— Как саранчи!.. — протянул Бугорков.
— Огонь! — подал Иван команду пулеметным расчетам.
Ду — ду — ду — ду… тру — ду — ду… — вперебивку застучали все
три станковых пулемета. И сразу же на дот посыпались мины. Лес взрывов вырос над холмом. Треск такой, словно над головой распарывали прочное парусиновое полотно. В просвете между столбами взрывов Иван увидел летящую на
дот гранату с длинной деревянной ручкой. Она вспыхнула черным клубом дыма, далеко не долетев до бруствера.
— Никак фрицы уже рядом? — угадал Берестов вопрос на бледных губах Бугоркова.
— Огонь! — громче прежнего скомандовал он.
Ивану казалось, что его пулеметы уже всплошную косят ковыль, и он удивлялся, почему немцы все ползут и ползут.
— Ну, гады!.. — потянулся он к гранате. — Я вот вас доста…
И осекся на полуслове. Услышал, как один пулемет поперхнулся и смолк. И в эту же минуту из двери дота — она была рядом с НП — к ногам лейтенанта повалился Андрей Шафорост, первый номер пулеметного расчета, тихий и незаметный во взводе курсант. По виску Шафороста текла тоненькая струйка крови. Блеск остекленевших глаз из‑под полуопущенных век поразил Берестова. Он еще раз посмотрел на Шафороста, на его неподвижную остывающую улыбку, на его гладкий лоб… Еще раз увидел стеклянный блеск глаз. Все понял — и не поверил. Окликнул:
— Андрей!
Щит на пулемете был расколот. Видимо, снаряд угодил в амбразуру.
Шафорост лежал, неудобно подломив под спину ногу. Иван крикнул санинструктору:
— Перевяжите!
Санинструктор подался было вперед, но вдруг стал медленно сползать на дно окопа. По его гимнастерке от плеча стекала кровь. И все же он нашел в себе силы добраться до Шафороста.
— Умер, — выдохнув, сказал санинструктор.
— Так они нас всех перебьют, — процедил сквозь зубы Иван и с надеждой взглянул на Прова Трофимовича.
— Отступать‑то не велено, — строго проговорил тот.
Берестов посмотрел в сторону огоньков стрекочущих
немецких автоматов, скомандовал:
— К атаке! Приготовиться!
Пров Трофимович перестал целиться, собрал над бровями в густой узел морщины. Берестов встретился с ним взглядом.
— Приготовиться к атаке! — ожесточеннее повторил Иван. И Стахову: — В случае чего, останешься за меня! А сейчас поддержишь нас.
Оставив у пулеметов по два человека, Берестов собрал остальных к брустверу. Оглядел всех, словно пересчитал, предупредил:
— Выскакивать — одновременно!
Сухим языком коснулся губ, собрал в одно усилие всю
волю, крикнул:
— За Родину!..
И рванулся из окопа, будто нырнул с разбегу в холодную воду. И сразу всплеснуло осатанелое «Ура — а!»
Сжимая в руке пистолет, бежал и падал, и перепрыгивал через воронки, стремился туда, где поднимались с земли и бросались навстречу фашисты.
Высокий белобрысый немец с наползшей на глаза каской кинулся наперерез Берестову. На солнце блеснуло лезвие его широкого штыка. Берестов едва увернулся. Молниеносный удар Прова Трофимовича. Белобрысый выронил винтовку и, ухватившись за цевье трехлинейки Прова Трофимовича, перебирал по нему скрюченными смертной судорогой пальцами.
Иван упал, едва поднялся, увидел, как вдоль наспех вырытого перед атакой неглубокого окопа, будто обеспамятев, бежал немец. В одной его руке была зажата винтовка, в другой — пилотка. Иван видел его загривок, мокрую у шеи полоску воротника. Вот он обернулся, стал рвать с пояса гранату. Иван, сжав занемевшими руками ложе винтовки, нанес фашисту удар в грудь и согнулся под тяжестью оседавшего тела. Выдернул штык, оглянулся на застывший в воздухе крик Алексея Букреева, напарника Прова Трофимовича, которого подняли на штыки два немца. Он видел, как один из них осел, в упор застреленный подбежавшим Бугорковым. Другого достал штыком красноармеец стрелковой роты.
Иван перепрыгнул через окоп, выбежал на пригорок. Знойная волна дохнула в лицо. В тот же миг ослепительный луч солнца, выглянувшего из дымной тучки, резанул по глазам.
— Назад! Назад! — закричал кто‑то Ивану.
Перед ним вырос огромный, весь багрово — красный, с черными, выбившимися из‑под съехавшей набок пилотки
волосами капитан. Тот самый, с которым Иван впервые встретился ночью в правлении колхоза.
— На кого взвод бросил? — налетел он на Ивана. — Кто фланг будет прикрывать? Латай дыру! Не видишь — прорвали!
