так и культуру. В панорамном виде этот период кажется периодом расцвета национального духа. Израильтяне видели в государстве реализацию сионистской идеи и векового еврейского возрождения. Это проявилось в общественном энтузиазме в отношении ЦАХАЛа, широком консенсусе касательно ответных действий, предпринимаемых вдоль границ (см. следующую главу), воодушевлении, вызванном Синайской кампанией 1956 года, и в текстах популярных песен, исполняемых развлекательными группами ЦАХАЛа. Однако при ближайшем рассмотрении обнаруживаются трещины в кажущемся монолитным национальном этосе, и можно услышать новые голоса, намекавшие на внутренние изменения.
Одним из способов, которым государство закрепило свое новое право собственности на землю, было стирание всех следов ее прежних владельцев. Арабские деревни и города получили названия на иврите. Намерением было иудаизировать карту Израиля, уничтожив последние остатки арабских населенных пунктов и заменив их новыми. Новые топонимы иногда основывались на предшествующих арабских названиях, но с еврейским произношением. Были предприняты попытки восстановить старые еврейские названия библейских, мишнаитских и талмудических мест, которые были известны по арабским версиям этих наименований. В других случаях были идентифицированы еврейские топонимы времен Первого и Второго Храмов, и в их честь названы новые поселения.
Археология сыграла ведущую роль в иудаизации карты. Цель заключалась в том, чтобы доказать, что евреи владели землей в древние времена, призвав прошлое, а затем представив настоящее как его естественное продолжение. В тех случаях, когда не было обнаружено никакой связи с еврейским прошлым, новые поселения называли в честь сионистских лидеров или известных еврейских и нееврейских деятелей, способствовавших основанию государства. Часто в смешанных городах улицы, названные в честь мусульманских или османских героев, заменялись топонимами с еврейским подтекстом. Таким образом, главной улицей Яффо стал Иерусалимский бульвар. Несмотря на то что арабский язык наряду с ивритом и английским был одним из официальных языков государства, он исчез с карты, за исключением арабских деревень в Самарии и Галилее. Но древние арабские наименования на практике не всегда исчезали. Члены правительственного комитета по наименованиям тщетно пытались искоренить из памяти такие из них, как Талбия, Малха, Катамон, Вади-Салиб или Кабри. Жители предпочитали использовать старые знакомые названия, а не искусственные, навязанные комитетом.
То была эпоха гебраизации не только названий населенных пунктов, но также и личных имен. Бен-Гурион принадлежал к незначительному меньшинству, кто гебраизировал свое имя еще в эпоху Второй алии. Подавляющее большинство его коллег сохранили свои изначальные имена, выражавшие их связь с семьей, местом рождения и прошлым. Но для Бен-Гуриона иммиграция в Палестину символизировала возрождение. (Он оговорил, что на его надгробии должны быть только даты его рождения и смерти, а также надпись: «Репатриировался в Эрец-Исраэль в 1906 году».) Теперь Бен-Гурион потребовал, чтобы армейские офицеры и государственные чиновники прошли ту же процедуру, что и он, настаивая на том, чтобы генералы ЦАХАЛа произвели гебраизацию для приведения к присяге Генерального штаба. Таким образом, Игаэль Сукеник стал Ядином, Игаль Пайкович стал Алоном, а Шимон Кох – Авиданом. «Я изменил свое имя несколько дней назад и, таким образом, также изменил свой статус», – писал Ури Хайнсхаймер из нового Министерства юстиции, выбравший имя Ядин[176]. Многие новые иммигранты, особенно молодые, также участвовали в этом символическом отказе от своей старой идентичности, приняв новую, которую они считали более подходящей для данного места и времени. Еврейское имя избавило их от принадлежности к этнической диаспоре и перекинуло мостик в зарождающееся израильское общество. В большинстве случаев решение о переходе к новым именам было коллективным, принималось всей семьей. В то же время было много тех, кто предпочел сохранить свое старое имя с его памятью о прошлом. Для переживших Холокост сохранить свои имена означало сохранить имена и воспоминания погибших семей. Таким образом, гебраизация имен людей удалась лишь частично, в основном в армии и государственном аппарате.
Во время создания государства около 70 % еврейского населения говорило на иврите. С приходом волны массовой иммиграции этот процент упал. Очень немногие репатрианты говорили на иврите. Хотя, например, выходцы из Йемена знали иврит из уроков в хедере, но для них он не был разговорным языком. Женщины, не учившиеся в хедере, не владели ни разговорной речью, ни чтением, ни письмом. Необходимость преподавать иврит тысячам иммигрантов как жизненно важный инструмент для их интеграции в социальную, экономическую и культурную жизнь была очевидна. Но для достижения этой цели потребовались значительные человеческие и другие ресурсы, а также готовность иммигрантов уделять этому время. В лагерях иммигрантов были созданы ulpanim (ulpan – ед. число, школы для интенсивного изучения иврита). Учителями были в основном новые иммигранты, которые работали учителями в своих родных странах. За прошедшие годы через ульпаны прошли десятки тысяч студентов, в основном образованных людей с профессией. ЦАХАЛ также создавал ульпаны, чтобы солдаты могли общаться на иврите. Другие, менее интенсивные курсы иврита часто преподавали добровольцы или женщины-солдаты, которые не имели опыта в качестве учителей и пытались работать с уставшими, удрученными людьми, не всегда справлявшимися с поставленной задачей. Периодические призывы к добровольцам преподавать язык взрослым указывают на то, что таких добровольцев было мало.
На улицах городов звучала смесь языков. Чтобы дать иммигрантам представление о том, что происходит в стране, государственное радио Kol Yisrael («Голос Израиля») ввело передачи на их языках в качестве частичного, временного решения. Тем временем процветали газеты на иностранных языках. Были изданы десятки газет и журналов на разных языках. В городах открывались библиотеки с книгами на всех мыслимых наречиях. Театр и другие развлечения были представлены на идише. Фанатики иврита были встревожены: иностранные языки захватили общественную арену! Эта реакция была возвратом к периоду ишува, когда легион защитников языка протестовал против использования немецкого или идиша на улице. Теперь опасность казалась еще большей: какова будет судьба иврита среди иммигрантов, которые скоро станут большинством? Это беспокойство было сильно преувеличено, поскольку на самом деле распространение иврита находилось на пике благодаря детям, которые изучали его на всех уровнях образования и приносили домой, иногда отказываясь говорить со своими родителями на их родном языке. Юморист Эфраим Кишон, новый иммигрант из Венгрии, который выучил иврит в Израиле и через несколько лет стал сочинять на нем свои произведения, однажды написал, что в Израиле дети учат своих матерей их родному языку. Эта емкая фраза отражала реальность страны иммигрантов, где огромные усилия предпринимались людьми для интеграции в господствующую культуру.
Учитывая эту реальность, трудно понять опасения должностных лиц Министерства образования, которые запретили выпуск любых ежедневных газет на идише до 1957 года (они разрешили выпуск еженедельников и газет, выходящих не более трех раз в неделю) и пытались запретить
