двумя группами. Солдаты-иммигранты, возвращающиеся домой со службы, приносили с собой иное поведение, новые идеи и лучшее понимание израильской жизни. В результате возникли столкновения между старшим поколением, которое оставалось верным патриархальным традициям, и молодым поколением, отвергавшим их.
Третьим фактором социализации была политическая система. В 1960-х годах люди из волны массовой иммиграции уже состояли в политических партиях, включая правящую партию, и работали в муниципалитетах. Некоторые даже достигли руководящих должностей. За новыми репатриантами «охотились» все партии, и их право голоса приобретало особую силу как часть процесса социализации. Подобно тому, как старожилы Израиля знали, что в обмен на «правильное» голосование обещают выделить землю, новоприбывшие быстро поняли, что могут сменить роль и потребовать свой кусок политического пирога, поскольку представляли широкие массы. Интеграция в политику продемонстрировала понимание секретов израильского правительства и способность использовать демократическую систему в интересах клиентов системы абсорбции.
Существовала ли дискриминация мизрахи? Были ли у европейских репатриантов лучшие условия для абсорбции, чем у их собратьев из исламских стран? У репатриантов из Восточной Европы имелось несколько преимуществ. Во-первых, они приехали раньше и получили жилье в покинутых арабских городах и кварталах в центре страны. Во-вторых, эта алия состояла в основном из молодых людей – как следствие отбора, вызванного Холокостом, – среди них почти не было пожилых людей. Семьи были небольшими, и женщины большей частью работали. В некоторых случаях экономическое положение семьи еще более улучшилось за счет репарационных выплат из Германии, которые стали поступать в конце 1950-х годов. Эти иммигранты были менее образованны, чем иммигранты из Восточной Европы, прибывшие до войны, но образованнее, чем иммигранты из исламских стран. У них также было личное преимущество: люди, которые осуществляли их абсорбцию, также прибыли в основном из Восточной Европы. Идиш был лингва-франка европейских евреев, и он значительно облегчил контакт между иммигрантами и представителями израильской бюрократии. Даже если не было намеренной дискриминации, все же было определенное преимущество для тех, чей язык был понятен. Кроме того, как предполагалось ранее, у многих новых иммигрантов были родственники, друзья или ландслейты с контактами в израильском обществе. Здесь протекция была обычным делом, и люди с контактами пользовались преимуществом. Более того, после алии из Польши в 1958 году иммигрантам из Восточной Европы принято было предоставлять лучшие условия для абсорбции из опасения, что в противном случае они либо вовсе не приедут, либо покинут Израиль, тем самым дискредитируя алию.
Иммигранты из исламских стран приехали большими семьями, часто с пожилыми людьми. В большинстве семей был один кормилец. Чем позже они приезжали, тем больше была вероятность, что их поселят далеко от центра страны. Уровень их образования был очень низким, и у большинства из них не было профессии, подходящей для израильских условий. Те, кто уже достиг достаточно высокого уровня в странах своего происхождения (например, горожане из Ирака), смогли найти себе место в Израиле и всего за несколько лет сумели добиться экономической стабильности, высшего образования и видного места среди израильской интеллигенции. Но подавляющему большинству пришлось преодолевать долгую и мучительную полосу препятствий. В частности, у марокканских иммигрантов были большие трудности. В Израиль иммигрировала не вся марокканская община; ее элита, которая была частью образованной городской буржуазии в Марокко и преуспевала в бизнесе, предпочла иммигрировать во Францию или Канаду. Таким образом, в первых двух волнах иммиграции в Израиль прибыли представители низших слоев марокканской общины. Они не имели образования и профессии, подходящих для современной экономики. Когда представители еврейско-марокканского среднего класса, проникнутые французской культурой, приехали в Израиль в 1960-х годах, то оказались жертвами стереотипов, распространившихся на всех марокканских иммигрантов. Марокканские евреи усвоили концепцию колониального строя, ставившую европейцев на вершину шкалы. Они приехали в Израиль с чувством негодования по отношению к европейцам, которое проявлялось среди прочего в оскорблениях и дискриминации. Тот факт, что по сравнению с другими иммигрантами они были более отсталыми, усиливал их разочарование и гнев. Они воспринимали требование принять ценности общества, измениться и приспособиться к современности как оскорбление и отказ принять их такими, какие они есть, – отказ, бывший одновременно и социальным, и культурным.
Государство Израиль взяло на себя всю ответственность за абсорбцию. Можно ли было избежать патернализма и бюрократии, из-за которых иммигранты так ненавидели систему? Похоже, недостатки системы были изначально заложены в ее предназначении. Невозможно было бы за такое короткое время переселить множество различных групп населения, столь разнообразных в культурном отношении, в бедную страну без ресурсов и опыта приема людских масс вне руководства сверху, в обстановке, которая походила на полувоенную. Такой процесс не мог быть осуществлен без разрушения существовавших патриархальных, религиозных и культурных традиций, без посягательств на достоинство иммигрантов и без глубокого недопонимания самих основ человеческих отношений и социальных моделей.
В каждой стране иммигранты воспринимают такой опыт как очевидный, как одно из условий иммиграции. Но не в Израиле. Здесь они видели себя не пришельцами, ищущими новую родину, а членами еврейской нации, возвращающимися к себе домой. Они ожидали теплого, сочувственного приема от своих собратьев, но никак не понижения статуса, ущерба традициям и семейной структуре, а также оскорблений и снисходительного отношения к себе. Разрыв между их, быть может, радужными ожиданиями и реальностью, с которой они столкнулись, вызвал сильное озлобление. И их чувство обездоленности, ущемления и унижения не исчезло с годами; оно передавалось из поколения в поколение как часть культуры мизрахи в Израиле. Как оказалось, первое поколение иммигрантов с годами развило чувство гордости и сформировало представление о том, что они пионеры поселений на окраинах страны. Именно их дети, получившие образование в государстве, усвоили чувства оскорбленности и гнева, которые заложили в основу своей идентичности. Достигнув совершеннолетия, эти молодые люди изменили порядок, существовавший в стране.
Израильское общество середины 1960-х отличалось от общества 1948 года. Оно было гораздо более разнообразным, как в этническом, так и в культурном отношении. Правящая ашкеназская социалистическая элита больше не была единой. В результате более тесного, чем в прошлом, контакта с внешним миром внутриобщественная борьба наряду с изменениями культурного климата привела к росту индивидуалистических настроений. Коллективизм перестал быть определяющим фактором. Это общество, в котором влияние прежней социалистической культуры ослабло, теперь стало более толерантным и разнообразным. Благодаря этому сдвигу процесс абсорбции медленно и безболезненно завершился. С этого времени больше внимания уделялось не «абсорбции», а скорее «пропасти» между богатыми и неимущими.
11
Культура и нормы в развивающемся обществе
Первые 19 лет существования Государства Израиль были отмечены высокой динамикой, быстрыми изменениями и конфликтами, затрагивавшими как ментальность,