С правого фланга фашистские автоматчики хлынули в образовавшуюся брешь. Отрезвев от хмеля удачной атаки, Иван оглянулся, увидел, как за ближним пулеметом курсант ткнулся головой в щит. Иван оттащил его, сам лег за пулемет. Фашисты попятились, теснимые огнем. Вот белыми облачками вспыхнули над ними и шрапнельные разрывы нашей артиллерии.
Иван разжал пальцы на рукоятках пулемета.
Пехота еще постреливала, но уже лениво.
Разбросанные по степи, горели передки немецких орудий. Чадила, упершись в стену противотанкового рва, немецкая танкетка. Огонь злобно догрызал брошенный в лощине фашистский обоз.
И тогда Иван понял: выстояли! Ему хотелось крикнуть, подбодрить изнемогших курсантов, обрадовать их, но он едва смог пошевелить запекшимися губами.
— Выходит, бить немцев можно… — сказал капитан, подсаживаясь к Ивану. — Кури!
— Можно, — согласился Иван.
Капитан скосил глаза на Берестова, сказал:
— И чему вас только учили?.. Разве можно кидаться в такую бессмысленную атаку… Это неразумно.
— По — разумному, мой взвод должен был сидеть в доте?..
— вскинулся Иван.
Кйпитан усмехнулся, притушил окурок о каблук сапога, поднялся:
— По — разумному — так нам в атаку не следовало бы подниматься…
Следом за Подзоровым шел немец. И непонятно было, кто кого ведет. На Подзорове китель и брюки изодраны, словно их терзала свора собак. Пленный шел в аккуратно подогнанном обмундировании мышиного цвета. Рукава засучены, в руках автомат, правда без магазина,
— Это он так располосовал тебе китель? — спросил Иван у Подзорова, кивнув в сторону немца.
— Не — е… — устало сказал Подзоров. — Те богу душу отдали, сволочи. Этот бросил автомат — и лапки кверху. Ну, я его, значит, и прихватил с собой.
Подзоров взял у немца автомат, передал Берестову.
— Пригодится. Хорошая штука.
Капитан о чем‑то спросил пленного по — немецки.
Тот быстро залопотал. Берестов понял только два слова: «рус Иван».
— Я его спросил: что он скажет о нашей атаке? — перевел капитан. — Немец ответил, что «рус Иван» совсем не умеет воевать. И что немецкое командование никак не ожидало такой рискованной атаки.
— Это их командование не ожидало, а они? — спросил Берестов.
— Они подчиняются командирам. У них дисциплина. А у нас… Недаром они нас называют Иванами.
— А разве это оскорбительно — называться Иванами? — обиделся Берестов.
— В следующий раз я запрещаю вам оставлять взвод на произвол судьбы, товарищ лейтенант! И потом эта ваша атака могла стоить жизни всему батальону. Скажите спасибо, что к ним танки не подоспел!..
Хмуря брови, Берестов отвернулся. «Кто ты такой, что будешь мне указывать?»
— С сегодняшнего дня я ваш командир батальона. Моя фамилия Дерюгин. Федор Михайлович Дерюгин.
— А тот комбат, что… убит? — Иван глянул на капитана, не его тонкие губы.
. — Нет. Он — заместитель командира полка… Так что хотите вы или нет, а придется подчиняться мне. И вот вам мой приказ: ваш взвод должен немедленно и как можно более скрытно возвратиться в свой дот.
— Слушаюсь, — Иван вскочил и взял под козырек.
— Немец вот — вот опомнится, и тогда нам здесь, на открытом поле, несдобровать, — уже мягче пояснил свое решение капитан. И вновь, посмотрев на пленного, сказал ему что‑то по — немецки.
Немец с торопливой готовностью щелкнул каблуками, пошел вслед за ним.
Возвращаясь в дот, Иван наткнулся на труп немецкого минометчика, которого он убил еще до атаки. Минометчик лежал вниз лицом. Иван окинул взглядом бездыханное
тело врага. Ему было жаль этого белокурого, с прилипшими к шее завитушками волос, парня…
В доте, как награда за удачную атаку, курсантов ждали заплутавшиеся в пути письма.
— И вам письмо, — крикнул ему Стахов.
«От Тани?» — у Ивана перехватило дыхание.
Письмо было от сестры Ани. «У нас все хорошо…» — писала она. «Хорошо… — подумал он. — А по сообщениям Совннформбюро, бои идут уже под Тихорецком. Успеет ли отец эвакуировать семью?» Иван заглянул на другую сторону письма: не черкнула ли сестра чего‑нибудь о Тане… Ни слова. Обидно. Ни одной весточки от Тани!
Он вышел из дота.
Над холмом таял белесый, с грязными подпалинами, дымок. Это догорала фашистская танкетка.
Иван вдруг заново пережил те скоротечные минуты боя, когда он кинул в атаку кучку курсантов своего взвода… А если бы не поддержали?..
