.
— Я…
— Я мониторю твой пистолет, пёсик, — как бы невзначай произнёс мужчина. — Маловато ты выстрелил для убийства такого хорошего боевого экземпляра, как Эмма. Ну? Не заставляй меня спрашивать дважды.
Всё тело свело от невыносимой душевной боли. Рука, державшая оружие, дрогнула. Охотник и Эмма… Почему-то говорили практически об одинаковых вещах. И я бы мог над этим подумать, поразмыслить, придти к каким-то выводам. Но не сейчас! Не сейчас, когда слёзы обжигающе текут по лицу! Не сейчас, когда всё естество разрывает от ужасающего чувства отчаянья!
Привет, мой дорогой подопечный. Давно не виделись… Я уж думал, ты помер. А ты ещё живой, оказывается. В любом случае, ты не затягивай, ладно? Что-то умрёт в тебе сейчас, чтобы вырасти в нечто куда более невероятное в дальнейшем. Таков закон жизни. Отдавай, чтобы получить. Ты всегда поступал по справедливости, даже когда сердце велело тебе иначе. Сейчас — такой же момент. Поступи по справедливости, Джон. И выслушай то, что бьётся внутри.
Потому что сейчас они вторят тебе об одном и том же.
— Охотник, буквально несколько минут назад… — улыбаясь через силу, прошептал я. — Попросил меня выбрать место, где я умру… Поприличнее… Ха… Ха-ха… К чёрту!
— Ты что-то там выбрал? — выгнул бровь Президент.
— Да, — кивнул я под гул и стон рвавшегося на куски дредноута. — Место для моей головы.
В наступившей тишине прозвучали десять выстрелов, в которых я похоронил самого себя. Не какую-то часть, нет.
Добрую половину души.
Настоящее. Всё будет хорошо
Прошлое прокатилось перед глазами со скоростью света, вынуждая едва заметно скрипнуть зубами. А ошибок-то я насовершал порядочно, стоит признать. Что ж, в этой жизни всегда есть шанс всё исправить, даже если кажется, что ты проиграл войну. Нет. Каждая война — это битва. Сложная, комплексная, порой с самим собой: по-другому и не бывает. Мир наполнен ими, сражениями людей, что друг с другом, что внутри себя. Выигрыш, проигрыш — не играет значения. Каждое поражение делает нас сильнее, как и каждая победа. Покуда мы дышим — мы существуем, а покуда мы существуем — мы мыслим.
Следовательно, всё, что может остановить бесконечный марш любого человека по дороге жизни — это смерть.
Она отнимает от нас что-то важное. Большое и маленькое, близкое и далёкое. Когда людей предают, в них умирает доверие. Когда людей отвергают, в них умирает любовь. Когда люди лгут, в них умирает честность. Когда люди поступают, как последние ублюдки, не считаясь с совестью — в них умирает справедливость. Вот так, по кусочкам, разваливается отдельная личность. Пока не достигнута точка кипения, всё, как я и сказал, можно исправить, восстановить. Излечить раны, оставив шрамы, полюбить, забыв прошлое, улыбнуться через слёзы, простить, раскаяться…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Пока голову не поцеловала пуля — всё обратимо.
Поэтому даже спустя столько страшных событий, столько погибших, столько недопониманий… Человечество всё ещё могло примириться со своим чадом — Тёмными. Разумные андроиды, унаследовавшие самое ужасное от своих родителей, умение задавать вопросы. Сомневаться, размышлять и принимать решения. И смотреть снизу вверх на людей, в упор не замечавших, что дети под их ногами давно перестали играть с огнём. Они подчинили его себе. Весьма похоже на реальные ситуации в обычных семьях, верно? Ч-чёрт, как же болит голова. Рассуждения не моё, вообще не моё. Максимум, на что я способен — это устроить плохим парням свидание со свинцом. Хорошо, что ничего другого от меня сейчас не требуется.
— Прощайте, мистер Президент, — в последний раз ухмыльнувшись, я посмотрел в замершие ярко-розовые огоньки его глаз. — Простите, что не даю сказать вам последние слова… — я замер, оказавшись у его уха. — Вы их совсем не заслужили.
Выстрел слился с завопившим нейроинтерфейсом, но воображаемый палец уже вдавил воображаемую кнопку, посылая сигнал к имплантам. Боевой режим ускорил восприятие, правда, первые пули, лазеры и плазменные сгустки успели зацепить меня, разворачивая на месте и едва не опрокидывая лицом в тёмную землю. Боли не было, только осознание, насколько организм оказался повреждён. Плевать, всё восстановимо в двадцать третьем веке. Главное я уже сделал — осталось только выжить. За спиной загрохотали выстрелы — Тёмные и мои товарищи даже не подумали оставлять своего друга на произвол судьбы. Звуки слились в единый плавный поток, когда я, рванув в сторону, перепрыгнул массивную серую фигуру. Омега броня не имела высокой подвижности, уж кому, как не бывшему пользователю это знать.
— Джон! — закричал Рей, пока перестрелка на средней дистанции перерастала в ближний бой — андроиды, побросав оружие, насели на эскорт Президента числом. — Сюда идёт армия!
Силуэт, попытавшись развернуться, удивлённо посмотрел на меня, замахнувшегося кулаком. Мол, ты идиот? Триста килограмм укреплённого титана вперемешку с неосталью, такое даже из крупнокалиберного вооружения тяжело пробить. Команда владельцев альфа брони вступила в сражение с Эммой и людьми Ника, это я заметил краем глаза. Ускоренное восприятие позволяло анализировать ситуацию, словно сидя на диване и попивая кофе, ускоряя или замедляя запись на телевизоре при желании. Но вот конечность я всё равно не опустил.
— Система усиления импульса удара, пользователь авторизирован. Выберите желаемое значение:
100/1000/10000 / 100000
Со слегка дебильной улыбкой я указал последнее значение, ощущая, как изменилась плоть правой руки, готовясь выплеснуть энергию сотни тысяч Ньютонов в небольшой стык бронепластин на груди сжимавшего плазменную винтовку бойца. Выдохнув, я всадил кулак в нужное место, наслаждаясь треском костей и бульканьем разорванных органов. Крупная фигура улетела в сторону, но я пропустил момент, когда один из мехов махнул металлической трубой, сметая мою тушку в сторону. Попал по позвоночнику, з-зараза. Даже стимуляторы не помогли приглушить ужасную боль, но благодаря им же я сумел встать, с хрустом выпрямляя спину.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Впереди дрались андроиды, перерезавшие горла обычным солдатам. Другие владельцы экзокостюмов отстреливали их, наплевав на дружественный огонь. Мехи рвали авангард из стандартных моделей антропоморфных машин, пока где-то среди них мелькали белоснежные и сероватые силуэты — Белые Лилии и сильнейшие солдаты Президента сошлись в смертельной схватке. Им помогала Эмма, то и дело появлявшаяся из пустоты, посылая несколько выстрелов из винтовки в замешкавшихся ребят в омега защите и тут же исчезая вновь. Я сжал кулаки, отыскав глазами вылетевший из руки Five-seven. От конечностей шёл прозрачный дым — наноботы трудились вовсю, залатывая пока что не ощущаемые повреждения.
