частью жизни многих поколений. Иммиграционный процесс разрушил семью и подорвал авторитет старейшин и глав семей. Религия потеряла доминирующий статус, и весь образ жизни иммигрантов оказался под угрозой.
В культуре иммигрантов были некоторые элементы, которые израильское общество считало просто неприемлемыми, – например, замужество юных девушек, многоженство и неполноценное положение женщин в семье. В этих случаях столкновение между старыми устоями и новыми требованиями было неизбежным. Но что касается всех других аспектов культуры иммигрантов мизрахи, сомнительно, чтобы была необходима ускоренная модернизация. Израильские советники, учителя и военные офицеры пытались навязать иммигрантам нормы и стандарты поведения, противоречившие тому, что те привезли из своих стран. Ценности отложенного вознаграждения и то, что социологи называют «синдромом достижения», – типичные черты современного жителя Запада, – были чужды многим иммигрантам, им было трудно к ним адаптироваться. Первая встреча привела к тенденции среди молодого поколения ассимилироваться с коренными израильтянами – процесс, ставший позже известным как hitashkenazut (превращение в ашкенази). Но со временем, по мере того как иммигранты стали чувствовать себя в Израиле как дома и стали более уверенными, они вспомнили о прошлых оскорблениях, о горечи утраты идентичности и теперь потребовали признания утерянных элементов своей изначальной культуры.
Не только иммигранты из исламских стран утратили свои доиммиграционные культурные корни. Для иммигрантов из Восточной Европы знакомство с культурой ветеранов ишува, отличной от той, в которой они выросли, потребовало изменений в их образе мышления, а также в поведенческих и культурных нормах. Но поскольку большинство из них происходило из еврейского общества, разрушенного войной и Холокостом, изменение идентичности, произошедшее в Израиле, было менее травматичным, чем для тех, чья идентичность была нарушена только тогда, когда они столкнулись с израильской реальностью.
На конференции 1966 года в Еврейском университете в Иерусалиме была сделана одна из первых попыток осмыслить политику «плавильного котла» и ее результаты. В отличие от их первоначальной враждебной реакции на шок массовой иммиграции ветераны ишува теперь имели более уравновешенное мнение о мошавах и поселенцах из городов развития как о «пионерах поневоле», а также некоторое понимание трудностей абсорбции и тягот новых репатриантов. Принявшие участие в данной конференции социологи и антропологи подняли вопрос о возможности отхода от политики «плавильного котла», которая привела к «скороварке», что повлекло за собой быстрые изменения в традиционных культурах. Они больше склонялись к тому, что называли «чолнтом» (имеется в виду традиционное еврейское тушеное блюдо, оно обычно варится на медленном огне в течение ночи). То есть они рекомендовали замедлить процесс модернизации и проводить его с вниманием к традиционной культуре, лидерам общины и всей социальной структуре сообществ иммигрантов.
Это было первое обсуждение возможности возникновения в конечном итоге израильской культуры, плюралистической, не основывающейся исключительно на традициях ишува. Участники конференции не были полностью уверены в том, как будет выглядеть плюралистическая культура, но сама постановка вопроса отражала их несогласие с культурным давлением на иммигрантов и сопровождалась требованием признания права иммигрантов на своего рода автономию. В этой дискуссии также впервые был поднят вопрос о внутреннем противоречии между двумя национальными целями: расселением населения и mizug galuyot, интеграцией различных сообществ. Окраинные районы были заселены в основном представителями мизрахи, а центр страны – ашкеназами. Иммигранты предпочитали жить в однородных поселениях, основанных на родственных связях, что смягчало тяготы абсорбции. Только 2 % израильтян-старожилов уехали жить в отдаленные районы. «Сегодня ишуву нечем гордиться. Ценности, которые он прославлял до создания государства, в настоящее время всего лишь декларация»[173], – заявил Мордехай Бен-Порат, бывший сотрудник Mossad Leʻaliya[174], будучи сам иммигрантом из Ирака. Бен-Порат имел в виду нежелание старожилов откликнуться на призыв государства жить в отдаленных районах, но, похоже, его словами можно описать и отношение ветеранов к проекту массовой иммиграции в целом.
Факторы социализации: школа, армия, политика
После начала 1950-х годов, когда власти утратили контроль над иммиграцией, процесс стал организованным и упорядоченным, но притом необходимость социализации по-прежнему игнорировалась. Вместо этого власти сосредоточились на основных потребностях. Остальное должно было произойти само по себе. Тем не менее был запущен процесс социализации, незавершенный, небезупречный, но эффективность которого с годами росла. Основными факторами социализации были школа, армия и политика. С первозданным энтузиазмом, сопровождавшим прибытие тысяч иммигрантов, «рабочее движение» решительно и самоотверженно работало над созданием системы образования в иммигрантских лагерях. Незамедлительно последовал протест, поскольку учителя без колебаний посоветовали ученикам отрезать пейсы, выбросить шляпы и отвернуться от религиозных традиций. Мальчики и девочки сидели в одном классе и приучались отвергать традиции своих предков. Учителя, выходцы из рабочего движения, считали это важным шагом на пути к модернизации. Но для религиозных партий такое было равносильно принуждению религиозных евреев к отступничеству и затронуло самую близкую их сердцу проблему. Было немыслимо, чтобы соблюдающие евреи в Израиле не получали религиозного образования, а вместо этого были вынуждены учиться в нерелигиозной среде.
Больше всего это коснулось йеменских евреев, которые принадлежали к ревностно соблюдающим традиции. Попытка воспитать их в светском духе или обеспечить религиозное образование под эгидой нерелигиозной организации, такой как Histadrut, была воспринята религиозными партиями как принуждение. Этот вопрос имел более чем духовное значение, поскольку религиозные партии видели в соблюдающих иммигрантах источник политической власти, который позволил бы им расширить свою фракцию. Mapai, со своей стороны, стремилась расширить электоральное влияние через образование в духе рабочего сионизма. Обе стороны заявили о праве давать образование детям Израиля. В итоге был достигнут компромисс, заключающийся в том, что в лагерях для иммигрантов, в которых проживают йеменские евреи, будет религиозное образование, предоставляемое религиозным движением, в то время как в других лагерях родители могут выбирать поток, в котором будут обучаться их дети, в ответ на различные обещания материальной помощи от двух политических фракций.
В лагерях маабарот повторился тот же конфликт. Эти споры объединили культуркампф[175] с борьбой за голоса и в итоге привели к правительственному кризису, демонтажу образовательных потоков и созданию систем государственного и государственно-религиозного образования, находящихся в ведении Министерства образования. Разобщенность правящей элиты в этом вопросе и межпартийная борьба за голоса иммигрантов стали важным уроком израильской политики. В стране иммигрантов школа, как правило, самое мощное средство социализации, но в Израиле она оказала лишь ограниченное влияние либо из-за разделения нерелигиозного и религиозного образования, либо из-за потери образовательного импульса, заложенного еще в догосударственный период.
Еще одним фактором социализации первого порядка был ЦАХАЛ. Именно в армии молодые иммигранты встречали детей израильтян-ветеранов, и даже если израильтяне проявляли большое высокомерие по отношению к новоприбывшим, их общая военная служба поддерживала братство между
